Весь Гамильтон Эдмонд в одном томе (СИ) - Гамильтон Эдмонд Мур

— Скажи яснее, — пытливо глядя на него, спросил Сократ. — Какой помощи ты ждешь от нас?

Гвинард посмотрел на Зискина, на Джона Лоринга и Su Suum’а.

— Вы трое принадлежите далекому будущему, в ваше время наука открыла много такого, о чем мы и не подозреваем. Быть может, кто-нибудь из вас подскажет средство успокоить мой народ, внушить ему дух доброй воли и согласия?

Su Suum по-прежнему хранил молчание и невозмутимо слушал. Но юный Зискин медленно произнес:

— Да, у нас в Антарктиде психомеханики давно уже решили эту задачу. У нас есть аппарат, испускающий особые лучи, они воздействуют на психику отсталых народов и склоняют их к миру и согласию.

— Открой мне секрет этого аппарата, и я спасу миллионы моих современников от страшных бедствий! — взмолился Гвинард.

Мерилл видел, что все смутились. Молча, с тревогой смотрели они друг на друга. Потом медленно, с трудом выговаривая латинские слова, заговорил старик Лао Цзы:

— Не советую так поступать. Это значило бы нарушить законы времени, законы бесконечности, отделяющей на Земле один век от другого. Века перепутаются, настанет смятение, и оно может повлечь за собою великие бедствия для всей Вселенной.

— Как это может повредить Вселенной? — пылко возразил Эхнатон. — Гвинард никому не раскроет секрет аппарата. И сохранит множество жизней. Так преступим на этот раз закон и поможем ему!

Лоринг, космонавт, озабоченно посмотрел на лысого грека, своего соседа:

— Ты один из мудрейших среди нас, Сократ. Что скажешь ты?

Грек задумчиво потер нос.

— По моему мнению, все предметы вне нас — лишь тени и отражения идеала, и я полагаю, что пойти наперекор идеальным законам Вселенной и нарушить пределы земного времени весьма опасно.

— А я другого мнения, — спокойно, отчетливо произнес Фрэнсис Бэкон. — Некогда я писал, что наша цель — распространить владычество Человека во всей Вселенной. Отчего бы нам не покорить и время, как мы покорили пространство?

Спиноза и Франклин глядели с сомнением. И опять нетерпеливо заговорил Цезарь:

— Болтовня, болтовня… слишком много слов. Гвинарду нужны дела, нужна помощь. Так что же, поможем мы ему?

— Опять скажу: надо помочь! — вскричал Эхнатон. — Почему будущее не может помочь прошлому? Ведь прошлое всегда помогает будущему!

Рабле печально покачал головой:

— Люди глупы. Пусть бы соплеменники Гвинарда позабыли ненависть и надежды и пили вино, тогда им не о чем будет горевать.

— Гвинард, — озабоченно сказал Зискин, — наши, видно, полагают, что то, о чем ты просишь, слишком опасно.

Старик ссутулился, словно на плечи ему легла непомерная тяжесть.

— Так, значит, я не смогу помочь моему несчастному народу…

И опять все громко заспорили. Мерилл больше не слушал.

Он посмотрел на лицо Гвинарда, искаженное горьким отчаянием, и в нем вспыхнула сумасбродная решимость.

— Есть только один способ добиться своего, Гвинард, — прошептал он. — Вот так!

Он выхватил из внутреннего кармана плоский револьвер и прицелился в Зискина.

— Я предпочел бы обойтись без этого, — сказал он удивленным людям. — Но я своими глазами видел, что творится в этой несчастной стране. Вы должны помочь Гвинарду. Дайте ему этот аппарат — или…

— Что «или», человек из прошлого? — с легкой улыбкой спросил Зискин.

Чуть заметное движение руки — и с браслета, который охватывал его запястье, метнулся зеленый огонек. Рука Мерилла повисла, как парализованная. Револьвер выпал из онемевших пальцев.

В тишине громко рассмеялся Цезарь:

— А мне нравится этот дурень! Он, по крайней мере, не только болтает, он пытается действовать.

— Он на деле доказал, что люди его века еще варвары и им нельзя доверить знания Зискина, — резко возразил Лоринг.

Гвинард, потрясенный, смотрел на Мерилла.

— Что вы наделали, лейтенант!

И вдруг над шумом спора, который после выходки Мерилла и его бесславного поражения разгорелся с новой силой, прозвучал медленный, холодный голос:

— Хотите меня выслушать, братья?

Это говорил тот, кто сидел в дальнем конце стола, человек в плаще с капюшоном — Su Suum, тот, кто всегда безмолвствовал.

Зискин, Цезарь, Франклин — все, кто здесь был, разом замолчали, пораженные. Все взгляды обратились к Su Suum’у.

— Вы часто пытались понять, кто я, — негромко заговорил он. — Я сказал вам, что пришел из далекого будущего Земли — и только. Я предпочитал слушать. Но сейчас, пожалуй, мне следует сказать свое слово.

Да, я пришел из далекого грядущего Земли. По вашему счету из 14-тысячного века.

— Так далеко! — прошептал пораженный Зискин. — Но ведь…

Странно юное и вместе безмерно старое лицо осталось бесстрастным.

— Кто я? — продолжал Su Suum спокойно. — Я — последний.

Мерилл похолодел.

— Это значит… — пробормотал изумленный Сократ.

— Да, — подтвердил Su Suum. — Это значит, что я последний из людей. Последний сын племени, к которому принадлежали вы все.

Невеселый взгляд его устремился куда-то в непостижимые дали пространства и времени.

— Мне знакома вся история человечества. Я мог бы вам рассказать ее до конца — о том, как в тридцать четвертом веке с Земли улетели первые звездные колонисты, а в сто восьмом, когда она совсем остыла, ее покинули последние люди; о том, как за тысячи тысяч лет человечество заселило иные галактики и создало во Вселенной империю, чью мощь и великолепие вы бессильны вообразить.

И еще я мог бы вам рассказать, как за долгие, долгие века гасли и умирали галактики и с ними под конец обессилела и погибла вселенская держава. Настали эпохи, когда все меньше становилось обитаемых миров, могущественная межзвездная империя многомиллионного человечества пережила неизбежный упадок, и наконец осталась лишь горсточка людей на умирающей планете, далеко отсюда, на другом краю нашей галактики.

Я — последний из этих последних. Последний из тех, кто уцелел в померкшей, умирающей Вселенной. Со мною завершается славная история человечества — ибо где-то когда-то она неминуемо должна была завершиться, и все мы это знали.

Мне было одиноко в безрадостной, умирающей Вселенной. И перед смертью я решил вернуться на маленькую планету, где впервые возникло человечество, на Землю. В мой век она — мертвая, оледенелая, пустынная, и я на ней один. Вот почему при помощи Знака, что дошел до меня через долгие века, я приходил к вам. Много раз сидел я здесь с вами, люди прошлого, и слушал речи разных веков. И как бы заново переживал славную сагу нашего племени.

Все, кто здесь был, — разные люди разных эпох — не сводили с говорившего изумленных глаз, словно перед ними был призрак, побывавший по ту сторону смерти. Наконец Лао Цзы промолвил:

— Так скажи нам, последний из людей, что ответить нам на просьбу Гвинарда?

И медленно отвечал Su Suum:

— Скажу вам: даже если б возможно было преступить границы земных веков и не вызвать этим катастрофы, даже если б вы могли таким образом избавить свои народы от смятения и от борьбы — многого ли вы этим достигнете? Какое бы могущество вы ни завоевали, каких бы вершин ни достигли, в самом последнем счете все кончится мною. Человечество погибнет, история его завершится, и все великие цели, к которым вы стремитесь, обратятся в прах, в ничто. И потому не так уж важно, если вы и не достигнете цели. Важно иное: каковы вы в своей повседневной борьбе, важны ваше мужество и доброта. Пусть вы воплотили в жизнь самую лучезарную утопию ваших грез — рано или поздно она погибнет. Но ваша ежечасная борьба, ваше мужество, запечатленное на страницах прошлого, не погибнут вовеки.

Он умолк. Поднялся Гвинард, и в глубокой тишине Мерилл услышал его дрожащий от волнения голос:

— Я получил ответ из-за грани времен. Ты дал мне мужество, о котором говоришь.

Остальные молчали, он обвел их взглядом.

— А теперь мне пора. Вы позволите моему молодому другу возвратиться со мною? Обещаю вам, он будет молчать.

Минуту все медлили в сомнении, потом Цезарь махнул рукой: