Первородный грех. Книга первая - Мариус Габриэль

– Сделать такое с монастырем… – Она беспомощно развела руками. – Это уже не политика. Это варварство.

– Он уже никогда не откроется снова, – уверенно сказала Мерседес. – Если, конечно, народ победит в этой войне. Может быть, здесь устроят склад, а может, атеистический музей, как поступили с церквями в России. Но ни заутрень, ни вечерен здесь уже больше не будет.

– Словно возвращается мрачное средневековье. Мне страшно.

– Но наши враги тоже сжигают церкви, хотя они постоянно твердят, какие они добропорядочные католики. А Гитлер, вон, сжигает все синагоги. Да и Муссолини держит Папу Римского в кулаке. Так что если уж мрачному средневековью и суждено вернуться, то благодаря фашистам, а не «красным».

Губы Матильды снова задрожали. Она посмотрела на почерневшие окна.

– Где теперь все мои подруги?

– А ты бы хотела вернуться? – с любопытством спросила Мерседес. – Предположим, завтра Франко победил и восстановил монастырь, ты бы стала принимать монашеские обеты?

Бледно-голубые глаза Матильды уставились в одну точку.

– Нет, думаю, нет, – после короткой паузы проговорила она. – После всего… что произошло. Но я всегда буду любить Церковь. Так же сильно, как ты ненавидишь ее.

– Я вовсе не ненавижу ее, – рассмеялась Мерседес. Вечерний ветерок трепал ее похожие на извивающихся змей черные волосы. Тонкими загорелыми пальцами она убрала их с лица. – Просто я не хочу, чтобы меня дурачили. Что там за обеты, которые вы даете? Бедности, послушания и безбрачия? Первые два превращаются в богатство и высокомерие. Что касается безбрачия…

– Большинство монахинь и священников свято следуют своим обетам, – холодно сказала Матильда. Мерседес посмотрела на нее с чуть заметной ядовитой усмешкой, от которой ее бросило в краску. – Знаю, о чем ты думаешь. Но там все было не так. Тебе это прекрасно известно.

– Ничего мне не известно, – улыбнулась Мерседес.

– Тогда что ты на меня так смотришь?

– Ну, ты-то, сестра Матильда, особым целомудрием не отличалась. Ведь именно здесь ты научилась своим маленьким шалостям.

– Не будь такой злобной! – в сердцах закричала Матильда. – У нас с тобой все совершенно не так, как…

– Как что?

– Как то, что происходило со мной в монастыре.

– Что ж, конечно, тебе это лучше знать. Должно быть, у тебя были хорошие учителя.

– Нет!

– Нет?

– Верно, всякое случалось. Ведь, в конце концов, мы были всего лишь женщинами, пытавшимися жить жизнью праведников. А это не просто, сама знаешь. Но если подобные вещи происходили, то это было крайне редко. И не так, как ты думаешь! Не так, как… у нас с тобой!

– Ну ладно, ладно. – Глаза Мерседес все еще оставались злыми. – Меня только несколько удивляет твой богатый опыт.

Матильда, задетая за живое бессердечием своей подруги, чуть не плача отвернулась.

– Я люблю тебя. И, если ты до сих пор не поняла этого, значит, ты просто слепая.

– А я-то ломаю голову, уж не собираешься ли ты сделать из меня tortillera.

Это жаргонное прозвище лесбиянок больно резануло слух Матильды.

– Как тебе не стыдно, Мерче! Я вовсе не tortillera! И тебя таковой не считаю.

– Мне казалось, что именно это и называется tortillera, – невинным голосом проговорила Мерседес. – Женщина, которой нравится заниматься любовью с другими женщинами. Которой нравится ласкать их груди и целовать их между ног. Вот как ты меня целуешь.

Пухлые щеки Матильды зарделись. Она снова повернулась и в упор взглянула на Мерседес.

– Тебе, кажется, это тоже нравится!

– А я и не отрицаю. – Взгляд Мерседес слегка затуманился. – Но ведь это в некотором роде извращение.

– Сама же говорила, что ненавидишь мужчин!

– Однако это не значит, что мне хочется заниматься любовью с женщиной.

– Раз так, не прикасайся больше ко мне! – холодно проговорила Матильда. – Я пойду спать на чердак.

– А как же жуки да тараканы, которых ты так боишься?

– Тогда я вообще уйду! И ты меня никогда уже не увидишь.

– Но где еще ты найдешь такую симпатичную маленькую любовницу? – озорно спросила Мерседес. – С такими великолепными грудями и бедрами, как ты говорила мне вчера ночью.

– Зачем ты так? – застонала Матильда. – Как это жестоко с твоей стороны, так издеваться над моей любовью! Но я ничего не могу с собой поделать. Если уж на то пошло, это ты развратила меня, а не я тебя!

Мерседес сделала удивленные глаза.

– Это каким же образом?

– Здесь, в монастыре, у меня никогда не было любовницы. Я никогда ни с кем не спала каждую ночь. Я никогда никого не любила!

– А меня, значит, ты любишь? – склонив набок голову, спросила Мерседес.

– Ты же знаешь, что я тебя боготворю!

Мерседес некоторое время пристально смотрела на монашку, затем ее взгляд начал теплеть. Она протянула к Матильде руки, и та с рыданиями бросилась в ее объятия.

– Ну не надо, – принялась успокаивать подругу Мерседес. – Я ведь только шутила с тобой.

– Иногда ты бываешь такой жестокой! – уткнувшись в ее плечо, всхлипнула Матильда. – Мы вовсе не лесбиянки!

– Мы просто очень на них похожи, – криво усмехнувшись, проговорила Мерседес. – А ты бы предпочла заниматься любовью с мужчиной, если бы у тебя была такая возможность?

– Нет!

– И я нет.

– Но ты еще влюбишься, – шмыгнула носом Матильда. – Ведь меня ты не любишь по-настоящему. Придет день, и ты встретишь своего избранника. И тогда ты обо мне забудешь.

– А он будет уметь делать все то, что умеешь ты?

– Сама его научишь. Скажешь, что тебя научила этому одна монашка.

Мерседес ласково погладила Матильду по щеке.

– Извини, я не хотела тебя обидеть. Просто я не нахожу себе места. Мне так хочется что-нибудь сделать для Испании…

– Знаю.

– И, возможно, я немного ревновала.

Матильда удивленно подняла свое курносое лицо.

– К чему?

– К этой куче обломков, – сказала Мерседес, кивая на развалины монастыря.

Матильда уставилась на нее широко раскрытыми глазами, затем рассмеялась.

– Чудная ты.

Солнце медленно опускалось в море. Вокруг них протянулись пурпурные тени. В золотистых лучах заката Мерседес казалась особенно красивой.

– Я люблю тебя, – прошептала Матильда. – Может быть, я и tortillera, но ты нет. Ты… ты просто Мерседес.

– О, мне очень даже нравится быть tortillera. – Она просунула руку под блузку Матильды и нежно сжала ее пышную грудь. Они стояли и смотрели друг другу в глаза. Мерседес стала осторожно ласкать пальцами сосок монашки, пока он не затвердел и из груди женщины не вырвался стон блаженства. – Пойдем домой, – тихо проговорила она, целуя Матильду в губы. – И посмотрим, хорошо ли я усвоила твои уроки.