Жук. Таинственная история - Ричард Марш

Я обратился к «бобби»:

– Кто этот человек?

«Бобби» сцепил руки за спиной и выпятил грудь. Он оказался крайне дружелюбен:

– Да ладно вам… задержали мы тут его по одному подозрению. Дал он нам адрес, чтобы справки навести, ну, мы и навели. На вашем месте, я бы его слушать не стал. По-моему, ему соврать, что плюнуть.

Это честное высказывание заставило джентльмена на скамье возмутиться:

– Ах ты легавый! Опять за свое! Все вы, бобби, одним миром мазаны! Да что ты обо мне знаешь? Ничегошеньки! У энтого джентльмена, как я разумею, нет причин мне не доверять… хотя мне едино, верит он мне иль нет, однако ж тут я ни капли не вру.

В этот момент в окошке показался инспектор и тут же перекрыл фонтан красноречия:

– Эй, там, хватит шуметь! – Он обратился ко мне: – Насколько нам известно, никто из нашего подразделения не видел нужного вам человека. Но если пожелаете, мы можем послать с вами полицейского, который будет сопровождать вас, пока вы опрашиваете население.

Тут с улицы в участок ворвался до крайности взволнованный оборвыш. Он бежал сюда изо всех сил, потеряв по дороге головной убор и запыхавшись:

– Мистер полицейский, там убийство… араб парня укокошил.

«Мистер полицейский» схватил его за плечо:

– Что такое?

Мальчишка выставил вперед руку и инстинктивно пригнулся, будто защищаясь от удара:

– Не трожьте меня! Не надо меня держать!.. Ничего я вам не сделал! Говорю вам, это все он!

– Что он, дружок, сделал? Что такое там произошло? – спросил инспектор в окошке.

– Убийство там… как пить дать!.. это все он!.. у миссис Хендерсон в Пэрэдайс-плейс… араб пришел и парня убил!

Глава 44. Тот, кого убили

Инспектор повернулся ко мне:

– Если мальчик говорит правду, то похоже, что к делу приложил руку разыскиваемый вами человек.

Я придерживался того же мнения, как, очевидно, и Лессинхэм с Сиднеем. Атертон приобнял вестника за плечо, освободившееся от хватки «мистера полицейского»:

– А что там за парня укокошили?

– Ниче не знаю! Сам его не видал! Это миссис Хендерсон меня кликнула! «Густус Барли, – говорит, – тут человека убили. Полчаса назад я араба из дома вышвырнула, а парня-то он уже укокошил да у меня в задней комнате оставил. Беги со всех ног в участок и расскажи это треклятым легавым, раз уж они все равно свои грязные носы в дома уважаемых людей совать любят». Ну, я побежал и рассказал. Больше ниче не знаю.

Мы вчетвером: инспектор, Лессинхэм, Сидней и я – втиснулись в хэнсом, ожидавший нас снаружи, и отправились в Пэрэдайс-плейс к миссис Хендерсон. «Мистер полицейский» и Август Барли последовали за нами пешком. По дороге инспектор объяснил ситуацию:

– У миссис Хендерсон что-то вроде пансиона, «Пристанище для моряков», как она сама его называет, но заведение у нее то еще. Добрые люди там не селятся, и если вы меня спросите, то я прямо скажу, что творятся там непотребства.

Пэрэдайс-плейс оказался в трех или четырех сотнях метров от участка. Насколько можно было разглядеть в темноте, квартал состоял из нескольких домов изрядных размеров – и изрядного возраста. У каждого было каменное крыльцо с двумя или тремя ступеньками, выходящее прямо на улицу. У одной из дверей стояла пожилая дама в шали, накинутой на голову. Это и была миссис Хендерсон. Она с ворчливым многословием приветствовала нас:

– Надо же, прибыли. Я уж думала, никогда не приедете, вот как. – Она узнала инспектора: – Вы, что ль, мистер Филипс? – При виде нас, она немного отпрянула. – А это еще кого принесло? Они ж не легавые, да?

Мистер Филипс коротко оборвал ее:

– Не ваше дело, кто они такие. Что там я слышал про убийство?

– Тсс! – Старуха окинула взглядом улицу. – Не так громко, мистер Филипс. Пока никто ничего об этом не знает. В моем пансионе останавливаются приличные люди – еще какие приличные! И вряд ли им понравится, что здесь рыскает полиция.

– В этом-то мы не сомневаемся, миссис Хендерсон. – Фраза была произнесена мрачным тоном.

Миссис Хендерсон повела нас вверх по лестнице, которую не мешало бы починить. Приходилось смотреть, куда ставишь ногу, а так как света не хватало, то мы не раз и не два спотыкались.

Наша проводница остановилась у двери на самом верхнем этаже. Из какой-то потаенной складки платья она извлекла ключ.

– Он там. Я дверь заперла, чтоб никто ничего не тронул. Я-то знаю, какие вы, полицейские, дотошные.

Она открыла замок. Мы все вошли внутрь, однако теперь хозяйка держалась за нашими спинами.

На ветхом, поломанном умывальнике слабо мерцала свеча. Рядом с умывальником стояла узкая железная койка с беспорядочным ворохом белья на ней. Еще мы увидели плетеный стул с продырявленным сиденьем, и все это, вкупе с парой треснутых плошек и круглым зеркальцем, висевшим на вбитом в стену гвозде, служило единственной обстановкой в комнате. Ничего похожего на труп убитого человека я не заметил. Кажется, инспектор тоже.

– Что это значит, миссис Хендерсон? Я ничего здесь не вижу.

– Гляньте за лежанкой, мистер Филипс. Где я его нашла, там и оставила, в жизнь бы до него не дотронулась, да и другим трогать его не дала, потому как, сами слыхали, я вашу полицейскую дотошность знаю.

Мы вчетвером поспешили вперед. Чтобы увидеть труп, я и Атертон зашли со стороны изголовья, а Лессинхэм с инспектором перегнулись через кровать. Там, на полу между кроватью и стеной, лежал убитый.

Увидев его, Сидней воскликнул:

– Это Холт!

– Слава Богу! – вырвалось у Лессинхэма. – Это не Марджори!

В его голосе явственно слышалось облегчение. То, что человека больше нет на свете, волновало его гораздо меньше сознания, что девушка жива.

Отодвинув койку на середину комнаты, я склонился над распростертым на полу телом. Мне редко доводилось лицезреть кого-то в более плачевном состоянии. Одежда на Холте была приличная: серый твидовый костюм, белая шляпа, воротничок и галстук, – но, вероятно, от этого его крайнее истощение еще более бросалось в глаза. Вряд ли на его теле нашлась бы хоть унция плоти. Щеки и глазницы превратились в зияющие провалы. Кожа туго обтянула скулы, и из-под нее торчали кости. Даже от носа почти ничего не осталось, разве что хрящ. Я подложил руку ему под спину и приподнял тело с пола, не почувствовав веса: Холт оказался легким, как ребенок.

– Сомневаюсь, – произнес я, – что здесь произошло убийство. По-моему, мы имеем дело с жертвой голода или изнеможения, возможно, того и другого вместе.