Первородный грех. Книга первая - Мариус Габриэль

Пуля прошивает ствол кактуса, оставляя на нем рваную дыру. По пустыне катится эхо. Испуганные птицы срываются с мест. Плечо чувствует отдачу. Все вокруг погружается в еще более звенящую тишину.

Джоул снова целится и снова стреляет. Опять чувствует отдачу. Еще одна дыра в теле кактуса. Его теле. Кактус, который он так любит, содрогается от удара пули.

Пот застилает глаза. Закипающая в нем ярость требует выхода. Он устанавливает переводчик винтовки в режим автоматического ведения огня и собирается с духом. Его зубы оскалены, он почти ничего не видит. Сагуаро представляется ему темным расплывчатым силуэтом на фоне кроваво-красного мира.

Джоул кладет палец на курок и изо всех сил нажимает на него.

Пули буравят кактус и землю у его основания. Во все стороны летят зеленые куски его мягкой плоти. Оглушительный треск бьет в уши, в грудь, пронзает мозг. Еще до того как пустеет магазин, гигантский сагуаро, подрезанный очередью, начинает заваливаться.

Одновременно с последним выстрелом его многотонная махина ударяется в землю. Он так и лежит – с распростертыми в пыли руками-отростками.

Леннокс опускает винтовку и тяжело садится на ступеньку крыльца. Он задыхается. Его душит ярость, отчаянная и отвратительная. Он почти убил себя. Почти. С самого дня своего рождения он стал жертвой. И вот сейчас он чуть не снес себе башку на крыльце собственного дома.

Джоул пытается что-то сказать. Его истерзанная диафрагма не позволяет ему сделать это. Наконец дар речи возвращается к нему.

– Кто-то, – выдыхает он, – кто-то должен заплатить.

– Да-а? – совсем рядом произносит Джеффриз и негромко смеется. – Да кто же это тебе, мужик, будет платить? Кто?

– Она. Она заплатит, – говорит Джоул, прислоняясь лбом к стволу винтовки. Его лицо становится словно каменным. – Я заставлю ее заплатить.

Беверли-Хиллз

Ей снова снился все тот же сон.

Мама и папа ругались. Лицо мамы было бледным и напряженным, и Иден понимала, что между родителями происходит страшный скандал. Папа кричал. Отвратительные слова. Отвратительные слова про маму.

Иден хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать всех этих мерзостей, но она не могла пошевельнуться.

Потом папа наконец заметил ее. Его лицо налилось кровью. Он встал и начал кричать на нее.

Его губы задвигались, слетавшие с них слова были ужасны. Стены треснули, и начал обваливаться потолок. Дом рушился. Гигантские каменные плиты вот-вот готовы были упасть и раздавить их всех своими обломками.

Она знала, что если ей удастся заставить папу замолчать, то дом перестанет разваливаться и они спасутся. И она закричала, стараясь заглушить его голос.

Она кричала так громко, что, казалось, у нее что-то разорвалось внутри.

И тут Иден проснулась. Мокрая от пота, она, обалдело тараща глаза, сидела в кровати. Сердце бешено колотилось. Тошнота и озноб были невыносимы.

– Я что, кричала? – задыхаясь, спросила она. Но ответить ей было некому.

Трясущимися пальцами она нащупала полоску фольги, осторожно насыпала на нее сероватого порошка, взяла в рот пластмассовую трубку и, щелкнув зажигалкой, поднесла пламя к фольге. Героин, плавясь, начал сублимироваться. Иден жадно втянула в себя густой сладковатый дымок.

Затем, задержав его в легких, она откинулась на подушку и закрыла глаза. У нее было такое чувство, будто в нее вошла ночь, наполнив ее грудь звездами, лунами и планетами. Происходило волшебное таинство алхимии. Ее кровь насыщалась наркотиком и по кровеносным сосудам несла его в мозг. И мозг с благодарностью принимал этот дар. Возбуждая сознание и прогоняя боль и страх. Все исчезло. Осталось только ощущение полета. Свободного парения высоко, высоко в небе.

К Гнилому Расти Фаган приехал около двух часов дня, что было чрезвычайно рано. Клиенты чернокожего Гнилого приходили к нему не раньше трех-четырех. В это время он обычно и вставал.

Тем не менее Гнилой сполз с постели и, как в тумане, поплелся открывать Расти дверь, которая была заперта на дюжину замков и засовов. На это ушло некоторое время.

Наконец дверь распахнулась. Войдя внутрь, Расти с отвращением сморщил нос.

– Боже правый! – проговорил он, пока Гнилой старательно запирал за ним дверь. – У тебя здесь вонища, как в сайгонском публичном доме.

В 1969 году Расти был во Вьетнаме и при каждом удобном случае любил помянуть свое героическое прошлое. Правда, Гнилой как-то разговаривал с двумя братьями, которые тоже были там в шестьдесят девятом, и они рассказали ему, что весь свой срок Расти не просыхал от пьянства в оздоровительном центре Камрань-Бея.

Самое большее, на что он был способен, это трахать вьетнамок, которых без труда можно было купить за кусок мяса или рыбы. Впрочем, как сказали братья, даже если они не хотели ни мяса, ни рыбы, он их все равно трахал. А однажды он изнасиловал тринадцатилетнюю девчонку на бильярдном столе.

Разумеется, Гнилой вовсе не собирался использовать эти сведения против Расти, который был на фут выше и на семьдесят фунтов тяжелее него, да к тому же, если его разозлить, мог стать злобным, как бешеная собака.

Со своей стороны, Расти не питал к Гнилому никаких чувств, кроме презрения, которое он испытывал ко всем наркоманам. Гнилой был торговцем, но респектабельности это ему не добавляло. Бизнесом он занимался лишь для того, чтобы заработать себе на наркотики. Каждую неделю через его руки проходили тысячи долларов, но у него никогда не было и десяти центов, и жил он как свинья. Когда-нибудь легавые его все-таки прищучат, вот тогда-то он взвоет.

Сначала полная кличка Гнилого была Гнилой Зуб. Он получил ее, из-за того что курил марихуану и у него потемнели передние зубы. Но, после того как года три назад он прочно сел на иглу, это прозвище сократилось до просто Гнилой. И оно ему подходило.

Расти взгромоздился на стол и смерил Гнилого пренебрежительным взглядом.

– Товар у тебя?

– Естественно.

– Тащи.

Они взвесили героин и сцепились по поводу цены. Гнилой не любил Расти Фагана. Расти был пройдохой и пижоном.

Расти предпочитал иметь дело со смазливыми «телками» И строить отношения с ними на очень доверительной основе. Он предпочитал иметь только одну, но очень надежную клиентку. Вот сейчас он как раз и был занят тем, что делал из Иден ван Бюрен такую «очень надежную клиентку». Не так давно он встретил ее в лос-анджелесском университете и сразу понял, что долго она там не задержится.

Первым делом Расти скупил наркотики у местных торговцев, причем довольно дешево, так как он приобретал товар большими партиями. Затем стал продавать их Иден по дозе за раз, имея при этом около двух тысяч процентов навара. Он так организовал дело, что, когда Иден пыталась приобрести наркотик в обход него, всегда оказывалось, что тот или иной продавец только что продал последнюю дозу или как раз ожидает новых поступлений.