Избранные произведения - Осаму Дадзай

Кожа и сердце

перевод Д. Рагозина

Вдруг нашла под левой грудью прыщик, похожий на маленькую красную горошину, а вглядевшись повнимательнее, обнаружила, что вокруг все усеяно, точно брызгами, маленькими красными точками, и это притом, что никакого зуда я не чувствовала. Мне стало жутко, я пошла в баню и принялась сильно тереть под грудью полотенцем, чуть не сдирая кожу. Но все тщетно. Вернувшись домой, села перед зеркалом и, подавшись вперед, стала рассматривать грудь. Мне стало дурно. От бани до дома всего каких-то пять минут ходьбы, но за это время от груди вниз по всему животу расползлись ярко-красные, как земляника, язвочки. Мне казалось, что я вижу лубочную картинку с изображением грешницы в аду. В глазах потемнело. С этой минуты я перестала быть той, что была прежде. Я уже не воспринимала себя как человеческое существо. Наверное, именно такое состояние называют «помешательством». Долгое время я неподвижно сидела, как оглушенная. Пепельно-серая пелена накрыла все вокруг меня, я удалилась от прежнего мира, звуки едва достигали моего слуха, каждая минута моей жизни отныне была исполнена тоски. Пока я, раздевшись, рассматривала себя в зеркале, то там то здесь, точно первые капли дождя, вспухали красные пупырышки, вокруг шеи, по всей груди, по всему животу, распространяясь в сторону спины. Подставив второе зеркало, я осмотрела себя сзади. Прыщи высыпали по всему скату спины, точно выпал град. Я закрыла лицо руками.

«Ты только посмотри, что со мной произошло…» — я показала мужу.

Было начало июня. Муж в белой рубашке с коротким рукавом, в шортах, уже закончил работать и курил, рассеянно сидя перед своим рабочим столом. Поднявшись, он оглядел меня, поворачивая во все стороны. Дотронувшись пальцем, спросил:

«Чешется?»

Я ответила, что нет. Совершенно не чешется. Муж покачал головой, потом повел меня на веранду, поставил на место, ярко освещенное лучами заходящего солнца, и, поворачивая, подверг меня, голую, еще более тщательному осмотру. Мой муж всегда относился к моему телу даже со слишком заботливым вниманием. Вообще-то он человек не слишком разговорчивый, замкнутый, но меня холит и лелеет. Поэтому то, что он вот так выставил меня на освещенной солнцем веранде, осматривал со всех сторон мою постыдную наготу, притрагивался рукой, против ожидания, привело меня в тихое, умиротворенное состояние, точно я погрузилась в молитву. Я чувствовала себя в полной безопасности. Так бы и стояла всю жизнь, закрыв глаза.

«Ничего не понимаю. Если крапивница, был бы зуд. Неужто корь?»

Я грустно улыбнулась и начала одеваться:

«Может, это из-за рисовых отрубей? В бане я всегда очень тщательно тру ими и грудь, и шею».

Возможно, что и так, кто знает. Муж сходил в аптеку, принес тюбик с белой мазью и, без лишних слов, размазал, втирая, по моему телу. Мазь приятно холодила кожу, и настроение немного улучшилось.

«А вдруг это заразно?»

«Не выдумывай!»

Несмотря на его слова, выглядел он расстроенным и, хотя причиной было сострадание ко мне, его грусть с кончиков его пальцев отдавалась в моей изъязвленной груди. А я только и твердила про себя — скорей бы, скорей бы поправиться!

Мой муж и прежде старался при любой возможности и с большим тактом извинить мой безобразный внешний вид, никогда, даже в шутку, не поминал смешные недостатки моего лица, нет, никогда не позволял себе подтрунивать над моим откровенно некрасивым лицом, напротив, с совершенной серьезностью, с кроткой безмятежностью говорил:

«Милое у тебя личико. Мне нравится».

Когда он так говорит, я от смущения совершенно теряюсь. Мы поженились в марте нынешнего года. Замужество… Я была такой трусливой, такой робкой, что от одного этого слова у меня слабели колени, я с трудом могла спокойно выговорить его вслух. Начать с того, что мне уже двадцать восемь лет. Из-за уродливой внешности у меня было мало шансов выйти замуж, и все же, до того как мне исполнилось двадцать пять, случалось, заходили об этом разговоры, но всякий раз, когда надо было принять решение, я пасовала, сами посудите — семью нашу благополучной никак не назовешь: мать-одиночка, я да младшая сестренка, живем втроем, без мужчины в доме, живем бедно, в общем, рассчитывать на хорошую партию никак не приходится. Пусть же заветная мечта остается мечтой. В двадцать пять я приняла решение. Раз уж мне не суждено выйти замуж, буду помогать матери, воспитывать сестру, это станет смыслом моей жизни. С сестрой у нас разница в семь лет, в этом году ей исполнится двадцать один, она хороша собой, уже не такая капризная, какой была раньше, милая девушка, и отныне вся моя жизнь будет посвящена тому, чтобы пестовать сестру так, как если бы она была моей приемной дочерью. А я тем временем возьму на себя все денежные расчеты, буду поддерживать родственные связи и по мере сил защищать нашу семью. Как только я приняла такое решение, все, что до сих пор меня мучило, исчезло без следа, страдания, тоска одиночества отступили. Занимаясь домашним хозяйством, я одновременно принялась ревностно изучать кройку и шитье, вскоре ко мне стали поступать от соседей заказы на одежду для детей, и вот когда я, наконец, определилась со своим будущим, он сделал мне предложение. Передавший его предложение господин был человек весьма почтенный, в свое время много сделавший для нашего покойного отца, поэтому я не могла с ходу ему отказать, к тому же из его рассказа следовало, что жених еще в детстве потерял родителей, у него не было ни сестер, ни братьев, и этот благодетель нашего отца взял его к себе и позаботился о его воспитании, поэтому, разумеется, жених не богач, ему тридцать пять лет, он довольно искусный коммерческий художник, в месяц зарабатывает двести йен, а то, бывает, и больше, но, случается, выпадают периоды, когда он не получает ничего, в среднем выходит семьдесят-восемьдесят йен в месяц. В то же время, он уже был в браке, шесть лет прожил с любимой женщиной и лишь в позапрошлом году по какой-то причине с ней расстался, сама же я окончила только женское училище, младшие классы, в сущности, никакого образования и денежных сбережений никаких у меня нет, возраст тоже уже приличный, так что о выгодной партии мечтать не приходится, поэтому не лучше ли отбросить всякую мечту о замужестве и жить в свое удовольствие, как вдовица, но благодетель отца возражал, говоря, что люди сочтут меня за ненормальную, это не хорошо, надо немедля выходить замуж, раз уж подвернулся такой случай. Обсуждая между собой предложение, мы с мамой не знали, на что решиться. Прежде всего, в этом предложении не было ни одного положительного момента. Каким бы залежавшимся товаром я ни была, какой бы ни была уродиной, я за всю жизнь не совершила ни одного порочащего меня поступка. Мысль о том, что этот человек — мой единственный шанс, и если я его упущу, мне уже вовек не выйти замуж, поначалу меня сердила, потом привела в крайнее уныние. Мне не оставалось ничего другого, как отказать, но передавший предложение господин был такой почтенный человек, к тому же— благодетель покойного отца… Пока мы с мамой малодушно колебались, склоняясь к тому, чтобы не усугублять ситуацию и отказать, я вдруг его пожалела. Какой он, должно быть, добрый человек! А я кто такая? Окончила всего-то женское училище, образование самое примитивное. Значительного приданого ждать не приходится. Отец умер, семья бедная. К тому же, как сами видите, уродина, какая-то старообразная бабка, так что и у меня никаких достоинств нет и в помине.

Может, мы как раз составляем подходящую пару? В любом случае, в нынешнем своем положении я так несчастлива!.. И постепенно мое настроение менялось, я уже была не столь уверена в том, что самое разумное отказать и поссориться с благодетелем покойного отца, к стыду своему, мне все труднее было гнать от себя фривольные, бросавшие меня в краску мысли. «С тобой правда все в порядке?» — спрашивала мама встревоженно, но я не стала с ней больше ничего обсуждать, а напрямик передала благодетелю отца свое согласие.

Выйдя замуж, я обрела счастье. Нет… Да-да, счастье, иначе не скажешь. Только бы не сглазить! С самого начала я была окружена заботой и вниманием. Муж мой — человек слабохарактерный, а оттого, что прежняя женщина его, судя по всему, бросила, он стал еще более робким, уверенности в себе ни на грош, порой даже зло берет— худой, маленького роста, лицо невзрачное. К своей работе он относится с большим рвением. Как-то раз взглянув на его рисунок, я с удивлением обнаружила, что где-то уже его видела. Как такое возможно? Я спросила у мужа, а когда узнала, в чем дело, кажется, впервые у меня сердце забилось так, как будто я влюбилась. Подумать только, вывеску с узором из вьющейся лозы, украшающую знаменитый магазин парфюмерии на Гиндзе, нарисовал мой муж! Более того, товарный знак на продающихся в этом магазине духах, мыле, пудре, оформление газетной рекламы, все это исполнено по эскизам моего мужа. Он сказал, что уже лет десять выполняет заказы этой фирмы: необычный шрифт с орнаментом из лозы, рекламные плакаты, газетные объявления — все это сделано почти исключительно им одним, а сейчас даже иностранцы узнают этот орнамент, благодаря оригинальной вывеске магазин знают даже те, кто не помнит его названия. Мне самой кажется, что я помню этот орнамент еще с тех пор, как училась в женской школе. Удивительно, но он уже тогда меня притягивал, закончив школу, я стала пользоваться почти исключительно парфюмерией этого магазина, можно сказать, стала его преданной поклонницей. Но, разумеется, тогда я и не задумывалась, кто автор орнамента. Я вообще не слишком внимательна, но, наверно, не я одна такая, разве кто-нибудь, глядя на красивое объявление в газете, задается вопросом, кто его нарисовал? Быть коммерческим художником — неблагодарный труд. Даже я долго не догадывалась, кто мой муж. Но когда узнала, не могла сдержать радости: