История Петербурга в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

Великосветская молва приписывала Пушкину и некоторые стихи знаменитого кадетского «Журавля» – любопытного собрания стихотворного фольклора военных учебных заведений дореволюционной России. Многие из стихов этой бесконечной поэмы обо всех гвардейских полках, как в столицах, так и в провинции, вошли пословицами и поговорками в петербургский городской фольклор. Традиция приписывать авторство этих стихов наиболее известным и прославленным поэтам была повсеместной. Наряду с Пушкиным, авторами «Журавля» в разное время и в разных кадетских корпусах считались и Державин, и Полежаев, и Лермонтов. Правда, у последних было некоторое преимущество по сравнению с Пушкиным. Они учились в военных училищах. Лермонтову, например, как бывшему кадету Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в Петербурге, согласно легендам, отдается безусловное право на авторство песни «Звериада», в которой высмеивались все должностные лица школы, начиная с самого директора. Эту песню кадеты школы распевали, окончательно покидая её после выпуска. На Лермонтова это было похоже. И в Школе, и во время службы в лейб-гвардии Гусарском полку он вел себя вызывающе и не всегда предсказуемо. Не однажды подвергался аресту. В 1840 году за дуэль с Варантом был в очередной раз арестован и сидел в Ордонансгаузе на Садовой улице. Кстати, через много лет среди петербургских военнослужащих распространилась легенда, что и Достоевский, будучи кадетом Инженерного училища, «сидел чуть ли не там же, где и Лермонтов». Воистину, тот не солдат, кто не сидел на гауптвахте.

Михаил Юрьевич Лермонтов

Лермонтов был младшим современником Пушкина. Он происходил из старинного шотландского рода, один из представителей которого служил наёмником в польской армии и был захвачен в плен русскими в 1613 году. В свою очередь, этот предок поэта вёл своё происхождение от некоего Лермонта, в роду которого, как утверждают легенды, ещё в далеком XIII веке был шотландский поэт, «получивший поэтический дар от сказочной королевы-волшебницы». У Лермонтова этот волшебный дар проявился столь рано, что уже к семнадцати годам в его творческом багаже было около трехсот стихотворений, пятнадцать больших поэм, три драмы и один рассказ. В сложной системе генеалогических связей русских дворянских родов Лермонтов приходился пятиюродным братом жене Пушкина Наталье Николаевне.

Впервые в Петербург Лермонтов приехал в 1832 году, бросив учебу в Московском университете. К этому его вынудили «частые столкновения с московскими профессорами». Своё образование он собирался продолжить в столичном университете. Но петербургские чиновники отказались засчитать Лермонтову два года его учёбы в Москве, и тогда Лермонтов решил избрать военную карьеру. Осенью того же года «недоросль из дворян Михайла Лермонтов» был зачислен в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.

К окончанию военного училища характер Лермонтова не изменился. Ему ничего не стоило оскорбить эпиграммой кого-нибудь из знакомых, а потом ждать, когда тот оскорбится и попробует выяснить с ним отношения. Тут же следовал вызов несчастного на дуэль. Так произошло с сыном французского посланника Эрнестом де Варантом, которому стала известна эпиграмма Лермонтова:

Ах, как мила моя княгиня!За ней волочится француз.

«Княгиней» была юная Машенька Щербатова, в которую был влюблён Лермонтов. Впрочем, любовь была не особенно серьёзной. Во всяком случае, в Петербурге ходили разговоры о том, что, «избегая уз брака», Лермонтов на коленях умолял свою бабушку Е.А. Арсеньеву не разрешать ему этой женитьбы. Юный «француз», который, как сказано в эпиграмме, за ней «волочился», оскорбился всерьёз. Последовал конфликт. Он разгорелся на балу в доме Лаваля. Слово за слово, и Лермонтов «бросил перчатку» Варанту. К счастью, та дуэль закончилась ничем, если не считать ссылки на Кавказ.

Известный исследователь творчества Лермонтова Ираклий Андроников рассказывает легенду о том, что перед отъездом на Кавказ Лермонтов заехал проститься с друзьями в гостеприимный дом Карамзиных. Там, стоя у окна, он будто бы загляделся на проплывающие над Фонтанкой весенние тучи. И будто бы тут же сочинил и прочитал стихотворение:

Тучки небесные, вечные странники!Степью лазурною, цепью жемчужноюМчитесь вы, будто как я же, изгнанникиС милого севера в сторону южную.

Как известно, с Кавказа Лермонтов не вернулся. Он погиб в Пятигорске, на дуэли со своим другом Мартыновым. Убийца поэта доживал свой век в Киеве и, как утверждает фольклор, поражал всех знакомых удивительно «траурными глазами». Искупить свою вину перед убитым им поэтом ему так и не удалось. Если верить киевским легендам, Лермонтов до самой смерти Мартынова «приходил к нему по ночам и кивал при луне у окна головою».

Лермонтов погиб в возрасте двадцати семи лет. В этой связи мистически пророческим выглядит родовой герб Лермонтовых. Щит герба представляет собой золотое поле, в котором «поставлено остроконечием вверх стропило чёрного цвета с тремя на нем золотыми четырёхугольниками; под стропилом чёрный цвет». Напомним, что чёрный цвет в геральдической символике означает землю и могильный холод. Но и это ещё не всё. Внизу щита имеется девиз: Sors mea Jesus, то есть «судьба моя Иисус».

Одним из самых модных в художественных и литературных кругах Петербурга того времени считался салон Оленина в собственном его доме на набережной Фонтанки (сейчас это дом 101, а по нумерации пушкинского Петербурга – 125). Желанными гостями здесь постоянно были Крылов, Гнедич, Кипренский, Грибоедов, братья Брюлловы, Батюшков, Стасов, Мартос, Фёдор Толстой и многие другие. Значение Оленинского кружка очень скоро переросло значение дружеских собраний с танцами, играми и непременным обеденным столом. Здесь рождались идеи, возникали проекты, создавалось общественное мнение. Это был один из тех культурных центров, где исподволь формировался наступивший XIX век, названный впоследствии «золотым веком» русской культуры, веком Пушкина и декабристов, «Могучей кучки» и передвижных выставок, веком Достоевского и Льва Толстого.

В то же время о хозяине этого гостеприимного дома президенте Академии художеств и первом директоре Публичной библиотеки, историке, археологе и художнике Алексее Николаевиче Оленине в Петербурге ходили самые невероятные легенды. Будто бы этот «друг наук и искусств» до восемнадцати лет был величайшим невеждой. Будто бы именно с него Фонвизин написал образ знаменитого Митрофанушки, а с его матери – образ Простаковой. И только дядя Оленина якобы сумел заметить у мальчика незаурядные способности. Он забрал его у матери и дал блестящее образование. По другой легенде, на самого Оленина произвела сильное впечатление увиденная им в юности комедия «Недоросль». Именно она будто бы заставила его «бросить голубятничество и страсть к бездельничанью» и приняться за учение.

Между прочим, Денису Ивановичу Фонвизину и его бессмертной комедии Петербург обязан появлением известной пословицы «Умри, Денис, лучше не напишешь» в значении наивысшей похвалы, хотя и с некоторым оттенком иронии. Согласно преданию, пословица родилась из фразы, будто бы произнесенной Григорием Александровичем Потёмкиным при встрече с писателем: «Умри теперь, Денис, хоть больше ничего не пиши: и имя твоё бессмертно будет по одной этой пьесе». Остается только догадываться, почему эту фразу фольклор приписал Потёмкину, который и Фонвизина не любил, и в Петербурге не был во время представления «Недоросля».

Фонвизин прожил недолгую жизнь. К сорока пяти годам был больным, полупарализованным человеком. Рассказывали, как он ездил в тележке перед университетом и кричал студентам: «Вот до чего доводит литература! Никогда не будьте писателями! Никогда не занимайтесь литературой!».

Но вернемся к Оленину. Род Олениных по мужской линии известен из «Дворянской родословной книги», составленной ещё при царе Алексее Михайловиче. Первым из известных Олениных был некий Невзор, живший в первой половине XVI века. Однако есть и иная версия происхождения рода. Герб Олениных выглядит следующим образом: в центре – щит, на золотом поле которого изображён чёрный медведь с сидящей на его спине девушкой в красной одежде и с царской короной на голове. В верхней части герба над щитом находятся рыцарский шлем и дворянская корона, увенвенчанные двумя оленьими рогами. В сложную гербовую композицию включены и другие медведи: один стоит на задних лапах и нюхает розу, два других поддерживают щит по обе его стороны.

Алексей Николаевич Оленин

Многосложный рисунок герба является иллюстрацией к древней ирландской легенде о короле из рода О’Лейнов. Согласно легенде, умирая, король поделил всё своё имущество между сыном и дочерью. Но брат, помня о старинном предсказании, что ирландский престол займет женщина, после смерти отца схватил сестру и бросил в клетку с медведями. Девушка не погибла. Она протянула медведям благоухающую розу и пленила их сердца. Тогда брат, смягчившись, выпустил сестру, но вскоре сам погиб. Сестра стала королевой Ирландии, но продолжала жить среди медведей. У О’Лейнов были враги, которые претендовали на трон, и поэтому начали преследовать девушку. Тогда, чтобы спасти её, медведица посадила девушку на спину и переправилась с ней через пролив во Францию. Уже оттуда потомки королевы перебрались в Польшу, а затем, при царе Алексее Михайловиче, в Россию, где стали Олениными.