Слуги этого мира - Мира Троп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец Наставник пошевелился. Он ссутулится, оперся о колени руками и оглядел своих подопечных. Не многие нашли в себе силы выдержать его взгляд.
– Мда-а, – тихо протянул он. – Смотрю на вас и вспоминаю молодые годы. Глупые до безобразия, но прекрасные. Давно это было. Завидно даже. У вас все только впереди.
– Будем надеяться, – буркнул кто-то.
– Дубина, – усмехнулся Наставник. – Не забывайте, что воспитал вас я. Считайте, что держите пропуск в счастливую и безмерно долгую (пожалуй, даже слишком) жизнь.
Ученики украдкой обменялись улыбками.
– Только кажется, что имэн – вершина угрозы вашим жизням. Вы удивитесь, как часто будете с ними сталкиваться. Не забывайте, что и они годятся в пищу. Будете на охоту за их сердцами для беременных и кормящих жен ходить так же естественно, как за зверьем – себе для пропитания.
Еще один обмен улыбками. На сей раз чуть менее натянутыми.
– Я уверен в способностях и силе каждого из вас, – сказал Наставник, – и с гордостью могу сказать, что вы действительно выросли. Из всех достойные мужчины получились. Разумеется, благодаря моему самому прямому к этому отношению.
Ученики склонили головы, но не удержали смешка.
– Поэтому, – повысил голос Наставник, – мне теперь и выпить с вами не стыдно. – Он снял крышку с котелка, отложил в сторону и пригласительным жестом повел рукой. – Составьте компанию.
Ти-Цэ недоверчиво переглянулся с соседом, но Наставник не шутил. Как перед равными он выставил котелок вперед и зачерпнул мутный напиток небольшой деревянной чашкой.
Ти-Цэ всего раз или два видел, как пьют ореховое вино родители в компании других взрослых йакитов, и знал, что его готовят только по особому случаю. Ти-Цэ говорили, что питье очень крепкое – вот и все его представление о вкусе необыкновенного напитка.
Наставник со смаком сделал три хороших глотка и почти торжественно отнял чашу от губ. Его лицо оставалось гладким и одухотворенным, пока он вновь зачерпывал мутную жидкость. Любопытство и возбуждение всколыхнусь в груди Ти-Цэ, заставив сердце сделать один лишний удар между двумя привычными. Неужто и в самом деле дорос, чтобы пить, совсем как взрослый, по кругу?
Наставник передал чашку дальше, своему сыну, который очень кстати оказался по правую руку от него. Ку-Ро деловито поводил ею перед носом, внимательно изучил запах и наконец приложился к ней губами.
…Однако сделал всего один судорожный глоток, и, как бы ни старался сделать еще, так и не сумел. Ку-Ро отнял чашу ото рта, и над лагерем загремел многоголосый лающий хохот, самый звучный из которых принадлежал Наставнику. Обычно надменный, собранный Ку-Ро сморщился, как высохший фрукт, и даже дыхание у него, кажется, перехватило. Наставник гоготал, запрокинув голову к небу, и так хлопнул Ку-Ро по спине, что он едва не клюнул носом костер.
– Молодняк! – смеялся он. – Тьфу на вас! Тьфу на вас еще раз!
Даже Ку-Ро улыбался во весь рот после своей провальной попытки сохранить хладнокровие, и продолжал еще какое-то время остужать пылающие губы пальцами, прикладывая их так и эдак. Чашка передавалась из рук в руки. Каждый стремился превзойти предыдущего, но никто не сумел проявить больше выдержки, чем Ку-Ро, что очень тешило Наставника.
Наконец, следующий с трудом удержавший вино во рту товарищ передал чашу Ти-Цэ. Но перед тем, как попробовать, он подержал ее какое-то время, пошатал в руках.
Много лет назад он стоял на коленях перед Нововером, его свитой древних и Наставником и смотрел на свое отражение в разбавленной крови. Теперь с гладкой поверхности мутного напитка на него глядели все те же восторженные глаза, но уже взрослого йакита, прошедшего через очень и очень многое. Для него это был особенный момент. Момент, когда прошлое и настоящее встретились лицом к лицу, чтобы проводить его в будущее.
Он не знал, что его ожидало в дальше, не знал даже, увидятся ли они с Наставником когда-нибудь еще. Но никогда ему так не хотелось выловить и заточить в памяти каждую секунду настоящего момента, проведенного с ним.
А все-таки, жизнь должна двигаться вперед, к счастью ли, к гибели – только бы не стояла на месте. Должны подняться щиты, должна взойти старая звезда. И чаша, конечно, должна идти дальше по кругу.
Ти-Цэ поднес напиток к губам, и как только ароматная жидкость их коснулась, он едва не отпрянул от нее сразу: как будто поцеловал тлеющий уголь. Но отступать и не думал. Сделал глоток, попытался – второй… и с широкой улыбкой прижал кулак к пылающему рту под новый взрыв смеха. Не жидкость – стихия огня прокатилась по горлу.
Вкус нельзя было назвать неприятным. Да и приятным, если уж на то пошло, нельзя было назвать тоже: пламя смыло вообще любое представление о вкусе. Из его желудка как из жерла вулкана поднимался жар, и он вообще с минуту не мог понять, получается у него продохнуть или нет. Впечатления можно было без ущерба истине назвать по крайней мере интересными. А еще спустя пару минут Ти-Цэ и вовсе был приятно удивлен легкостью и радостью, возникшей будто бы из ниоткуда. Все в нем обрело вожделенный покой, и он и думать забыл о терзавших его тревогах.
– А что у вас с танцами? – оживился Наставник, когда последний ученик шумным глотком замкнул круг. – Как могу отпустить вас в Плодородную долину без финальной репетиции? И нечего таращиться так. Ваше счастье, что площадка наказаний сейчас слишком чистая, жалко снова марать. А ну вставайте, показывайте, чему научились!
Йакиты не спорили: спать все равно не хотелось, да и ореховое вино ударило в голову. Ти-Цэ с готовностью встал вместе со всеми в исходную позицию. Он закрыл глаза. Теперь Ти-Цэ видел перед собой самок, одна из которых была его женщиной. Она гордилась им, восхищалась, хвасталась перед подругами, и наконец повернулась к нему. Огромные глаза устремились на него в предвкушении танца…
Из реальности, откуда-то за опущенными веками, Ти-Цэ послышалась дробь барабана, которым Наставник задавал им настроение. Их тела постепенно подчинялись стуку его пальцев и повиновались такту.
Ти-Цэ думалось, что танцуют они очень неплохо, и даже Наставник какое-то время наблюдал за ними со странным выражением лица. Но когда музыка утихла, он поднял их на смех.
– Щенки! – гоготнул он и впихнул барабаны первому попавшемуся ученику. – А ну-ка присядьте. И посмотрите, как это делают профессионалы, раз уж я пока с вами.
Учитель скинул с плеч мантию. Ти-Цэ проводил его взглядом и особенно пристально уставился на его обнажившуюся спину. На ней был неизменный атрибут внешности каждого мужчины: грубые шрамы и отсутствующая местами шерсть. Ти-Цэ же и вовсе был «счастливым» обладателем почти голой спины, но до чего же странно было допускать даже мысль о том, что когда-то Наставник тоже