Стекло и дерево - Сергей Буянов

60

– Карина Львовна, вам звонила дочь.

– Что случилось? – для Липутиной новость казалась необычной.

– Ничего не сказала, но перезвонит к вечеру.

Может быть, Эвелина решила выйти замуж? Помнится, подобный разговор уже заходил. Карина Львовна тогда не приняла всерьёз сказанного. Вероятно зря. Так или иначе, дочь перезвонит к вечеру, а пока у Липутиной дел по горло. Теперь она ходила по специалистам, которые разводили руками и мямлили: «Ничего не можем поделать! От всей души сочувствуем», – но Карина Львовна видела искорки злорадства в их глазах. Нет-нет, да и проскальзывало чувство превосходства над униженной и полурастоптанной коллегой. Глупцы! Завтра они могут оказаться на её месте! Липутиной крайне противно общаться с такими людьми, но Полянский настаивал категорически!

– В этом, дорогая, вся наша стратегия! Пусть все будут в курсе. Потом не отвертятся.

– Но как с ними можно разговаривать?

– Спокойно изъясните суть дела и выжидайте ответа. Начнут экивокать, уходите! Ваша миссия выполнена. Только вот, упаси Бог вас, Карина Львовна, посвятить их в свои планы! Обязательно найдутся хитрецы, которые не применут спросить: «А что вы собираетесь делать? Мы окажем посильную поддержку!» Не верьте ни в коем случае! Изложили проблему и уходите, не ругайтесь, не радуйтесь, печально так уходите.

Вот она и выполняла инструкции, и бродила по бесконечным коридорам власти. Уж кому-кому верить, так это лишь Евгению Львовичу! Время такое. Собственной дочери верить опасно! Вот что она там задумала и почему сообщает об этом?

Ждать пришлось недолго. Едва смеркалось, как прозвенел межгород. И это вечер? Карина Львовна подошла к телефону, ба! Да ведь разница во времени! Теперь понятно, Эвелина звонила утром, когда у Карины Львовым был обед. Логические умозаключения никогда не покидали голову Карины Львовны.

– Алло!

– Здравствуй, мамочка! – возбуждённый тон не предвещал ничего доброго.

– Ты звонишь, чтобы порадовать меня?

– А как ты догадалась?

– Я ведь твоя мама, Лина!

– Тогда скажи, чем?

– Выходишь замуж.

– Да! Ты так спокойно это сказала, значит, рада?

– В наше время я бы не удивилась, что мне дочь скажет: «Я вышла замуж», – попросту поставит перед свершившимся фактом.

– Мама! Откуда такой убитый тон? Ведь ты должна меня поздравить!

– Поздравляю, но…

– Что, но?

– Когда? – Карине Львовне не хотелось портить отношения, дочь позвонила, это уже что-то значит. Важно хоть чуточку выиграть время.

– Как обычно, через месяц.

– Заявление уже подали?

– Мы ждём тебя, мамочка, на помолвку!

– Когда?

– Послезавтра.

– После завтра, – раздельно произнесла Карина Львовна. Только теперь новость ошарашила её, словно обдало кипятком с головы до ног, колени подкосились, и она бессильно шлёпнулась в кресло. Крупные капли холодного пота выступили на лице Липутиной.

– Приедешь?

– Не смогу, зато через две недели точно буду дома! Так что, никаких фокусов!

– О чём ты, мамочка?

– Не вздумайте переносить свадьбу на более ранний срок, без меня не женитесь!

– Всё ясно, приказ будет исполнен. До свидания, мамочка, целую!

Эвелина закончила разговор, заметив, что мама начала закипать. На душе так светло и радостно, не хватало маминых нотаций. Дальнейший разговор Эвелина прекрасно предвидела. Мама начнёт гнуть своё: А как ты будешь учиться? А что имеется у жениха? Квартира, степень – это хорошо, но недостаточно чтобы содержать семью! Коммерческое предприятие, а каков оборот?

Как ты не узнала? Неважно? Это сейчас тебе неважно, а потом у него окажется в собственности какой-нибудь, раздавленный рэкетом, ларёк с одними убытками! И что ты будешь делать? Это сейчас ты не думаешь, а вот потом… и далее, и далее в этом духе. И ни слова о том, кто он? Какой он человек? Любит ли она его? Любит ли он её? Стоит ли разговаривать?

– Вот такая у нас помолвка, Рима, – так Лина стала называть его, – с моей стороны бабушка, с твоей никого. Почему папа не хочет приехать?

– Понимаешь, Линочка, он человек простой. Если свадьба, значит, свадьба! А вот заранее чего ехать? Видишь ли, у него такая работа, что и отпустить-то надолго не могут.

– Он большой специалист?

– Механизатор.

– Механизатор? Как здорово! – для Эвелины слово «механизатор» ассоциировалось с космонавтом или подобным специалистом.

– Может быть, – сказал Рим.

– Как же так? Почему ты не ценишь своего папу? Если его не отпускают с работы даже на помолвку сына, то это говорит о многом!

– Да, – согласился Рим. Не дай Бог Эвелине оказаться на рабочем месте его отца: увидеть вечно поддатых работяг, услышать родную речь специалистов-механизаторов, их отзывы о людях, подобных Карине Львовне!

– А что, кто-то ещё должен быть? – спросил Любимов, продолжая тему.

– Как же, а свидетели?

– У тебя есть подруга?

– Только Алина, но согласится ли она?

– Конечно, – усмехнулся Рим, представив себе реакцию Ивановой на предложение, – только вот, может ли свидетельница быть замужней?

– А почему нет?

– Вероятно, существуют какие-то правила.

– Действительно, это, наверное, важно. Тогда вот что! У меня есть подружка-пустышка, Люська! Тогда она.

– Она подойдёт?

– Бабушка души в ней не чает! Конечно, Люська не самый лучший вариант, но если нельзя Алине. Кто-то ведь должен быть на этом месте! Кстати, я нашла, а ты?

– У меня есть технический директор.

– Это кто?

– Пётр, однокашник.

– Я его знаю?

– Узнаешь.

С помолвкой разобрались. Теперь Риму предстояла более деликатная тема. Он не знал, как сказать? Если начать издалека, Эвелина тотчас раскусит его, опять обидится и будет права! Надо говорить прямо, Рим решился.

– Линочка, завтра ВТЭК, – выдохнул Любимов.

– Что это?

– Врачебная экспертиза.

– Вроде консилиума?

– По составу комиссии да, но функции несколько иные. Цель: определение степени трудоспособности. Это не лечение, а освидетельствование.

– Прямо как в полиции! Какие страсти! И что?

– Освидетельствовать будут, в том числе и тебя. Бумаги я уже подготовил.

– На предмет?

– На предмет возможности полной адаптации.

– Я что, не адаптирована? Ты так считаешь?

– Вот потому мне и трудно было начать разговор, – признался Рим.

– Кто создаёт комиссию?

– Приказы Минздрава. Но не в этом дело, таковы правила – больной в ремиссии должен быть освидетельствован. В результате: ему присваивают группу инвалидности, вновь госпитализируют в стационар (возможно, без права выписки). Или наоборот, освобождают от диспансерного наблюдения.

– Последнее, надеюсь, про меня?

– Конечно. Только дело в том, что я досрочно представляю тебя на освидетельствование.

– Как это, досрочно?

– Намного раньше определённого стандартами срока.

– А почему кто-то должен меня освидетельствовать, если вылечил ты?

– Таковы приказы, инструкции.

– Идиотия!

– Согласен. Но это необходимо. Должна быть бумага, заключение.

– А без этой бумаги я не имею права выйти замуж, учиться и жить, так?

– Так.

– Тогда в чём проблема? Пройдём этот дурацкий ВТЭК! А почему, Рима, ты мне сразу не сказал, в чём дело?

– Я думал, вдруг ты расстроишься.

– Почему же! Это ведь здорово! Досрочно дадут свою бумагу, да и делу конец. А ты, любимый, переживал за меня? – Эвелина нежно обняла жениха.

– Ну да, я думал…

Эвелина не дала договорить, закрыв рот Рима поцелуем…

Заместитель главного врача по лечебно-профилактической работе областной психиатрической больницы, Дулина Евгения Евгеньевна не спешила с освидетельствованием диспансерной больной Липутиной Эвелины Павловны. Со времени, указанного в извещении прошло два, а затем, и четыре, и шесть часов…

Эвелина сидела в мрачном коридорчике административного корпуса психбольницы и скучала. Рим находился там, за массивными дверьми с табличкой ВТЭК. Он работал, докладывая о своих больных. Мимо Эвелины прошёл седенький профессор-филолог. Спустя сорок минут он вышел, обтирая пот с широкого лба. Он посмотрел на Эвелину и сказал:

– Всё. Здоров! Тебе дочка, того же желаю!

Эвелина не успела ничего ответить, она испугалась и вжалась, в стеночку – мимо провели Алика! Два санитара дружески поддерживали крайне измученного и исхудавшего Сажина. Ноги больного почти волочились по полу. Настолько тяжело ему было передвигать ими. В действиях санитаров не чувствовалось никакой злобы и нетерпения, они приподнимали пациента и перемещали его безо всякого насилия.

Алик что-то заметил. Он напрягся, санитары остановились. Сажин увидел свет: тёмный сталистый экран как бы раскололся, и в трещине появилось знакомое лицо. Алик протянул к нему руки. Эвелина отпрянула. Бессмысленные глаза Алика на миг прояснились, от этого стало ещё страшнее. Чего он хочет? Сажин ничего не сказал, да и могли он? Санитары, на всякий случай, скрутили руки возбудившемуся пациенту. Когда-то бывшие мощными бицепсы Алика сжались и тут же обмякли. Санитары с силой впихнули его в кабинет.