Рюрик - Галина Петреченко

Он искоса посмотрел на море, освещенное факелами ратников дружины Аскольда, и, приглядевшись, увидел скалистый берег острова Фрагорэ. Да, остров оправдывал свое название [Шум, грохот (лат.)]. В любую погоду здесь всегда был шум. Видимо, несколько подводных течений сталкивались в этом месте и беспокойно расплывались в разные стороны, оставляя у берегов острова шумные, неугомонные волны. Именно это обстоятельство и заставило хитроумных священников выбрать шумный остров для возведения на нем храма-казначея, ибо причалить к нему было не так-то просто. к Аскольд оценил обстановку и приказал Мути достать круторогие крюки и увесистые канаты. Когда Игнатий увидел, как и с чем готовятся военачальники Аскольда взять Шумный остров, он понял, что несколько минут назад предводитель киевской дружины был прав в своем тщеславном порыве.

"Вот только гнев Аскольда немного запоздал. Он был уместен там, на Теревинфе, когда я с презрением думал о нем..." А сейчас, когда Аскольд увлекся подготовкой к штурму острова, Игнатий понял, что гнев его был не так уж и страшен, хотя лучше было бы, если бы киевский, предводитель его не проявлял. Игнатий усмехнулся своим мыслям - привык к тихим исповедям в кельях, вот и жалуешься неизвестно кому неизвестно на что. Он отыскал в толпе языческих военачальников сосредоточенное лицо Аскольда и почему-то обласкал его взором. "Пусть я буду зрадник, - с горячим сердцем вдруг решился справедливо оценить свой поступок Игнатий, - но, Христос, прошу тебя, сделай так, чтобы этот волох, по имени Аскольд, свершил то, что он задумал, а я все равно оглашу его имя в христианском именослове как поверившего в тебя!.."

* * *

Да, Шумный остров дался не сразу, но возместил все усилия волохов. Казна провинциальных византийских христиан оказалась в руках Аскольда, а его военачальники не побрезговали святынями храма и прихватили с собой все его иконы, сосуды, завесы и даже крест, инкрустированный драгоценными металлами и камнями. Возбужденные и довольные добычей, не чувствующие ни усталости, ни угрызений совести от поголовного истребления всех, кто был приставлен ко фрагорскому храму Христа-Спасителя (а таковых, по меткому выражению меченосца Плена, не смогли и пересчитать - так много их было), они погружались на свои ладьи и даже не благодарили ни небо, ни Игнатия за столь быструю удачу. Единственное слово, которое чаще всего срывалось с уст языческих грабителей в это время, было слово "скорей", и ему подчинялось все. Скоро сбрасывались веревочные лестницы с ладьи на ладью, скоро перебирались грабители с острова и далее - каждый на свою ладью, скоро пересчитали своих - все ли на месте, ловко сняли крюки с канатами, державшие ладью Аскольда в качестве основной платформы, через которую происходила погрузка-выгрузка и наоборот, и скоро отчалили от берега. Утро еще не наступило, до бухты Золотой Рог оставались считанные часы, а в ладьях у грабителей было уже столько ценностей, что можно было с лихвой возвращаться назад и безбедно прожить целый год всему составу дружины. Но Аскольд, как горячий арабский скакун, закусил удила и понес. Никто и ничто не могло его остановить от задуманного действа. И только Бог знал, чем оно закончится. А пока, на самую широкую ногу, оно еще и не началось.

Игнатий был радостно удивлен, когда заметил, что почти никто из военачальников Аскольда, да и сам предводитель киевской дружины, совсем не интересовались тем, что они награбили. Они не считали золотые монеты, не трясли завесами и не делили драгоценные ткани и только крест несмело передавали из рук в руки и, как чужеродную святыню, побаивались долго оставлять у себя.

- Что он означает? - немного подумав, спросил Аскольд, когда очередь дошла до него и большой красивый серебряный крест, выделанный жемчугом, рубинами, алмазами и александритом, оказался в его сильных руках.

Игнатий всмотрелся в освещенное факелом лицо язычника и увидел в напряженном прищуре его век не только маскировку давнего интереса к амулетам и символам, но и попытку приобщить их значение к своей судьбе. Значит, не так-то ты уж и своеволен, храбрый волох, как хочешь казаться! Значит, ищешь поддержку в любой посланной Богом вести...

- Крест - символ бессмертия, - тихо ответил Игнатий и услышал в ответ почему-то восторженный возглас Дира.

- Да! Да! Да! - воскликнул Дир. - Я это подтверждаю! Аскольд, ты бессмертен!

- Уймись, Дир! - холодно прервал своего сподвижника Аскольд и, передавая крест в руки бывшего византийского патриарха, безразлично сказал: - Забери его себе! Это символ твоей веры, хотя ты и не все о нем поведал нам.

Игнатий растерянно принял бесценный дар волоха и сконфуженно посмотрел в его глаза, в которых мерцало явное снисхождение.

"Да, первосвященник Византии, никогда тебе не постичь этого Язычника", - грустно подумал Игнатий и понял, что отныне он так и будет называть Аскольда, - с заглавной буквы.

- Что ты еще хочешь услышать о значении креста? - постарался крепким голосом спросить Игнатий, желая удержать Аскольда возле себя еще на возможно долгое время.

- Скажи все, что знаешь, - небрежно предложил

Аскольд, - а мы послушаем.

Он прижался спиной к груди Дира и рука об руку с Мути и Гленом приготовился уделить немного внимания рассказу бывшего патриарха Византии.

Игнатий повернул крест к лицам слушателей и. глядя на него с любовью и почитанием, начал говорить:

- Крест имеет огромное охранительное значение как на земле, так и на небе. Появился этот символ в древности, еще у легендарных атлантов, которые обожествляли солнце.

- Как мы! - прервал Игнатия Глен и гордо вскинул правую руку вверх.

- Да! - тихо согласился Игнатий и спокойно продолжил: - Но затем был широко распространен культ Митры, древнеиранского бога солнца, который требовал от верующих особой чистоты души, причащения и защиты тела и души с помощью креста. Считалось, что, кто свершит крестное знамение, тот будет надежно защищен от влияния злых духов. - И он совершил над собой то магическое защитное действие, которое называется крестным знамением. Соединив первые три пальца правой руки в треугольник, Игнатий прикоснулся ими сначала ко лбу, затем к животу, к правому и левому плечу.

- Это ты защитил себя от нашего злого духа? - ехидно спросил его Аскольд.

- Не только, - откровенно сознался Игнатий и выдержал жесткий взгляд Язычника.

- Ну ладно! Это твой привычный культовый обряд, равный жестам рук наших жрецов, когда они общаются с солнцем и берут у него силу духа для своей души. Ты веришь в свои жесты, а мы верим в свои. Если мы не покажем перед битвой свои мечи и секиры Перуну и Даждьбогу, то Святовит не пошлет нам победы. И это действует на нас сильнее, чем твое крестное знамение на твоих защитников, - хлестко отпарировал Аскольд и оглянулся к военачальникам за поддержкой.

Те разноголосо стали поддакивать своему предводителю, вспоминать свои обычаи и обряды. Вспомнили и синеволосого перед боем Рюрика, но к кресту интереса больше не проявляли. Скорее, воспоминания о своих богах заставили их больше насторожиться и с большим недоверием смотреть теперь на бывшего византийского патриарха, нежели прежде. Всего полдня назад он был предметом их добрых помыслов, а тут прямо на глазах вдруг стай превращаться в нечто такое, чему название - будущий враг! Стоит ли Аскольду отпускать его с миром? Подумать бы надо!.. Глен и Дир одновременно посмотрели на Аскольда, и тот понял их. Наклонившись, он отрицательно покачал головой, что означало: от своего слова на Теревинфе я не отрекусь.

- Довольно! - подняв голову, властно произнес Аскольд и грубо скомандовал: - Всем отдыхать! Скоро вход в заветную бухту!

Приставив усиленный дозор к Игнатию и предоставив ему теплые одежды для сна на открытом воздухе, Аскольд спустился в свой отсек и, проговорив: "Все управляется и защищается силой и Только силой!" - улегся на свой походный одр...

* * *

А ранним утром следующего дня дружина Аскольда вошла в воды бухты Золотой Рог и, не встретив дозорных судов Царьграда, спокойно поплыла навстречу грядущей судьбе. Конница меченосцев под предводительством Глена была высажена на сушу для сопровождения Игнатия в маленькой уютной пристани местечка Друнгария и должна была в условленное время встретиться с Аскольдом при взятии ворот Константинопольской крепости.

Дир возился с креплением щита и изредка поглядывал на молчавшего предводителя.

Аскольд стоял на маленьком помосте своей ладьи, всматривался в воды бухты, переводил взгляд на солнце, затем снова на воду, ждал пророческого явления на воде или на небе, но ничто не предвещало неудачи. Надо было смотреть еще и еще, ни о чем не думать, а в голове, как назло, звенела фраза, сказанная им напоследок Игнатию:

"Я буду грабить твой народ столько и так, чтобы твои турмархи и клайзнархи [Турмарх, клайзнарх - высший и средний военные чины в Византии] вместе с твоим Фотием без тебя не смогли меня остановить!"