Митридат - Полупуднев Виталий Максимович

Женщины в самом деле походили на диковинных птиц, посаженных в золотую клетку. Царский гинекей являл собою подобие тюрьмы, населенной бесправными узницами, единственный смысл бытия которых заключался в том, чтобы украшать жизнь царственного владыки, услаждать его.

Старшим над «курятником» был доверенный евнух Бакх, который и здесь, в убогой обстановке, оставался усердным слугой царя, стражем его живой сокровищницы. Пользуясь царским благоволением, евнух однако знал, что за малейший недосмотр с него сдерут кожу. Поэтому всегда был настороже. И в то же время старался угождать царским любимицам и старшим женам, был терпелив к их капризам и колкостям.

Постоянно вращаясь среди женщин, Бакх умел вести непринужденный разговор, знал много смешных историй и сказок. Неплохо пел высоким голосом, подыгрывая на арфе. Умел играть в забавные игры. По его требованию город присылал в гинекей не только фрукты и сладости, но и искусных мимов и фокусников, которые устраивали представления.

Однако большинство женщин испытывали в обществе обходительного евнуха чувство страха и тщательно скрываемой неприязни. Но льстили ему, старались не портить с ним отношений, помня, что Бакх близок к царю и пользуется его доверием. Втайне передавали одна другой, что Бакх – отравитель!.. Будто он умело подмешивал в сладкие печенья и вина ядовитые смеси и таким образом отправлял на тот свет неугодных Митридату людей!.. С содроганием услышали, что не кто иной, как Бакх, умертвил старших жен, сестер и лучших наложниц царских, когда Митридат потерпел поражение от Лукулла и не хотел, чтобы его женщины попали в руки римского полководца. Но об этом вслух не говорили.

Бакх знал о своей репутации и втайне гордился ею. Утратив способность к любви и дружбе, он все внимание сосредоточил на самом себе. Его холеное лицо не имело ни одного пятнышка, только обилие мелких морщин и характерная бабья безбородость, вялость и расплывчатость черт выдавали его скопческое преждевременное увядание.

Любимым развлечением женщин стали прогулки по городу. Десятки носилок с опущенными пологами составляли многоцветную процессию, охраняемую сплошным заслоном безбородых вооруженных стражей. Их пластинчатые панцири и круглые шлемы тускло поблескивали от зимней сырости.

Такие многолюдные шествия были развлечением и для города. Жители сбегались со всех концов, желая поглазеть на красочную вереницу носилок, из которых только одни были открыты. На них возлежал расплывшийся от тучности царский доверенный, улыбаясь накрашенными губами. Стараясь разглядеть его богатые наряды и слащавую физиономию, многие принимали евнуха за пожилую молодящуюся женщину, чем-то похожую на тех восточных гетер, которые любят появляться на шумных базарах, привлекая мужчин яркими одеждами и нарумяненным лицом.

– Погляди, погляди! – говорили изумленные греки. – Неужели эта старая баба с намалеванными бровями царица?

– Тьфу ты! – поправляли их более осведомленные. – Какая же это баба! Эта сам Бакх, приближенный царский скопец! Око и ухо государево! Пастух Митридатовых жен и наложниц! Это он убил царицу Беренику, Монику-красавицу и сестер Митридата, чтобы они не попали к Лукуллу на ложе!

– Ай-ай! А посмотреть со стороны – баба бабой!

V

После Гипсикратии ближе других к царской особе стояли два самых преданных евнуха – жестокий и бесстрашный Трифон и молчаливый лекарь Тимофей, который лечил царя и спас его от кровотечения из раны. Царя ранил пленный римлянин во время битвы при Зеле, где войска Митридата разгромили римские когорты Триария.

Вместе с этими людьми Митридат оставался за городом, пренебрегая удобствами городской жизни. Кто видел варварскую пышность царских дворцов и ослепительные в своем богатстве одеяния самого царя в недавнем прошлом, тот поражался его непритязательности теперь. Царь спрыгивал с коня прямо в грязь, лично наблюдал за обучением войск, прикасался руками к пахучим бортам строящихся кораблей, продолжал ютиться в продымленной хижине, питался тем, что приготовила Гипсикратия.

Воины ежедневно лицезрели царя-воина, внимали его речам, и это поддерживало их бодрость.

Митридат рассылал во все стороны гонцов, спеша установить дружественные связи со всеми племенами. Послов, прибывших с гор, угостил заморским вином и одарил трофейными римскими мечами доброй стали. А царю соанскому послал дорогую сбрую да боевого коня, белого, как морская пена.

И здесь обаяние этого человека сыграло свою роль. Он сумел убедить горцев и греков-колонистов в том, что они должны объединиться с ним против римлян. Жестокий Рим страшил свободолюбивых кавказцев, боялись его и жители Диоскуриады. Те и другие согласились довольствовать понтийское войско и поклялись помочь Митридату оружием, если он призовет их.

Севернее Диоскуриады начинается земля прибрежного племени гениохов, занимающихся, кроме прочего, морским разбоем. Митридат и к гениохам направил посланцев с богатыми подарками, предлагая клятвенный союз и вечную дружбу. Он добивался согласия гениохов пропустить его с войском через их земли, если придется отступать дальше на север. За зиму согласие было получено, союз заключен. Зато в походной сокровищнице сразу поубыло, а две царские дочери оказались женами родовых царьков гениохов.

– Он своих дочерей раздает варварам наряду с золотом и самоцветами! – удивлялись диоскуриадские греки.

– В самом деле, – смеялись остряки, – царь дарит их, как кур перед праздником!

Советникам царским, которые когда-то сидели на кипарисовых скамьях слева от трона, казалось, что царь поступает несправедливо. Они испытывали обиду и горечь, видя, что царь мало считается с ними, не награждает за лишения. Тогда как грязным варварам щедрой рукой сыплет золото, принимает их посланцев с почетом, даже роднится с их царьками, как с равными!..

Советники «левой руки», в отличие от стратегов, сидящих справа от царя, ведали делами гражданскими, помогая царю управлять государством. Сейчас они оказались почти не у дел, понтийские земли и населяющие их народы остались в руках римлян. А войском царь управлял через стратегов и многочисленных военачальников, среди которых было много бывших пастухов и даже пиратов, отличившихся храбростью и военной смекалкой. И это раздражало родовитых сановников, таких, как Тирибаз, наполняло их сердца досадой. Они видели, как людишки с натертыми ладонями оказывались в числе царских витязей. Более того – рабы, в нарушение обычаев предков, получали копье и свободу, а за доблесть и отвагу назначались десятниками, а то и сотниками в царском войске.