Конец второй республики - Зардушт Ализаде

В начале 1993-го года скончался академик Гасан Алиев, старший брат Гейдара Алиева. Укрепивший свои тылы в Нахичевани Гейдар Алиев прилетел в Баку, на поминки брата. Тут он несколько раз встретился с президентом. Последняя встреча тет-а-тет проходила в резиденции Эльчибея и продолжалась 8 часов. Бывший помощник Гейдара Алиева Рафаэль Аллахвердиев впоследствии рассказал прессе, как, провожая гостя, президент открыл заднюю дверь машины и почтительно дожидался того, когда сядет Гейдар Алиев. Много раз и Эльчибея, и Гейдара Алиева спрашивали о содержании этой долгой беседы. Эльчибей отнекивался, говоря, что «всему свое время», а Гейдар Алиев на вопрос Араза Ализаде о содержании беседы ответил уклончиво: «Он говорил без устали и столь странные вещи, что я просто молчал и слушал». Мне же представляется, что все эти долгие часы Гейдар Алиев прорабатывал со своим давним поклонником подробности плана передачи власти ему, ради сохранения ее за трайбом и кланом. Затем Гейдар Алиев надолго выехал в Москву, видимо, пробивая добро московских властей на свой приход к власти.

Впоследствии, из нескольких источников я узнал, что президент Эльчибей и его соратники получали из достоверных источников информацию о готовящемся захвате Кельбаджарского района. Об этом докладывала разведка, предупреждал азербайджанец, работавший в МИД России, который с риском для жизни привез добытые им документы российского Генштаба и показал Исе Гамбарову. Последний выслушал информацию, ничего не предпринял, а на одном из совещаний сообщил о попытках российской разведки ввести его в заблуждение.

Тревогу била маленькая Кельбаджарская организация социал-демократов. 27-го февраля 1993-го года газета «Истиглал» опубликовала статью двух кельбаджарских эсдеков — Чырага Гусейнова и Аваза Гасанова. Они писали о плохой организации обороны района, ожидаемом нападении армянских войск как со стороны Нагорного Карабаха, так и со стороны Армении. Они взывали о помощи, предсказывали скорое падение района.

Все было напрасно. Бездеятельность и бессилие власти НФА достигли того же предела, в котором находилась власть Муталлибова год тому назад.

В феврале «Азадлыг» опубликовала заявление Меджлиса НФА. Заявление было подготовлено фронтистскими лидерами второго ряда во главе с Фараджем Гулиевым. В заявлении министр обороны Рагим Газиев и представитель президента по Карабаху Сурет Гусейнов обвинялись в измене. Рагим Газиев подал в отставку. Было ли это добровольным уходом, или же его вынудили к этому, осталось неизвестным. Вместе с ним подали в отставку и Алякрам Гумматов, и Лейла Юнусова.

2. Восстание Сурета Гусейнова и президентство Гейдара Алиева. Восстановление командно-административной системы в Азербайджане

Сурет Гусейнов потребовал опровержения и предоставления ему прямого эфира на телевидении с тем, чтобы «объяснить народу, кто есть истинный предатель». Не было никаких сомнений, что, если он выйдет в прямой эфир, то объявит предателями все руководство НФА во главе с Эльчибеем. За Суретом Гусейновым стояла верная ему военная часть. Эльчибей, как и Муталлибов, стал перед дилеммой: пойти на кровопролитие, или отступить. В Гянджу на переговоры с полковником выехали Ариф Гаджиев, Панах Гусейнов, Искандер Гамидов и др. Они уговорили Сурета Гусейнова отказаться от своего требования о предоставлении прямого телевизионного эфира. Взамен Ариф Гаджиев сам зачитал заявление Эльчибея, опровергающее заявление Меджлиса НФА. Наблюдая за этим абсурдом, я думал: «крысы начали покидать тонущий корабль, капитан потерял голову, начинается новый раунд драки за власть».

К тому времени, вслед за известными лидерами НФА Этибаром Мамедовым, создавшим свою ПННА, и Нейматом Панаховым возглавившим псевдопрофсоюз «Туран» с единственной целью способствовать приходу Гейдара Алиева к власти, и третий лидер — Иса Гамбаров для борьбы за власть решил сформировать свою партию «Мусават». Фронтисты, алчущие должностей, очень быстро поняли, что путь во власть отныне лежит через вступление в новую партию Исы Гамбарова. Начался массовый отток фронтистов в «Мусават». Иса уже предлагал президенту назначить его министром обороны, понимая, что в борьбе за власть самым весомым аргументом будет армия. При этом он ссылался на свой удачный опыт руководства обороной Физулинского района, который, якобы, был спасен от захвата армянскими войсками только приездом в райцентр лично Исы Гамбарова.

Эльчибей не выполнил просьбу своего ближайшего соратника, и назначил министром обороны полковника запаса, Дадаша Рзаева, присвоив тому звание генерал-майора. Нового министра обороны я знал еще с тех пор, когда он пытался осенью 1991-го года организовать работу Генштаба. Этот добрый и спокойный человек не обладал командирскими талантами и знаниями, что впоследствии было блестяще доказано.

Эльчибей вызвал Сурета Гусейнова в Баку, лично с ним побеседовал, снял его со всех должностей и вернул ему пост директора Евлахской шерстоваляльной фабрики. Сурет Гусейнов позднее рассказывал, что при выходе из кабинета президента некий доброхот предупредил его о том, что у парадной двери президентского дворца его поджидает наемный убийца. Сурет бей ушел из дворца через боковой выход и тем самым, как он был убежден, «Аллах спас ему жизнь».

Эльчибей уступив настойчивым требованиям Панаха Гусейнова, сместил премьер-министра Рагима Гусейнова и назначил на этот пост самого Панаха. Вскоре ему на подмогу был назначен вице-премьером Расул Гулиев, директор нефтеперерабатывающего завода, главная финансовая и организационная опора Гейдара Алиева. Рядовые фронтисты начали роптать, но их мнения никто и не собирался принимать во внимание. Эльчибей слушал только рекомендации турецких советников и своего ближайшего окружения.

За время годичного правления НФА Турция постепенно начала осваивать место «старшего брата», добровольно оставленное Россией. В Баку зачастили руководители Турции. В городе активно работали мелкие турецкие бизнесмены, пытающиеся начать какое-нибудь дело в этой бесхозной стране. Кульминацией политической карьеры и вершиной счастья для Эльчибея стала предоставленная ему возможность выступить перед депутатами парламента Турции во время его официального визита в эту страну. Большой бей владел азербайджанской речью слабовато, оратором был никудышным, турецкого языка, очень близкого к азербайджанскому, но все таки отличного от него, не знал вовсе, но мнил себя знатоком, и посему выступал, в своем представлении, на «турецком», ломая и коверкая азербайджанские слова. Как бы то ни было, турецкие депутаты хорошо поняли азербайджанского президента и наградили его бурными овациями, когда он заявил: «мы в Азербайджане настолько любим Турцию, что говорим: «что бы ни случилось с Азербайджаном, лишь бы не было беды с Турцией». В любой нормальной стране президента за такое заявление привлекли бы к ответственности, но в Азербайджане, охваченном угаром тюркизма, сия сентенция была воспринята как верх государственной мудрости.

Кумиром Эльчибея, естественно, после Гейдара Алиева, был лидер турецких ультранационалистов полковник Алпарслан Тюркеш. Тюркеш по турецкому телевидению рассказывал о том, что идею знака «серых волков» подсказал ему Эльчибей. Знак создавался так: «серый волк» вздымал руку, соединял большой палец со средним и безымянным пальцами, поднимал указательный палец и мизинец как «уши волка». Вот в этом и заключалась вся доступная черни глубина тюркизма Эльчибея. В своих речах он призывал к созданию великой тюркской империи на пространстве от Байкала до Средиземного моря, к тому, чтобы водрузить тюркские знамена на развалинах Китая и Индии.

Паломничество делегаций азербайджанских фронтистов в Анкару и Стамбул не прекращалось, каждый «настоящий тюрок» считал своим долгом посетить родину великих Ататюрка и Тюркеша.

Было сделано и много хорошего в области азербайджано-турецких отношений. После прихода к власти правительство НФА послало в Турцию на учебу две тысячи молодых людей и пригласило турецких военных инструкторов для подготовки армии. Расширились азербайджано-турецкие культурные, торговые и гуманитарные контакты. А вот отношения с Ираном испортились окончательно: Эльчибей призывал развалить Иран, обещал лично возглавить гигантские митинги в Тебризе, пройти в Степанакерт через Тебриз.

АСДГ и издаваемая мной газета «Истиглал» относились лояльно к новой власти первые шесть месяцев. Я публиковал в своих статьях прогнозы и рекомендации, которые игнорировались лидерами Фронта. После истечения шести месяцев, поняв, что новая власть ведет страну в пропасть поражения, я начал резко критиковать «мещан во дворянстве». Меня особенно не устраивало выпячивание этнического фактора в политике. Для полиэтничного Азербайджана это было чрезвычайно опасно. В конце марта в «Истиглале» был напечатан чайнворд постоянного автора газеты, рабочего Надира Фараджзаде. Для раскрытия чайнворда надо было ответить на вопрос: «Кто эти два известных на всю страну два брата, один из которых в борьбе за власть в Тертерском районе утверждает, что он курд, а другой в Баку, что он тюрок?» В день выпуска газеты Панах Гусейнов позвонил Искандеру Гамидову и сказал тому, что этим чайнвордом редактор газеты намекает на то, что у его матери были два мужа. Ко мне в редакцию в сопровождении четырех полицейских явился министр внутренних дел Искандер Гамидов и начал драться со мной. Один из его телохранителей, 120-и килограммовый амбал держал меня за одну руку, другой, с мозолями каратиста на костяшках рук за другую, а доблестный министр целил в меня кулаками, а завершил избиение тем, что ударил меня по голове рукояткой пистолета. Досталось и ему: насколько позволяло мне обстоятельство, я тоже достал его, и позже он в своем оправдательном интервью газете «Хурал» утверждал, что не он со своими телохранителями, а я избил их. Меня повезли в Управление по борьбе с бандитизмом и посадили в подвальную камеру.