Затмение - Уинстон Грэм

Они поплыли дальше. Все одиннадцать лодок шли следом и нагоняли, поскольку лучше знали ветра и течения. Но если Росс предположил верно, это скорее сулило преимущества, чем опасность. В теснине у Бенодета стояли еще две лодки с убранными парусами, люди на палубе явно кого-то караулили. Обе лодки могли бы перехватить люггер, но не стали останавливать «Сарзо». Это была просто одна рыбацкая лодка из многих, вышедших на ежедневный лов.

В устье Одет их встретило покрытое зябью море. Теперь риск заключался в том, что кто-нибудь из рыбаков, а они то уж точно различат чужаков, решит их захватить. «Сарзо» опережал остальные лодки где-то на четверть мили, они уменьшили парус и встали на юго-западный курс, чтобы обогнуть мыс Пенмарш. Все с тревогой ждали. Одна за другой лодки пробивались на юго-восток, расстояние между ними росло, и наконец они развернулись кормой, и рыбаки исчезли из поля зрения.

Долгое ожидание отлива, вместо попытки пробиться и сбежать, их спасло.

Весь день радостно бились сердца, они воспрянули духом, оставив французский берег позади. Казалось невероятным, что никто их не остановил, но теперь вряд ли какой-нибудь французский военный корабль станет преследовать люггер, а если они встретят английский, то он не причинит им вреда.

Они нарезали хлеб с маслом и солью и разлили кипяток. Еды было достаточно на неделю, а до Англии они доберутся до того, как она закончится. Такая диета даже начала ставить на ноги Дуайта, он сидел на носу люггера, сильный и теплый ветер раздувал его волосы, и на белых как бумага щеках даже появился легкий румянец. Наточенным ножом Толли он срезал бороду и соскреб щетину с подбородка.

Но у Дрейка начался жар. На второй день он был почти без сознания. Дуайт рвался сидеть рядом, но его убедили, что ради собственного здоровья ему следует оставаться на палубе и быть терпеливым. Внизу находился Боун, время от времени его сменял Эллери, который привязался к парнишке.

Посередине Ла-Манша ветер переменился и стал шквалистым, море стало неспокойным, и долгое время они почти не двигались вперед. Росс немного посидел рядом с Дуайтом на палубе, под укрытием откидного люка.

— Придется провести еще день в море, — сказал Росс. — Забравшись так далеко, жду не дождусь, когда мы наконец-то будем дома.

— И я, — отозвался Дуайт.

— Не сомневаюсь.

— Росс, кажется, я не поблагодарил тебя за всё, что ты сделал, за то, как рисковал. Да и никогда не смогу как следует отблагодарить, хоть неделю буду над этим раздумывать.

— И не пытайся. Что сделано, то сделано.

— Но я должен попытаться, хотя наверняка у меня это не получится. Когда ты пришел, когда появился в ночи как призрак, с фонарем и пистолетом в руках и вооруженными людьми вокруг, я понял, что судьба мне улыбнулась.

— Неудивительно...

— О нет, удивительно. Но, видишь ли, даже тюремное заключение превращается в рутину, и через год становится будничным, ты почти смиряешься с голодом, грязью, болезнями и смертью, привыкаешь к вони и гнойным ранам, к лихорадке и отсутствию медикаментов, ты становишься... зубцом в лагерной шестеренке, важным зубцом, потому что даже небольшие познания в медицине бесценны. Лагерем управляют те, кому повезло чуть больше остальных. Нескольким гражданским заключенным позволяют иметь немного денег, в отличие от остальных, которых лишили всего, как только мы добрались до монастыря. Леди Энн Фицрой, недавно освобожденная, оказывала неоценимую помощь, в особенности только что прошедшей губительной зимой. Вокруг меня постоянно умирали люди, но фантастическая решимость остальных помогала им выжить, несмотря на болезни и лишения. Меня всегда поражала в людях эта воля к жизни, даже когда не осталось ничего, для чего стоит жить... Что ж... — Дуайт промокнул кровоточащие губы тряпкой и посмотрел на бурное море. — Что ж, дюжина пленных сбежала. Все в тюрьме в какой-то степени были под нашей ответственностью: гражданские в одном блоке, военные и моряки — в другом, женщины в третьем. Мы организовывали собрания, организовывали жизнь, пытались изобрести людям занятия — хватались за соломинку, но делали, что могли. И это стало нашей жизнью, нашим призванием. И потому, когда ты вошел, в первый миг удивления, я не хотел сбегать...

— Я понимаю.

— Но не думай, что я до сих пор пребываю в этом состоянии гипноза. Я сожалею, да, сожалею, что все эти люди, почти все, до сих пор в плену и нуждаются во внимании, которое я не могу больше им уделить. Я был бы поистине счастлив, если бы нас освободили всех вместе.

— Это было невозможно.

— О, я знаю. Чтобы добраться до дома, нам понадобился бы целый линейный корабль. Но сейчас я на свободе, действительно на свободе, и не могу выразить, что я чувствую. Дышать чистым воздухом, видеть солнце, ощущать соль на губах, знать, что я больше не вернусь в тот... тот ад. Знать, что я среди друзей и скоро увижу всех старых друзей. И наконец-то увижу Кэролайн... Я готов расплакаться.

— Да... — растроганный Росс нахмурился и посмотрел на неровную линию горизонта.

— Как она?

— Неплохо, как только услышала, что ты жив. А до того напоминала сорванный цветок, который не поставили в воду.

— Не думаю, что мне стоит видеться с ней таким. Наверное, сначала мне потребуется месяц, чтобы привести себя в порядок.

— А я предполагаю, что она сама захочет привести тебя в порядок.

— Да... Да. Не знаю. Я такое пугало.

Они замолчали. Стоящий у румпеля лейтенант Спейд с «Александра» отвернул на румб по ветру.

— Вместе с тобой мы спасли по меньшей мере еще двоих, — сказал Росс. — Небольшой бонус. И еще парочка могла обрести свободу. Я тревожусь только из-за Нэнфана. В ужасе думаю о том, как придется говорить с его отцом.

— Ох, — вздохнул Дуайт. — Должен кое в чем признаться. Когда мы ушли, Нэнфан еще не был мертв.

— Не был мертв? Но...

— Он умирал. Был задет мозг. Он не протянул бы и часа. Но я понимал, что на этот час, если только я не солгу, ты или кто-то еще останетесь с ним. И эта преданность не принесет ничего хорошего. Кто-то, возможно ты, тоже расстанется с жизнью.

Росс снова замолчал, раздумывая над этими словами. Что, если Нэнфан пришел в сознание? Его оставили умирать среди врагов. А если он снова, как и во время несчастного случая на шахте, опровергнет все предсказания докторов?

— На сей раз никаких шансов, могу заверить, — сказал Дуайт, прочитав его мысли. — С внутренними повреждениями никогда нельзя сказать определенно. Но тут всё было очевидно.

Росс кивнул.

— А что с другим нашим раненым?

— С юным Дрейком? Пока не могу сказать. У меня нет медицинских инструментов. Пулевые ранения обычно не воспаляются, но мы не знаем, не попали ли в рану нитки от рубашки. Мы также не знаем, насколько сильно раздробило кость. Но это менее существенно для выживания.

— Каковы его шансы?

— Узнаем, как только сойдем на берег. Мне не нравится его жар, но это может быть всего лишь результатом шока. Разумеется, если рана загноится, то надежды нет. Плечо не ампутируешь.

Встречный ветер продолжал над ними измываться, и за день они продвинулись недалеко. Судя по немногочисленным парусам в поле видимости, они с таким же успехом могли бы находиться и посреди Атлантики. Лейтенант Армитадж, самый опытный из всех, предположил, что они примерно в шестидесяти милях к северо-западу от Бреста и, вероятно, на том же расстоянии к юго-западу от Лизарда. Ветер дул с северо-востока, и чтобы пристать в нужном месте, приходилось постоянно лавировать галсами против ветра.

Чтобы вообще куда-либо высадиться, им нужно было бороться с ветром, поскольку английское побережье заканчивалось где-то неподалеку, а им вовсе не хотелось очутиться посреди Атлантического океана. Всю ночь на палубе оставались трое, остальные сгрудились в вонючей каюте, которая не переставала раскачиваться и трястись. Свечи закончились, в фонаре горела последняя. Некоторые страдали от морской болезни, другие пытались поспать. Дуайт сидел рядом с Дрейком, тому стало хуже. Дуайт сказал, что слишком устал, чтобы провести ночь на палубе, и ему нужно отдохнуть после двух дней на воздухе.

После спора Росс сдался, сам он с тех пор как они покинули Киберон спал урывками. Он провалился в усталую дрему, объясняя Демельзе, почему во время вылазки погиб ее брат. «Он был при смерти, — говорил Росс, — вот мы его и бросили. Каждый сам за себя, а больше мы ничего не могли сделать». Демельза смотрела на него и превращалась в Кэролайн. «Но я хотя бы вернул тебе Дуайта. Я потерял Джо Нэнфана и убил двух французских часовых, многие английские военнопленные расстались с жизнью, и Дрейк, брат Демельзы, тоже умрет. Но мы хотя бы привезли Дуайта». Росс повернулся, чтобы показать ей, но там были только два санитара из больницы с носилками, а на носилках лежал мертвый Дуайт. «Но ты хотя бы сможешь похоронить его на семейном кладбище, — говорил Росс, — так что затея имела смысл».