Шайтан-звезда (Книга вторая) - Далия Трускиновская

– Нет, о шейх, она думала не обо мне! Она уже тогда предполагала, что аль-Асвад откроет ее убежище, и решила, что в таком случае все ее спасение – в этом ребенке! И мы прибыли в Пестрый замок, и рабы не успели повесить на стены ковры, как нас настигли люди аль-Асвада, те самые, что отбили его у палачей! И она поняла, что они послали гонцов за войском, и что замок будет осажден, и что ей и мне грозит смерть.

– Я не прикасалась к ребенку! – Хайят-ан-Нуфус внезапно лишилась голоса и могла лишь хрипеть. – Я не трогала его и не выносила его, клянусь Аллахом!

– Ей пришлось выбирать между сыном и внуком – и она предпочла внука, и купила им свою жизнь, а меня обрекла на смерть! О шейх, что за времена наступили, если мать обрекает на смерть сына? – теперь и царевич Мерван уже не говорил, а вопил, срывая голос. – Она спрятала ребенка где-то в замке, чтобы передать его людям аль-Асвада! Эта распутница будет торговаться с моим проклятым братом, и он дорого ей заплатит за ребенка, а меня он убьет! Но прежде я убью ее!

Выхватив кинжал, царевич Мерван кинулся к матери, но черные рабы по знаку шейха схватили его за руки и за плечи. Он, вырываясь, осыпал Хайят-ан-Нуфус такими оскорблениями, какие наследнику престола, воспитанному утонченными наставниками, знать не положено.

– О щенок арабской собаки, о гнусный! – напустился на него шейх. – Закрой свой рот, иначе я велю забить его верблюжьим навозом! А ты, о развратница, объясни мне – зачем ты взяла с собой этого несчастного ребенка? Разве ты не поняла, что погоня будет не за тобой, а за ним? Ты не нужна аль-Асваду, и он был бы только рад, если бы посланные им всадники упустили тебя! А ребенок ему нужен! И ты знала это!

Вдруг аш-Шамардаль поднес руку ко лбу.

– Ты знала это, клянусь Аллахом! – повторил он. – А теперь говори – на основании чего ты предвидела, что людям аль-Асвада удастся найти твой след?

– Я не брала ребенка! Клянусь Аллахом, я к нему не прикасалась! – хрипела Хайят-ан-Нуфус, и вдруг, неожиданно ловким движением проскользнув между шейхом и черным рабом, дала сыну крепкую оплеуху. – Горе тебе, я сделала тебя наследником престола, я сделала тебя скрытым имамом, а ты позоришь меня и возводишь на меня напраслину!

– Ты сделала меня скрытым имамом? А разве я не таков от рождения? Отпустите меня, о проклятые, я не буду ее убивать…

– Не пускайте! – Хайят-ан-Нуфус схватила шейха за рукав. – Он убьет меня и погибнет сам!

– О Великий шейх, разве не ты сказал мне, что во мне возродился скрытый имам, и мне предстоит править над всеми правоверными? – Мерван, пытаясь высвободиться, повернулся к старцу. – Разве все это – ложь?

– Будьте вы оба прокляты! Я уже не знаю, что в этом замке – ложь, ибо вы все клянетесь Аллахом и все говорите разное! – воскликнул аш-Щамардаль. – А правда – лишь в том, что скоро тут будет все войско аль-Асвада! И замок нуждается в защите!

– Разве его не защищают джинны? – спросила Хайят-ан-Нуфус. – А если они его не защищают – значит, это ты лгал нам все время!

– Разумеется, покорные мне джинны охраняют замок! – подтвердил аш-Шамардаль, вовсе не желая рассказывать, как упустил марида Зальзаля ибн аль-Музанзиля. И он собирался добавить еще что-то, но его перебил необузданный Мерван.

– Нет, ты мне ответишь, о дядюшка! – завопил он. – Я не расслабленный, что просит подаяния у стен больницы! Я, благодарение Аллаху, еще могу отличить кислое от соленого! Если я скрытый имам – то почему эта мерзкая, эта скверная не бросает с радостью Хиру и все, что в ней находится, чтобы следовать за мной? А раз она везет с собой ребенка, при помощи которого надеется договориться с новым царем Хиры, – то, выходит, она не верит в мое предназначение? И я – не скрытый имам? И все было напрасно – и наш рай, и то, что делалось для будущих воинов, и молитвы, и замыслы?

– Сколько же лет ты лгал мне, о несчастный? – одновременно с сыном хрипела Хайят-ан-Нуфус. – Я отдала тебе то единственное, чем владела, а как ты распорядился моим имуществом? И ты же еще убедил меня, что поступил разумно, и что теперь я владею тем, что мне воистину необходимо! Горе тебе и горе мне!

Слыша с двух сторон хрип и вопли, старец заткнул себе уши.

– О Аллах, каких собеседников ты послал мне! И с этими крикунами я собрался творить великие дела! – воззвал он, обратив лицо к высокому потолку.

При этом конец тюрбана скатился с бороды и его лицо стало видно полностью – сухое и злое лицо упрямца, с выпуклым лбом и выпуклыми блеклыми глазами, со светлыми бровями и жесткой курчавой бородой, которой не помешало бы знакомство с хенной – когда-то рыжая, она тоже как бы выцвела и имела жалкий вид.

– Ради этих великих дел я отдала тебе единственного сына! А ты называешь меня распутницей и упрекаешь во лжи! – отвечала женщина. – Мы попали в этот замок, как в ловушку! Погибла я и погибло мое дитя!

– Так он и тебя обманул? – изумился Мерван, уже не пытаясь отпихнуть черных рабов. – А я-то думал, что это ты всю жизнь всех обманывала! Вот оно, вознаграждение Аллаха!

И долго еще они кричали, вопили и хрипели друг на друга, обвиняя и оправдываясь, а две невольницы, Хайзуран и Сабиха, глядели на них из угла, боясь дышать, а два черных раба, очевидно, плохо владеющие арабской речью, продолжали удерживать царевича, ибо иного приказа от своего повелителя не получили.

Не дожидаясь конца этого бедствия, аш-Шамардаль вышел из помещения и проследовал в ту башню, где жил во время своих наездов в Пестрый замок.

У входа его встретил черный невольник.

– О господин, что нам делать с теми двумя, которые прибыли вместе с тобой? – спроси он. – Оба они лежат без памяти в твоих комнатах, и мы боимся за их жизнь.

– Один из них – цирюльник, и он будет находиться при нас, – решил аш-Шамардаль. – Клянусь Аллахом, в этом обезумевшем замке недоставало только болтливого цирюльника! Второго, горбуна, отнесите в казармы, где живут мюриды, и покурите перед его носом жжеными перьями. Когда очнется, скажите ему, что Аллах переменил его судьбу и близится время, когда от него потребуется служба делу скрытого имама. Цирюльника мы приведем в чувство сами!

Но, войдя в помещения, аш-Шамардаль менее всего торопился позаботиться об Абд-Аллахе Молчальнике. Он достал из тайника в стене шкатулку и раскрыл ее.

На дне этой великолепной, из черного дерева, отделанной вставками из перламутра шкатулки лежали два дешевых медных кольца, из тех, что носят лишь черные рабы в небогатых домах.

– Горе мне, это – последние… – пробормотал мудрец. – Горе мне, как же все это вышло?

Он достал из-за пазухи черное ожерелье.

– И от этого талисмана мне нет никакой пользы… Ибо камни в нем – женского рода! И бронзовый пенал ас-Самуди пропал бесследно – а ведь он наверняка повелевает каким-то джинном, и я, если бы хорошенько постарался, разгадал бы его тайну… Как же теперь быть?