Два Парижа - Владимир Рудинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но, подумайте, что же будет, если он вас убьет? – защищался он. – Вообразите себе скандал, какой бы разыгрался!
– О, я вам обещаю, что убить себя не позволю! – с некоторым фанфаронством провозгласил Пьер. – А если уж я буду ранен, хотя бы и тяжело, то всё это можно будет легко объяснить. В крайнем случае, – усмехнулся он, – вы будете моим младшим братом и наследником, приехавшим из глуши на побывку. Но клянусь вам, до этого не дойдет! А вот скажите: что мне сделать с вашим противником? Убить его на месте?
– О, нет! – воскликнул Поль. – Это я на совести иметь не хочу! Достаточно ранить, и даже не очень серьезно… Хотя он и останется навсегда моим врагом.
Не заметив того, он уже соглашался на предложение брата.
Лесная поляна близ королевской охоты в Пасси была в это утро довольно оживлена. Сантини ждал в роскошной карете, в компании со своим секундантом.
Ла Шене на другом конце прогалины шагал взад и вперед, передав поводья лошадей слуге.
Ждать им, впрочем, пришлось недолго.
На лужайку выехал всадник, соскочивший с коня с поклонами и извинениями. Размяв ноги, он передал лошадь слуге Ла Шене, скинул плащ и камзол, и встал в позицию, напротив двинувшегося ему навстречу Сантини.
Стоя сбоку в нескольких шагах, маркиз де Ла Шене с понятным вниманием созерцал завязывавшуюся схватку; позже он о ней не раз подробно рассказывал.
Неожиданно для него, лицо и движения Понтеле (он полагал Поля, хотя на самом деле это был Пьер) выглядели так, словно ему предложили участвовать в очень интересной и приятной игре.
Тогда как Сантини, казалось, торжествовал заранее, и его физиономия выражала неумолимую жестокость.
Пантелее явно старался изучить манеру и способности противника, не нападая, а только отбивая удары этого последнего.
– Как в фехтовальном зале! – подумал и позже повторял Ла Шене.
Однако конец его шпаги всё время снова и снова оказывался то перед самым лицом противника то почти в соприкосновении с грудью того.
Сантини, напротив, не в состоянии был скрывать сперва свое крайнее удивление, потом раздражение и, в конце концов, беспокойство.
После нескольких минут Понтеле, очевидно, знал всё, что ему было нужно. Его манеры резко переменились: он перешел в наступление.
Несколько стремительных, почти неуловимых для глаза выпадов, принудили Сантини отступить на два, потом на три шага. Он, похоже, хотел остановиться и перейти в контратаку; но этого ему не удалось.
Заняв позицию тьерс, Понтеле легким толчком отбросил направо оружие противника и прямым ударом вонзил шпагу ему глубоко в правое предплечье.
Вырвав не без усилия клинок, с которого стекала кровь, из раны, он изящным движением отдал салют и сделал пару шагов назад.
У Сантини рука повисла, как плеть, и шпага свалилась наземь в траву. Сам он зашатался и упал на колени.
Подбежавшие секунданты обеих сторон помогли ему подняться на ноги и усадили в карету.
Понтеле коротко попрощался с маркизом, объясняя, что по срочному делу должен вернуться домой, вскочил на коня и топот его копыт быстро замолк на каменистой дорожке.
Брат ожидал его с понятным волнением и обнял его с восторгом.
Стараясь не расчувствоваться, тот сказал, что у него от физического упражнения и свежего воздуха сильно разыгрался аппетит, да и жажда, и выразил надежду, что его угостят вкусным и обильным обедом.
И впрямь, на столе одна бутылка сменяла другую; тарелки стремительно опустошались. Один подкреплял силы против усталости, другой – после пережитого волнения.
Они еще не встали из-за стола, как в комнату вошел присланный нарочным лакей с письмом, написанным красивым женским почерком.
Преодолевая стеснение, ободряемый братом, Поль прочел:
Дорогой Поль!
Милый маркиз Рауль рассказал мне об испытании, какое вы перенесли и об опасности, которой вы подвергались, – а я и не подозревала ни о чем! – и о тех отваге и ловкости, какие вы проявили, Благодарение Богу, который вас сохранил! Случись с вами беда, я бы вас не пережила…
Жду с нетерпением момента, когда вы сами расскажете мне обо всем.
Ваша Клотильда де Сен Меран.
– Теперь, – философски комментировал Поль дю Понтеле, – я полагаю, что мне самое лучшее будет провести месяц или два у нас в поместье. Когда я вернусь, – до того вы подготовите друзей и знакомых к мысли, что у вас есть брат, прибывший из Беарна, про поединок все позабудут… И, я надеюсь, мы славно попируем у вас на свадьбе.
«Мосты» (Франкфурт-на-Майне), 2007, № 15, с. 177–182Улыбка судьбы
Страшен сон, да милостив Бог!
ПоговоркаБитт-Бой пришел в себя и попытался поднять голову. Его взгляд встретился со взглядом молодого мужчины в белом халате, сидевшего у изголовья его постели. В еще мутящемся сознании его запечатлелись черты светло оливкового, гладко выбритого лица незнакомца овального, с прямым носом, темными глазами под высоким лбом, обрамленным каштановыми волосами.
– Испанский креол, – подумалось ему. Он хотел заговорить, но язык не ворочался в пересохшем рту.
– Вот вам и лучше, – приветливо сказал неизвестный, – Вы, наверное, хотите пить?
Он поднес к губам больного стакан лимонада, кисло-сладкая освежающая жидкость показалось тому поистине райским напитком.
– Где это я? – способность речи теперь к нему вернулась.
– Вы находитесь в центральном госпитале, в городе Картахена де Лас Индиас, в Колумбии. А я здешний старший врач, Хасинто Оливарес. Очень удачно, что вы пришли в сознание как раз в час моего обхода! Впрочем, я уже знал, что ваше дело пошло на поправку.
– Как же я сюда попал? – в голове у Битт-Боя постепенно прояснялось.
– Капитан Эскирос с «Фелицаты» списал вас на берег с приступом желтой лихорадки. Впрочем, он обещал вернуться позже в наш порт и вас навестить. Вы оставались целую неделю без памяти, между жизнью и смертью. Но теперь всё в порядке, – успокоительно добавил врач. – Скоро мы вас поставим на ноги!
– Вот и счастье мне изменило, – пробормотал Битт-Бой. – Лихорадка? Никогда малярия не брала прежде.
– Да, не повезло вам, – сочувственно отозвался собеседник, – но ведь беда не так уж велика! Мы вас спасли и, поверьте, выходим совсем. Вам теперь только покой да усиленное питание, и всё наладится.
– Стоило ли меня спасать, доктор? – горько усмехнулся лоцман.
– Из-за этого, да? – спросил медик, слегка прикасаясь тонкими пальцами к груди пациента.
Тот только страдальчески улыбнулся.
– Ну, тут ваши опасения преувеличены. Надо вам сказать, что я по образованию специалист по тропическим болезням, особенно накожным. И то, что у вас, хотя и вид скверный, для жизни не опасно и вполне исцелимо. Положим, потребуется так с месяц лечения. Впрыскиваниями, главным образом, и таблетками. Рубец, боюсь, останется навсегда.
– Как? – поразился Битт-Бой, – но два доктора мне сказали…
– Мы, жрецы Эскулапа, тоже не боги, и нам нередко случается ошибаться. Они ведь не производили анализа?
– Нет, только осмотр…
– Понятно. Ну а я сделал все проверки, и гарантирую правильность того, что говорю.
– Но ведь это всё для меня меняет! – моряк был совершенно