Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1917 год. Распад - Олег Айрапетов

Керенскому необходимы были симпатии, особенно после поражения «его» наступления. Заботясь о собственной популярности, он не забывал о необходимости борьбы с Корниловым. Несколько уравновешивало нового Главковерха назначение управляющим Военным министерством Б. В. Савинкова, который должен был бы настолько же импонировать армейским низам, насколько раздражать генералитет. Последнее вполне удалось. «Со вступлением Корнилова в должность Верховного главнокомандующего в армии стала ощущаться крепкая рука. Начальники, почувствовав за собою поддержку сверху, приободрились и стали увереннее, солдаты подтянулись. Целым рядом приказов власть войсковых комитетов была ограничена и введена в известные рамки»58. Алексеев, старавшийся способствовать сплочению офицерского корпуса, создал офицерский союз59.

Локкарт считал, что большевистская революция была неизбежна, пока Россия оставалась в войне. Даже если бы Керенскому удалось расстрелять Ленина и Троцкого, появился бы другой антивоенный лидер60. То, что попытка ввода военной диктатуры опоздала на три года, не подлежит сомнению. Однако дело как раз и состоит в том, что Керенский и не попытался даже реально способствовать упрочнению государственной власти. Очевидно, жизнеспособность тех или иных ее институтов и особенно армии просто пугала его, и он сознательно ослаблял контроль генералитета над ней постоянной ротацией командных кадров. Именно здесь он видел наибольшую угрозу своему положению, так как в собственном потенциале вождя не сомневался.

В августе 1917 г. армия и флот попытались перейти в наступление на Черном море. Его целью стал небольшой приморский турецкий городок Орду, который еще весной 1916 г. был намечен в качестве будущей желательной русско-турецкой границы61. 13 (26) августа 1917 г. там была высажена 123-я пехотная дивизия. Перед ней были поставлены простейшие задачи – уничтожение складов орехов и ангаров, находившихся поблизости от города, который не был укреплен. «Орду» по-турецки означает «армия».

Армия российской демократии превратилась в этом городе в орду грабителей и насильников, действовавших под прикрытием линейного корабля «Свободная Россия» (бывшая «Императрица Екатерина Великая»). В этом было нечто символическое.

Капитан 2-го ранга князь В. К. Туманов отчитывался: «Это была не военная операция, а довольно хорошо организованный грабеж с мощной поддержкой флота. Многие солдаты высаживались на берег с заготовленными мешками. С первых же шагов высадившихся войск началась вакханалия насилий и безудержного грабежа. Очень скоро высадившиеся войска перепились, начали разбивать магазины и частные квартиры. Награбленное добро грудами тащилось на тральщик»62. Попытки офицеров навести порядок, пусть даже с угрозой оружия, ни к чему не приводили. Поставленные перед десантом задачи не выполнялись, хотя сопротивления не было. Войска начали беспорядочную стрельбу, в результате в городе началась паника. Судя по всему, именно это и стало причиной человеческих потерь: было убито двое и ранен один солдат. Но вершиной всего стала эвакуация. Греческое население города, прятавшееся до этого в церквях, скопилось в порту. Греки просили взять их собой, так как опасались, что турки вырежут их после ухода русских. Но ни в шлюпки, ни на корабли греков не пускали. Детей выбрасывали за борт, а женщин насиловали. Лучшие части – «батальоны смерти» – ничем не отличались от других. Туманов оценил операцию как безусловно вредную, еще более развращающую войска, и порекомендовал командованию впредь, до получения надежных частей, воздержаться от повторения таких экспедиций63. После такого опыта о Босфорской операции перестали и мечтать.

3 (16) августа Корнилов прибыл в Петроград для личного доклада Керенскому относительно положения армии64. Ряд воинских частей с явным влиянием большевиков был подвергнут насильственной чистке, выявленные агитаторы подверглись арестам. Не везде этот процесс происходил мягко: кажущиеся верными части не всегда оказывались таковыми65. Восстановление дисциплины в армии также носило скорее внешний характер: части вернулись к рутине службы, занятиям и прочему, но все это носило внешний характер, более всего солдат волновал вопрос о мире, а беспокоила – перспектива еще одной зимы в окопах66. Между тем видимость победы над анархией явно создавала у Керенского ложные представления о реальном положении дел в армии и, следовательно, о реальных угрозах.

Глава правительства устроил Корнилову настоящий экзамен на политическую верность, который генерал, не искушенный в политических интригах, не прошел. Главковерх обрисовал программу восстановления дисциплины и боеспособности армии, на что последовало высказанное Керенским отвлеченное соображение насчет возможности своего ухода и, как следствие, паралича тыла и избиения офицерства. Очевидно, предполагалась всего лишь одна форма реакции на эти слова – категорическое несогласие и коленопреклоненные просьбы остаться у руля и ветрил свободной России, чтобы и дальше вести ее к свободе и демократии. Поскольку такой реакции не последовало, то после встречи Керенский начал планировать снятие Корнилова с поста Главковерха, а свободная левая печать – травлю генерала67.

По словам Корнилова, на встрече с главой правительства споры шли лишь о темпах реализации предложений Ставки. Это свидетельство появилось в «Русском инвалиде» почти сразу же после окончания работы Государственного совещания68. Факт подобной публикации в официальном органе Военного министерства придает дополнительный вес свидетельству его главного редактора о том, что Керенский был полностью информирован о подготовке «государственного переворота»69. Разыгрывалась весьма опасная игра. Основания для недовольства у Керенского и всего левого лагеря были, но природа их явно разнилась. Глава правительства боялся того, что порядок будет установлен не им, а его попутчики и вовсе не хотели такого порядка, который предлагал Корнилов. Тем временем генерал уже действовал.

В армии появились признаки восстановления дисциплины. Прежде всего, новый Главковерх требовал восстановления обучения войск. «В необученной армии не может быть дисциплины, – заявлял он в своем приказе, – и она обращается в банду вооруженных людей, опасных для Родины, угрожающих свободе»70. Стыд за невиданное ранее поражение и страх перед возникающей на глазах властью делали свое дело, центр морального влияния в войсках еще до назначения Корнилова на пост Главковерха перенесся в его штаб в Бердичеве71. Наступал решительный момент для восстановления подорванных сил армии. «Введение полевых судов и несколько смертных приговоров, – вспоминал Геруа, – подействовали на солдатскую массу мгновенно и лучше, чем уговоры и длинные разъяснения. Быстрота, с которой свершилась перемена, казалась волшебной. Через какие-нибудь 2–3 недели армию нельзя было узнать. Командный состав вздохнул свободно и мог начать продуктивно работать над приведением в порядок вверенных ему частей»72. Однако это отнюдь не означало, что победа порядка была предопределена решением, принятым сверху.

Прежде всего, и офицерский корпус вовсе не был монолитом. Офицеры военного времени и кадровые офицеры слишком отличались друг от друга, чтобы выступать в качестве единой корпорации. Обстановка становилась все более напряженной. Василевский описывает это время следующими словами: «Ненавистным офицерам грозил самосуд. Углубился и раскол в среде офицерства. Еще недавно мы сидели за одним столом, а теперь бывшие товарищи по оружию злобно глядят друг на друга»73. Спасти самый многочисленный род войск – пехоту – можно было, только вернув дисциплину и объяснив рядовому составу причины войны.

Чувство самосохранения естественно для человека и именно к нему взывала большевистская пропаганда с лозунгом немедленного прекращения войны. Наибольший успех она имела или на Балтийском флоте со значительным рабочим элементом среди матросов, или среди пехотных частей, особенно запасных, с незначительной прослойкой кадровых офицеров и унтер-офицеров. В столице они разложились почти полностью и новый командующий войсками Петроградского округа скоро убедился, насколько далеки от реалий его проекты вывода из Петрограда этих частей и придания им «настоящего воинского вида».

С 10 (23) июля по 7 (20) августа из Петрограда на фронт было отправлено 126 маршевых рот и 18 отдельных команд – всего 33 850 солдат. В результате переформирования 16 запасных гвардейских батальонов в 16 гвардейских резервных полков численность гвардейской пехоты в гарнизоне столицы снизилась к 1 (14) августа со 100 до 70 тыс. человек74. Чистка не приводила к укреплению дисциплины. 28 июля (10 августа) Васильковский отдал Приказ № 426, в котором говорилось: «Караульная служба гарнизона пришла в упадок. В караулах не соблюдается того порядка несения гарнизонной службы, который должен поддерживаться, согласно уставу караульной службы. Часовые потеряли воинский вид – сидят, курят, оставляют самовольно посты». Васильковский грозил нарушителям дисциплины репрессиями75.