Карл Ругер. Боец - Макс Мах

Слабость тела порождает слабость духа, грустно подумал он, вспомнив один из афоризмов, на которые были так щедры его университетские профессора, и, сделав над собой усилие, запрятал тревогу так глубоко, как только мог.

Не случившегося не существует, напомнил он себе, тяжело шагая между деревьями.

Заемная сила уходила. Карл чувствовал, что он уже почти исчерпал свое время, тем больше заботы нового дня тяготили его, и поэтому следовало спешить. Почему-то ему казалось, что пока все его люди не поднимутся на борт «Коршуна», дело еще не сделано. Вероятно, он был прав и так все и обстояло на самом деле, но держать себя на ногах становилось Карлу все труднее.

Поляна открылась вдруг. Деревья расступились, и Карл увидел стреноженных лошадей и большой костер, вокруг которого сидели с десяток солдат, еще недавно бывших княжескими дружинниками. А неподалеку от них горел другой костер, около которого Карл увидел старого книжника Ивана Фальха, задумчиво глядящего в огонь, двух женщин, сидевших тесно прижавшись друг к другу под одним на двоих меховым плащом, и еще одну женщину, мысли о которой причиняли ему почти физическое страдание с тех пор, как он подумал мимолетно о том, что ее может здесь не оказаться.

При их появлении солдаты вскочили, встал и старик Фальх, а женщины повернули головы и смотрели теперь на Карла. В их глазах были невысказанные – во всяком случае, пока – вопросы, но вопросы у всех были разные, и спросить каждая из них хотела о своем. Вот только ответить им так подробно, как им того хотелось бы, он сейчас не мог. Однако и не сказать ничего было бы неправильно, поэтому, предоставив своим лейтенантам разбираться с их солдатами, Карл медленно подошел к костру. Почувствовавший что-то Фальх вежливо отошел в сторону, чтобы не мешать, и Карл остался один на один с женщинами.

Он поклонился Виктории, отдельно поклонился Анне, а затем повернулся к бледной, как полотно, Деборе – или это рассветные сумерки выбелили ее лицо? – и посмотрел в ее глаза. Они были серыми теперь, и Карл не хотел, чтобы они снова поменяли цвет.

«Пусть будут серыми! – попросил он ее. – Пожалуйста».

– Сударыня, – сказал он вслух, – я рад, что вы здесь.

Большего он пока сказать не мог, но ему показалось, что главное она поняла правильно.

Он поклонился Деборе и повернулся к Виктории.

– Все кончено, – ответил он на ее вопрос.

– Но?.. – спросила Виктория, оставляя Анну и вставая с земли.

– Но не совсем так, как предполагалось.

Она, несомненно, что-то «видела» и наверняка почувствовала момент, когда Судьба меняла свои планы, но об этом они успеют – если, конечно, богам будет угодно – поговорить после.

– А теперь нам надо спешить, – сказал Карл. – Боюсь, кое-кому в Сдоме наш поспешный отъезд может не понравиться.

И сразу же, как будто его тихие слова послужили приказом – а они им, в сущности, и были, – вокруг вскипела знакомая любому солдату деловитая суета сворачивающегося бивуака. Раздались короткие приказы Августа и Марка, заспешили, оседлывая коней и гася огонь в кострах, солдаты, засобирались в дорогу женщины, а Карл, который сейчас очень хотел просто присесть, стоял, не решаясь опуститься на землю, с которой он мог уже не встать, и смотрел на Дебору, умело и споро оседлывающую серого коня. Карлу потребовалось время, чтобы понять, что коня она оседлывает для него, и его обдало мгновенной волной благодарности, смешанной с неловкостью и даже стыдом, каких он не испытывал с далеких дней юности, но сам он оседлать коня, пожалуй, уже не мог. Вернее, смог бы, наверное, но тогда, вполне возможно, ему не хватило бы сил на дорогу до бухты Пята.

Погас огонь в кострах, залитый водой и присыпанный землей, над кострищами поднялся едкий сизый дым, и, как ни мало прошло времени – а Карлу показалось, что совсем мало, – лошади оказались оседланы, вещи сложены и навьючены на лошадей, и люди, его, Карла, люди уже сидели в седлах, ожидая одного его, все еще стоящего рядом с темными пятнами кострищ. Карл очнулся от забытья, в которое впал незаметно для самого себя и, стараясь не обращать внимания на вопрошающие взгляды солдат, поднялся в седло. Возможно, это вышло у него не так легко, как ему хотелось бы и как он привык делать, но Карл надеялся, что этого никто не заметил. А у него еще хватило сил и на то, чтобы помочь Деборе, которая отдала свою лошадь Марту, подняться и сесть на коня перед ним, оказавшись как бы в его объятиях, между рук, держащих повод.

– Карл, – спросила Дебора, когда они наконец тронулись в путь, – почему ты?..

– Молчите, ваша светлость, – попросил Карл. – Все, что вы скажете теперь, будет неправильно.

– Как ты меня назвал? – Дебора обернулась к Карлу и посмотрела ему в глаза.

– А как надо? – вопросом на вопрос ответил Карл, любуясь ее серыми глазами. – Господница? Или господарка? Я плохо разбираюсь в ваших титулах, миледи.

– Называй княжной, – обреченно вздохнула она. – Это будет правильно. Но как ты узнал?

– Это трудно объяснить. – Карл смотрел в ее глаза и думал о странностях Судьбы. Ее судьбы, его судьбы. – Твою мать звали Верой?

– Да. – Ее глаза требовали ответа, но что он мог ей сказать? Как объяснить?

– Когда-то, – сказал он устало, – много лет назад, твоя прабабка Карла предложила мне жениться на Вере. Тогда ей было три года.

– Ты?! – В голосе Деборы одновременно зазвучали ужас, потрясение, жалость. Да, пожалуй, жалость тоже.

– Ты помнишь, я спросил тебя про императора Яра? – Карл отвел взгляд и смотрел сейчас на море, залитое отсветами рассветного зарева. – А я ведь помню его живым, Дебора.

– Ты – Долгоидущий. – Она, конечно, все поняла.

– Такова моя судьба. – И это было правдой, но не всей правдой, как видел ее теперь Карл.

– Ты когда-нибудь видела портрет Карлы? – спросил он после затянувшегося молчания.

– Нет. – Теперь она на него не смотрела, обернувшись к Карлу спиной.

– Та девушка… – сказал Карл в спину Деборе, – та девушка, которую я нарисовал вместо тебя, это Карла Чу. Вы с ней не похожи, но кровь Карлы живет в тебе, Дебора, и я ее увидел, хотя тогда и не понял, что вижу на самом деле.

– А чья еще кровь живет во мне? – Голос Деборы был едва слышен.

– Возможно, что и моя. – Он обязан был это сказать.

– Ты не знаешь? – Она снова повернулась к нему.

– Карла полагала это неважным, – объяснил он.

– Значит… – медленно спросила Дебора, не отводя своего взгляда от его усталых глаз, – значит, возможно, что ты мой прадедушка?

– Возможно. – Этот разговор был ему неприятен, но делать нечего – то, что должно быть сказано, будет сказано.

– Карла была права! – неожиданно твердо сказала Дебора.