Гитлер в Москве - Литературный Власовец

СССР, военкоматы по России.

Май 1941 г.

В первые дни войны был огромный патриотический подъем, молодые ребята осаждали военкоматы с требованиями записать их добровольцами на фронт. И многие всерьез боялись, что не успеют принять участие в разгроме немцев. Но жизнь не кино, тем более не кино «Если завтра война», в жизни оказалось все намного страшнее. И когда молодой лейтенантик поднимал навстречу немцам свой батальон, то первым получал пулю от снайпера, а немцы открывали такой ураганный огонь из пулеметов и автоматов, что выживали только те, кто успевал упасть на землю, до того как его прошьет пуля. Но после первых двух недель войны люди стали понимать, что что-то происходит не так, и сильно не так. А власть стала призывать всех от шестнадцати до шестидесяти лет, девушек тоже брали охотно, но только добровольцами. А немцы уже прошли Белоруссию, Украину, и вовсю двигались по России. Начали формировать первые заградотряды. А в госпиталях зачитали приказ, в котором говорилось, что все сведения о фронте, вооружениях немцев, и их тактике отныне секретные, за разглашение — расстрел по законам военного времени. Но все равно на каждый роток не накинешь платок. И слухи о «котлах», разгромах частей Красной армии пошли гулять в народе.

Прибалтика: Литва, Латвия, Эстония.

Май 1941 г.

А вот в Прибалтике немцев встречали цветами, как освободителей. Проведя год под советской властью, эти три народа очень хорошо прочувствовали и поняли что для них значит советская власть. А незадолго до этого в кабинете Гитлера состоялся его разговор с Николаем Петровичем.

— Вы все-таки настаиваете, чтобы мы дали независимость прибалтам. Эстонии, Латвии, Литве? Может Моравию с Богемией тоже отдать? Нельзя возвращать то что завоевано! — раздраженно заметил фюрер.

— А зачем они вам? — пожал плечами Николай Петрович, — да, и Моравия с Богемией вам честно говоря не нужны. Вы сами говорили. «Там где живут немцы — там Германия!». А в Чехии их нет. Побудут год другой под протекторатом, а потом пусть получают свой суверенитет и сами его едят. Сельское хозяйство у них слабое. Поверьте мне, еще сами прибегут проситься обратно. И прибалтийские страны — зачем они вам? Полезных ископаемых нет. Ну разве что янтарь, но вы же не хотите сделать вторую янтарную комнату в рейхсканцелярии? Серьезной промышленности — тоже. Пусть себе живут, ловят и экспортируют рыбку. Шпроты я например очень уважаю. Но никаких больших производств я там бы размещать не стал. Курортный и туристический бизнес — тоже не подходит, никто туда не поедет. Так что введите у них собственные полицейские силы, да сшибите денежек за освобождение от большевиков.

— Это как? — не понял фюрер.

— Просто, как получат независимость и придут в себя через годик, потребуйте с них компенсацию, мол мы вас освободили, и мы не коммунисты у которых все бесплатно, так что оплатите счетик за патроны, снаряды, и так далее. Повозмущаються, конечно, но заплатят.

— Думаете у них есть золото?

— Естественно никакого золота у них нет, но рыбка у них есть, и сельское хозяйство большевики порушить не успели, так что, оплатят, только наглеть не надо. Они же прекрасно все понимают. Защитить их некому, поэтому надо заплатить.

— Да вы прямо таки торгаш, — усмехнулся Гитлер, — еслиб не был уверен что вы русский, подумал бы что вы еврей.

— Нет, просто я закончил торговый институт, и еще много лет был подпольным цеховиком. И знал лично почти всех руководителей республик, входящих в СССР.

— Ха! Здесь вы знаете лично главу государства, на данный момент, самого мощного в мире, и имеете большие возможности и привилегии, — самодовольно провозгласил Гитлер. И это было правдой, Николай Петрович, приходя на встречу с Гитлером не сдавал оружия. Кроме него это право имели только Мюллер и несколько высших офицеров, имеющих допуск в проект.

— Но вернемся к Прибалтике. Дам я им независимость, так они же у меня и армию попросят.

— Да пожалуйста, пусть покупают оружие и создают свою армию, — спокойно ответил Николай Петрович, — но сейчас им только полицейские силы можно разрешить для поддержания правопорядка. А привлекать их в качестве союзника — плохая идея, они ведь мстить русским пойдут. В ту же Белоруссию. Вам нужны их зверства? А так посидят у себя дома, выпустят пар за работой, ее у них будет немало. Коммунисты немного, но сумели там напортачить. Опять же, долг надо выплачивать, а там глядишь и война закончиться. И не забудьте потом вернуть тридцать тысяч их соотечественников, тех, которых успели угнать в Сибирь и они выжили.

— Ого, так много, — удивился Гитлер.

— Да, было бы больше не напади мы на СССР раньше, — ответил Николай Петрович. После освобождения Прибалтики фюрер Великой Германии, сразу предоставил независимость Эстонии, Латвии и Литве. Население чудь ли не танцевало от радости. Тем более Рейх отказывался формировать дополнительные военные части из прибалтов. А значит участие в войне им не грозило.

Литва, пригород Каунаса.

Май 1941 г.

— Сволочь белогвардейская, — ругался начальник милиции Остапчук, передергивая затвор винтовки, — бабка, а все туда же. И откуда у них оружие.

— Ты же сам у нее семью отправил в Сибирь. Вот она и мстит, — ответил Фима Шлеерсон.

Он пришел к красным сразу после их введения войск, и установления советской власти. Сначала стучал по мелкому: кто бывший жандарм, кто кулак, кто против советской власти настроен, за это получил повышение — должность оценщика при описываемом конфискованном имуществе депортированных в Сибирь. Вот тут он и разгулялся. Его дом ломился от роскошных вещей и денег. Новые власти вроде бы смотрели на это сквозь пальцы. Нет, они подозревали, что он занимается приписками, но при таком объеме работы с «несознательным» населением, на него они внимания не обращали. Впоследствии, видя что творит советская власть, он решил сбежать в Финляндию, или вообще в Америку. И естественно с награбленным.

— Потому что кулаки, они везде кулаки, — сказал Остапчук, — они наш классовый враг.

— Ты лучше скажи что мы делать будем? — спросил Фима, — нас же окружили.

— Ничего, нам бы сутки продержаться, а там наши подойдут и так им врежут из танков, что… — договорить он не успел, Шлеерсон пустил ему пулю в затылок. Он уже давно понял, что никаких «красных» танков не будет. И надо спасаться самому. Ему дела никакого не было до идеологически «подкованного» начальника милиции. Поэтому он и застрели его, что тот ему просто мешал сбежать. Потом быстро спустился в подвал, и пока отделение милиции не взяли штурмом, он, найдя потайной выход, оставшийся еще с царских времен, покинул здание. Но далеко не ушел, как только он выбрался из потайного хода, его ударом приклада свалили на землю и связали.

— Полицейское управление Латвии, вы арестованы, господин Шлеерсон, — раздался рядом громкий голос. И Шлеерсон, понял, что максимум что он переживет, это быстрый судебный процесс по своему делу.

Литва, пригород Каунаса.

Май 1941 г.

Бой пока что не утихал. А между тем рядом со старухой, вел огонь бывший штабс-капитан Русской Армии Врангеля из СКС, в этом мире известном как самозарядный карабин Шмайссера.

— Эх, нам бы в восемнадцатом году такое оружие, да патронов побольше — всех бы большевиков положили, а сейчас уже второго завалил, — похвастался сам себе штабс-капитан.

— А чтож не справились с красными? — спросила старуха.

— Погоди, ты же вроде русский язык не знаешь? — удивился бывший штабс-капитан.

— Да, знаю я ваш язык, просто к своему привыкла, произносить трудно, — ответила она, как заметил штабс-капитан говорила она с сильным акцентом.

— А откуда у тебя такая винтовка? — спросила старуха уже на латвийском.

— Немцы дали, — усмехнулся штабс-капитан.

— Что так сразу и дали? — не поверила старуха.

— Нет, просто подошел к их колонне, они уже дальше собирались, и сказал, что тут у нас милиционеры и НКВД-шники засели, попросил винтовку, и патронов. Они сначала мои документы проверили, хорошо, что и старые захватил, когда я еще в царской армии служил. Посмотрели, поговорили да и выдали мне это чудо. И патронов отсыпали.

Они продолжали изредка стрелять, так как основная группа должна была по «тайному ходу» атаковать противников с тыла. Вскоре в самом здании усилилась пальба, но быстро все стихло. Из живых остался только Шлеерсон. Остальных застрелили. «Если враг не сдается — его уничтожают», — это верно и с другой стороны. К русским после немецкого освобождения было двойственное отношение. Прибалтика это все-таки не Кавказ, где кровная месть — обычай и закон. К тем кто перебрался в страны Прибалтики до и после революции отношение было нормальным, русские выучили язык, а куда денешься, если на нем там все говорят. Не будем же мы возмущаться что во Франции, Англии, или Италии не говорят по-русски. А вот когда пришли большевики, и объявили, что теперь они в «семье братских народов СССР», и государственный язык теперь русский, прибалты взвыли. Попробуйте выучить какой-нибудь из прибалтийских языков. Вот и для прибалтов русский был таким же. Ну и впридачу, национализация, коллективизация и все прочие радости сталинского социализма. Поэтому, когда уже на второй день освобождения у прибалтов сформировалась своя полиция, но они не трогали русских. Они искали приехавших к ним «советских». Правда были накладки, несколько молодых людей из полиции, выпив, пошли искать «русскую коммунистическую сволочь». И нашли, дом старого русского промышленника, переехавшего еще в гражданскую, а ныне просто державшего маленький магазин и еще меньшею швейную мастерскую. Старые швейные машинки «Зингер» он сам чинил, и заменял изношенные детали. Его хорошо знали в городе. Но алкоголь и жажда мести русским, плюс желание показать себя, выбили из них эти воспоминания. Он русский, а значит враг. Но когда к нему заявились неожиданные визитеры, то их встретил не только он, но и его соседи. Они сначала пытались решить вопрос мирно, объясняя, что он никакой не коммунист, но видя что те начали избивать русского, да еще пригрозили им намять кости, послали пару человек к управлению полиции. Чем хороши маленькие города, это тем что новости приходят быстро, из полицейского управления несколько молодых людей мгновенно оценив ситуацию, бросились на коллег, избивающих русского. Никто не стрелял, хватило прикладов, и опьянения избивающих. Всех, кроме русского доставили в полицейский участок, а его — в больницу. Назавтра было два судебных процесса. Первый приговорил к расстрелу Шлеерсона, а второй исключил из местной полиции всех молодых людей взятых при незаконном избиении русского, обязал им оплатить его лечение и штраф, плюс, им запрещалось год занимать должности в административных структурах, к коим относилась и полиция. Население встретила приговор одобрительно. Хулиганам не место в полиции.