Гитлер в Москве - Литературный Власовец

— А чтож не справились с красными? — спросила старуха.

— Погоди, ты же вроде русский язык не знаешь? — удивился бывший штабс-капитан.

— Да, знаю я ваш язык, просто к своему привыкла, произносить трудно, — ответила она, как заметил штабс-капитан говорила она с сильным акцентом.

— А откуда у тебя такая винтовка? — спросила старуха уже на латвийском.

— Немцы дали, — усмехнулся штабс-капитан.

— Что так сразу и дали? — не поверила старуха.

— Нет, просто подошел к их колонне, они уже дальше собирались, и сказал, что тут у нас милиционеры и НКВД-шники засели, попросил винтовку, и патронов. Они сначала мои документы проверили, хорошо, что и старые захватил, когда я еще в царской армии служил. Посмотрели, поговорили да и выдали мне это чудо. И патронов отсыпали.

Они продолжали изредка стрелять, так как основная группа должна была по «тайному ходу» атаковать противников с тыла. Вскоре в самом здании усилилась пальба, но быстро все стихло. Из живых остался только Шлеерсон. Остальных застрелили. «Если враг не сдается — его уничтожают», — это верно и с другой стороны. К русским после немецкого освобождения было двойственное отношение. Прибалтика это все-таки не Кавказ, где кровная месть — обычай и закон. К тем кто перебрался в страны Прибалтики до и после революции отношение было нормальным, русские выучили язык, а куда денешься, если на нем там все говорят. Не будем же мы возмущаться что во Франции, Англии, или Италии не говорят по-русски. А вот когда пришли большевики, и объявили, что теперь они в «семье братских народов СССР», и государственный язык теперь русский, прибалты взвыли. Попробуйте выучить какой-нибудь из прибалтийских языков. Вот и для прибалтов русский был таким же. Ну и впридачу, национализация, коллективизация и все прочие радости сталинского социализма. Поэтому, когда уже на второй день освобождения у прибалтов сформировалась своя полиция, но они не трогали русских. Они искали приехавших к ним «советских». Правда были накладки, несколько молодых людей из полиции, выпив, пошли искать «русскую коммунистическую сволочь». И нашли, дом старого русского промышленника, переехавшего еще в гражданскую, а ныне просто державшего маленький магазин и еще меньшею швейную мастерскую. Старые швейные машинки «Зингер» он сам чинил, и заменял изношенные детали. Его хорошо знали в городе. Но алкоголь и жажда мести русским, плюс желание показать себя, выбили из них эти воспоминания. Он русский, а значит враг. Но когда к нему заявились неожиданные визитеры, то их встретил не только он, но и его соседи. Они сначала пытались решить вопрос мирно, объясняя, что он никакой не коммунист, но видя что те начали избивать русского, да еще пригрозили им намять кости, послали пару человек к управлению полиции. Чем хороши маленькие города, это тем что новости приходят быстро, из полицейского управления несколько молодых людей мгновенно оценив ситуацию, бросились на коллег, избивающих русского. Никто не стрелял, хватило прикладов, и опьянения избивающих. Всех, кроме русского доставили в полицейский участок, а его — в больницу. Назавтра было два судебных процесса. Первый приговорил к расстрелу Шлеерсона, а второй исключил из местной полиции всех молодых людей взятых при незаконном избиении русского, обязал им оплатить его лечение и штраф, плюс, им запрещалось год занимать должности в административных структурах, к коим относилась и полиция. Население встретила приговор одобрительно. Хулиганам не место в полиции.

Германия. Радиостанция «Радио-Фронтир».

Май 1941 г.

Это детище Геббельса представляло собой, как бы разговор русского и немца на передовой, но когда они еще не получили приказа действовать, и этот приказ идти в атаку «естественно» задерживался. Говорили между собой Фриц и Иван. Иван был пламенным коммунистом, а Фриц, как бы фленматичным сторонним солдатом-наблюдателем, комментируя слова Ивана. Игра велась настолько тонко, что и немцы и красноормейцы слушали ее с удовольствием. Передача велась и на немецком языке. Немного переделаных старых анекдотов, немного придуманых новых, к тому же приходили «гости». Англичанин, еврей, француз, араб, и многие другие. Но самое главное было не в идеологическом давлении, а в том чтобы люди расслабились и посмеялись. А поэтому на советские позиции сбрасывали много транзисторов, принимающих эту программу, причем на шкале настройки, она была ярко отмечена с надписью «Радио-Фронтир». Комиссары и особисты конечно изымали вражеские приемники, но массовом порядке поделать ничего было нельзя, советские граждане слушали эту волну, как в Советском Союзе в мире Виктора Сомова «Голос Америки», и «Свободная Европа». А пока что в эфир неслись анекдоты:

— А что ваш фюрер не приезжает к нам? — спрашивает Иван.

— Да, он бы рад приехать, вот только ваши дороги ему препятствуют, — отвечает Фриц, — как он поедет? Если только на танке, на танке к вам можно добраться, но, согласись Иван, не гоже лидеру третьего Рейха в гости на танке ехать.

— А что! Очень даже гоже, главное танк раскрасить как — надо, — высказал свое мнение Иван, — чтоб он выделялся из всех других.

— Ага, и чтобы противотанковой батареи целиться проще было, — ответил Фриц, — обычно главы правительств едут на автомобилях, но не поедет же ваш Сталин к нам на Т-26.

— Конечно не поедет, подобьют еще ненароком, а вообще он почти ни разу из Москвы не ездил. Как настоящий грузин — гостей ждет.

— Тогда все понятно, он знает о ваших дорогах, — прокомментировал Фриц.

— А что наши дороги! — возмущается Иван, — дороги как дороги, проехать по ним можно. А вот с какой скоростью, это другой вопрос.

— По-вашему дорога — это то по которой могут проехать только ваши телеги и наши танки, больше они никого не пропускают.

— А трактора, а грузовики, последние конечно часто из грязи приходиться вытаскивать, но все же едут.

— У вас иногда пешком быстрее пройдешь, чем проедешь, — заметил Фриц, — а теперь давайте поговорим о евреях!

— А что о них говорить?! Евреев мы в обиду не дадим! Вот у нас сейчас в гостях Яков Абрамович Шмеерзон, — Яков Абрамович, вы как военнослужащий Рабочее- Крестьянской Красной Армии, что можете сказать?

— А чего я могу сказать? — с характерным выговором заявляем Шмеернзон.

— Например о поставках в армию! Одна перловка, пшено, даже горох редкость.

— Ну послушайте старого еврея, товарищ Иван, какая вам разница с чем умирать в желудке, с картошкой и мясом, или с гнилой перловкой? Итог все равно один. А мне еще о семье позаботиться надо, это у вас русских просто — винтовку в руки и на фронт. А у нас о семье позаботиться надо, и на это надо денег заработать. Фюрер объявил, что мы можем иммигрировать в Израиль, а оттуда, можно податься и в другую страну мира. Естественно, с наваренным гешефтом.

— А вы что собираетесь сдаться немцам? — якобы со злостью говорит Иван.

— Ни сколечки, я не собираюсь сдаваться, я буду биться до последнего патрона, — и в сторону, — а последний патрон я давно продал. И если нет последнего патрона, то и разговора о сдачи в плен нет.

— Ну вот видите господин Фриц, какие у нас люди?! — с торжеством заявляет Иван.

— Еще бы, эти люди ввергли Германию в Первую Мировую войну, и вашу страну тоже, — спокойно отвечает Фриц. А дальше шли песни тех времен, и «новые», но даже после окончания войны «Радио-Фронтир» продолжило свое существование вплоть до начала пятидесятых.

Брянск. Фронт, 122 дивизия.

Июнь 1941 г.

— Ну что связался? — командир батальона ввалившись в землянку обратился к связисту.

— Так точно! Немцы говорят, что готовы на наши условия, — доложил связист.

— Отлично, команду бойцам я дал, а ты сиди на рации и веди разговор. Нам случайностей не надо.

А в метрах пятисот за расположением окопов стояли несколько пулеметных расчетов. И дивизия не была какая-то, укомплектованная из политических и штрафников, обычная дивизия, вот только отступать ей было нельзя, умереть — можно, а отступать — нельзя. Вот для этого и встали за ней загранодотряды НКВД, из провереных бойцов, которым, все равно в кого стрелять. Свои, не свои, лишь бы приказ был выполнен. А Партия и великий Сталин — оправдают, за то что по своим стрелять пришлось.

Но вот взвилась над окопами ракета. Приказ — наступать. И вылезли из окопов солдаты-штрафники, приказ надо выполнять. И падали дружно под пулеметным огнем, здесь нет предателей. Все полегли под немецким огнем. А потом началась то, на что командование совсем не рассчитывало. Немцы, не понеся никаких потерь, прорвались к загранотрядам НКВД и расстреляли их всех подчистую.

— Слышь, командир, а как ты догадался так ловко немцем сдаться, чтоб нас наши мертвыми признали? — спросил лейтенант, когда их уже вели к лагерю военнопленных.