Сербский генерал Младич. Судьба защитника Отечества - Лилиана Булатович

— Господин генерал, благодарю вас, что нашли время на какой-то момент отвлечься от войны и поговорить о мире!

— Этот разговор был слишком краток, чтобы я мог высказать всё то, что я желаю передать греческому народу. Желаю, чтобы везде наступил мир, а в первую очередь на нашей земле. Ещё древние мудрые греки говорили, что нет ничего дороже жизни, и жизнь надо ценить и беречь. Важнее жизни только свобода. Это знали ваши предки, надеюсь, что знают и нынешние поколения.

Войну с шахматами не сравнить

«Шахматы это искусство, игра духа, творчества. Интеллектуальный спорт для одарённых, что не значит, что и я одарён», — скромно говорит о себе командующий Сербской армией генерал-подполковник Ратко Младич, известный своим страстным увлечением шахматами в те редкие минуты, когда это позволяют ему повседневные обязанности. «Злейший» его противник — генерал-майор Милан Гверо, помощник командующего ГШ АРС.

— Больше всего я люблю поиграть с бойцом в окопе. Самые лучшие партии, которые я сыграл в жизни, были сыграны в окопах с моими бойцами-герцеговинцами, на позициях над Мостаром, в прошлом году.

— И каково же играть в шахматы в такой ситуации?

— Прекрасно! Немного постреляешь, немного поиграешь, ну и вот так… ничего страшного.

— А вы выигрывали или проигрывали?

— Я всегда победитель, для меня победа — это когда я играю в шахматы со своими бойцами. Конечный итог тут вообще не важен, потому что важно только то, что мы сыграем эту партию, что даже в тяжелые минуты найдём немного времени для шахмат.

Генерал Ратко Младич упражняется в «войне на 64-х клетках» в перерывах между важными переговорами, повседневными воинскими задачами, пока другие используют это время, чтобы отдохнуть. В войне, да и в шахматах, командующий сербской армией есть человек победы! Признаётся, что если его первая партия проходит плохо, он иногда не позволяет противнику прекратить игру, хотя бы до сравнения счёта. Конечно, за исключением тех случаев, когда он играет с шахматистами-профессионалами, гроссмейстерами…

А он со многими из них испробовал свои силы в шахматах, первым ещё в далёком 1959 году был гроссмейстер Бора Ивков на сеансе одновременной игры. Были его противниками и знаменитые шахматисты, такие как чемпионы мира по шахматам гроссмейстеры Тигран Петросян, Василий Смыслов, Михаил Таль на сеансе одновременной игры по случаю Шахматной олимпиады в Скопье в 1970-х гг.

В шахматы, один из его любимых видов спорта наряду с плаванием, настольным теннисом и футболом, он начал интенсивно играть в 1953 г. Больше всего о шахматах он узнал от своего учителя в средней школе Драгана Бабича: «Он любил шахматы и отлично играл, а глядя на него ещё некоторые крутые парни в моей школе часто играли в шахматы».

С генералом Младичем получается так, что многие считают, что знают его, но, в сущности, они его не знают. Многие всемирно известные полководцы были страстными и хорошими шахматистами. Не является ли каждая шахматная партия какой-то своеобразной битвой или хотя бы её суррогатом?

— Шахматы это война фигур. Но все-таки настоящую войну ни с чем нельзя сравнить, это такая опасная вещь, что даже само слово стоило бы убрать из всех словарей, а не сравнивать с шахматами. Лучше бы мы вели войну на 64 чёрно-белых клетках вместо той настоящей войны, которую нас вынудили вести.

В Книне я осознал: у сербского народа должно быть своё государство!

Эта война — огромный опыт и огромное предостережение сербскому народу. Поэтому о её уроках нужно говорить как можно чаще, чтобы следующие поколения не жили, как мы, во мраке. Хотя сербскому народу войну объявили Франьо Туджман и Алия Изетбегович, и поэтому она, без сомнения, является народно-освободительной, здесь есть и определённая специфика по сравнению с предыдущими войнами, которые сербский народ вёл, защищая свою целостность, независимость, свободу и государственность.

Во-первых, эта война ведётся против так называемого внутреннего врага, который сербов знает лучше, чем все враги предыдущих войн. Во-вторых, наш враг прекрасно вооружён. Все использованные в этой войне системы и оружие — продукт самых современных военных технологий в мире. И в-третьих, впервые сербский народ борется за свои права под сильнейшим международным давлением и в обстановке тотальной блокады.

Эта война — отрезвление и для офицеров бывшей ЮНА, ибо в академиях, которые мы закончили, нас ничему подобному не учили. Нас обучали, как отвечать на внешнюю агрессию, а не на кровавую гражданскую войну в своём государстве. Но ситуация в обществе отразилась и на ЮНА: поскольку сепаратистские движения в Словении и Хорватии имели глубокие корни, то и некоторые офицеры словенской и хорватской национальности, а затем и македонцы, и мусульмане с готовностью встретили и приняли распад СФРЮ.

Сегодня, после такого горького опыта, когда мы более внимательно анализируем ситуацию в обществе, а значит и в армии, несколько десятилетий тому назад, обнаруживаем, что в ЮНА существовали две категории офицеров: одни зарабатывали звания своим трудом, а другие молниеносно продвигались по службе независимо от специальности и заслуг, в эту категорию офицеры попадали по национальной квоте, которых я в шутку называю «процентными офицерами».

Возможно, нам и повезло, что эти офицеры в больших чинах, но недоучки в профессиональном смысле, которые приносили медицинские справки всякий раз, когда были учения, стрельбы и проверки, перешли на другую сторону. А мы, как сказал бы мой друг Ивица Матич, «познав муштру», прошли все должности — от командира взвода до самых высших и получали досрочные звания только на войне, — остались на сербской стороне. Поэтому, впрочем, наша сторона и побеждает.

Во время войны выкристаллизовалось то, о чём я предупреждал и в 1975 году и за что был неоднократно наказан: понимание, что Территориальная оборона[71] была разрушителем ЮНА. Это была «армия», которая занималась пчеловодством, офицеры там в основном получали звания досрочно.

С замечанием, что югославская армия и первой, и второй Югославии распалась, а истинные победы завоёваны только сербской армией, генерал Младич согласился и добавил:

— У Вас была возможность на своей шкуре почувствовать, как относились ССНО[72] и Генштаб ЮНА к защите СФРЮ. Там сидели люди с высшими званиями, которым платили, чтобы они защищали это государство. А они только перебрасывали мячик политикам, политики — партиям, а те во всём винили офицеров, называя их «коммуняками». СФРЮ и армия с подобным руководством не могли закончить по-другому, ибо нас слишком долго пичкали догмой о Югославии, в то время как другие готовились к созданию своих национальных государств.