Слуги этого мира - Мира Троп

Сюда туман почти не забрался, и Ти-Цэ облегченно выпрямился во весь рост: пещера была неглубокая, и, что самое главное, пустая. Вне всяких сомнений он находился в гнезде имэн, но заброшенном год или около того назад. В стенах тут и там виднелись углубления под яйца, но заполняли их шмотки плесени и мха. Скользко и склизко. Он повернулся к выходу, чтобы возобновить поиски дичи.

…И едва не столкнулся с ней лбом.

Резня началась.

Ти-Цэ отпрянул как раз за мгновение до того, как когтистая лапа дотянулась до его шеи. Его судорожный вдох прокатился по стенам пещеры. Он отпрыгнул к ним, будто хотел поймать собственное эхо, и вытаращился на женоподобную фигуру.

Но руки свою работу знали отлично. Будто сами собой, отработанным до автоматизма движением они сняли с плеча щит и разделили его надвое. Но тварь не приближалась к нему. На своей территории она вела себя не так безрассудно, как та, что пряталась за водопадом от Наставника. Наверное, потому, что знала преимущества этих мрачных сырых мест.

Имэн оскалился и пополз назад, пригибаясь к земле. Он хотел затеряться в тумане снаружи пещеры, чтобы растерзать его исподтишка…

Сердце Ти-Цэ подпрыгнуло к горлу, но он рванулся вперед и защелкнул щит по шву на его шее раньше, чем тот мог опомниться и развернуть крылья.

Ти-Цэ поморщился: разящая чаша очень тонко передавала все вибрации, и он почувствовал, как крошатся позвонки так явно, будто сломал шею имэн голыми руками. Еще клацающая зубами голова стукнулась о его грудь и упала к ногам, а содрогнувшееся тело, плеснув фонтаном крови, выскользнуло из пещеры и отправилось в недолгий полет до дна расщелины.

Ти-Цэ выдохнул и вышел из боевой стойки. Он смотрел на блеклое пятно – выход из пещеры, и замершую на его фоне беличью голову. Сердце шумно стучало в груди, и он накрыл его ладонью, чтобы утихомирить бег, но тут же отдернул руку: на белоснежной груди остался кровавый след. Он глянул на него сверху вниз, но увидел яркий образ давнего воспоминания: он, еще будучи ребенком, замирает в ожидании, когда Нововер перечеркнет на его груди кровавый прицел. Каким же далеким казалось детство, каким же далеким казался тот день…

Ти-Цэ улыбнулся. Тогда он был мальчишкой, ничего не знал и не умел, и вот теперь – почти взрослый мужчина, который убил своего первого настоящего врага.

Ти-Цэ медленно провел по алому пятну двумя пальцами и перечеркнул его свежем слоем крови. Страх ушел. Он был благословлен жить еще с того момента, как получил имя. С того момента, как впервые надел набедренную повязку. С того момента, как Наставник выковал для него разящую чашу.

И что-то подсказывало Ти-Цэ, что учитель и сейчас каким-то образом находится поблизости. Его присутствие ощущалось не только в умениях, запечатанных в его теле тренировками, но и как-то еще, на духовном уровне. А с таким союзником никакой страх Ти-Цэ был неведом.

Йакит закинул щит на плечо, подтянулся на руках за выступ с внешней стороны пещеры и отправился наводить порядок в мире, который был под его полным контролем.

***

– Аргх!

Еще один обломок когтя навеки остался в скале.

На дрожащих от напряжения руках йакит карабкался по крутому скользкому склону, но в очередной раз сорвался и пробороздил израненными пальцами добрых десять футов. Ти-Цэ не представлял, сколько еще протянет в таком темпе после стольких убийств: сбился со счета после одиннадцатого обезглавленного имэн.

С того момента, как ученики каждый в своей точке снесли голову первому имэн, в ущелье разверзся настоящий ад. Йакиты разворошили гнездо, и теперь были вынуждены убивать до тех пор, пока обитатели не прогнутся под их натиском, или пока у них самих от усталости не опустятся руки. Убить или быть убитым – таков был гимн этой ночи.

Ти-Цэ спустился до самого дна, и увидел, что воды бурного ручья покраснели и загустели от пролитой в него крови. На волнах подпрыгивало и прибивалось к камням столько частей тел имэн, что хватило бы на плотину, от чего ручей еще больше обретал сходство с забитой тромбами артерией.

Бойня шла полным ходом. Однако вода принесла ему и дурные вести: раз или два мимо Ти-Цэ проплывали крупные клочки белой шерсти. Внутренности у него при виде этого завязывались узлом, но вместе с тем йакита охватывала и надежда. Он сумел безошибочно разглядеть их, а значит расщелина, которая была словно разрезом меж западом и востоком, постепенно наполнялась светом.

Близился долгожданный рассвет.

Для Наставника старая звезда взойдет не скорее, чем через час, но Ти-Цэ свой сигнал получил, и, если хотел еще раз увидеть учителя и вообще хоть что-то, кроме каменных склонов и пещер, должен был закругляться.

Ти-Цэ позволил себе риск и убрал щит за спину: он видел, как оставшиеся в живых имэн расползались по щелям. Йакитам удалось хотя бы временно, но установить в этой преисподней свой порядок. Они истребили очень многих особей, и Ти-Цэ почти взмолился, чтобы оставшиеся побеспокоились за свои жизни и затаились, пока не уйдут палачи. Иначе, если они всего лишь восстанавливают силы для следующего удара…

Из последних сил Ти-Цэ рвался наверх. На его пальцах не хватало нескольких когтей, но он упорно подбрасывал тело рывками от выступа к выступу. В голове у него стучала кровь, в ушах то звенело, то закладывало от собственного натужного дыхания, но мысль о том, как близок был конец всем этим кошмарам, была сильнее боли от любого физического увечья. Он рассеянно подумал о том, что говорил Наставник об имэн, которого выкурил из пещеры за водопадом. Ти-Цэ, который в спешке покидал поостывшее поле боя, не мог представить, как можно было заставить имэн себя так избегать. Сейчас твари отступали, потому что биться до последнего мускульного напряжения им не хватало ни разума, ни мотивации. Но Ти-Цэ не был уверен, что выдержит еще одно такое сражение, если у них появится и то, и другое. Второе дыхание имэн стоило бы ему жизни.

Ти-Цэ вздрогнул и рванул одной рукой за спину, как только заметил движение неподалеку от себя, но в следующую секунду вернул щит на место. Существо не имело черт имэн. Это был определенно один из своих, который до того вжался в скалу, что вполне мог бы сойти за ее очередную неровность, если бы не двигался.

У него пересохло во рту: даже со своего места Ти-Цэ видел, что выглядит тот неважно.

– Эй! – позвал Ти-Цэ, но йакит даже не шелохнулся. Напротив, он затаился, как будто надеялся, что его могли потерять из виду по счастливой случайности.

Ти-Цэ выругался и полез вправо, ближе к собрату. То и дело он не