Всегда говори «всегда» – 3 - Татьяна Устинова

– Надя!

Ольга вскочила, но поняла, что внутри у нее тоже нет никаких костей, а руки и ноги – субстанции, которыми никак нельзя управлять.

– Димка… Как же ты мог… – прошептала Ольга, сгребая с дивана платья и закрывая ими лицо, чтобы уйти от страшной реальности, в которой невозможно было заставить себя сделать вздох.

– Сережа, – услышала она свой голос и вдруг поняла, что потрясена тем, что он всего лишь изменил ей.

Всего лишь изменил.

А не умер…

Земля стучала о крышку гроба глухо и страшно.

Это ее закапывали, Надю. И непонятно, почему она стояла на краю могилы, в толпе, и непонятно, почему с портрета на памятнике на нее смотрит Димка.

Димка сейчас на работе, уговаривала она себя.

Девчонки в коротких юбках перед ним задом крутят, а он, гад, того и смотри, поддастся на их женские ухищрения.

За ним, за Димкой, глаз да глаз нужен. Сам не заметит, как какая-нибудь длинноногая модель его уведет… Навсегда. Так, как уводит только смерть. Неужели ее, Надю, сейчас закопают, а Димочка…

Тогда почему не она смотрит с портрета?

Неужели… Нет, Димка в агентстве, ей изменяет. Нужно мчаться туда и вцепиться в волосы той, которая смерть. Которая разлучает. Насовсем, навсегда.

Надя сделала шаг вперед и чуть не упала в могилу. Чьи-то руки подхватили ее.

– Пустите! – захрипела она. – Мне надо вернуть Димочку… Она его… увела… Он мне изменил… с ней… Со смертью…

Надю унесли в «Скорую», дежурившую у ритуального автобуса.

Ольга медленно шла к машине, который раз пытаясь осознать, что все происходящее – правда.

Правда, что Грозовского больше нет.

Правда, что Надя еле жива от горя.

Правда, что Дим Димыч теперь сирота.

Правда, что она, сделав из измены Сергея ужасную трагедию, была не права.

Это всего лишь неприятность, но не трагедия…

Сзади раздались тяжелые шаги, и барышевский бас тихо сказал:

– Здравствуй.

– Здравствуй, – ответила она, не взглянув на него.

– Ужасно. Поверить не могу.

– Да. Что теперь будет с Надей… Представить страшно.

– Как она держится?..

– Ты же видел. Даже транквилизаторы не помогают.

– Скажи Наде. От меня… Я очень ей сочувствую.

Ольга подошла к машине, открыла дверь.

– Как твои дела? – спросила она, прежде чем сесть.

– Ничего интересного, ты же в курсе того, что произошло.

– Да. Читала в газетах.

Она старалась на него не смотреть.

Потому что он мог догадаться, что она простила его…

– Ладно, всего хорошего, – сказала Ольга. – Надо ехать. Позвони как-нибудь.

– Позвоню. Как-нибудь…

Она уехала с болезненным ощущением, что не сделала что-то важное.

Наверное, Сергей должен знать, что она его простила.

Это никого ни к чему не обяжет и ничего не изменит, но он должен знать.

Она видела в зеркале заднего вида его удаляющуюся, одинокую фигуру, хотела дать задний ход, но… не решилась.

Что она ему скажет? Что теперь знает – измена всего лишь житейская неприятность?

Она ускользала от него, как луч света.

Как солнечный зайчик, которого он безуспешно пытался поймать.

В какой-то момент Алексей понял, что это начинает его раздражать. Как так – уже невеста, без пяти минут жена, а близости не было, и бог бы с ней, с физической, она отдалялась душевно, убегала, уворачивалась, как неуловимый солнечный зайчик. У него стало складываться впечатление, что Ольга просто позволяет себя любить, проявляя этим свойственное ей благородство. Но даже это его устраивало… А может быть, именно это и заставляло сходить с ума от неизвестных ранее чувств. С Ольгой он впервые почувствовал себя охотником и завоевателем. До сих пор всегда охотились только за ним…

Но даже при том, что Ольгу он принимал любой, последний удар с ее стороны был слишком жестоким.

Она приехала в трауре и сказала, что свадьбу надо отложить.

Он пару секунд переваривал чудовищную для него новость, не зная, как реагировать – кричать, возмущаться, бросаться в ноги, умолять, – а потом тихо, растерянно произнес:

– Но как же так, Оля… Приглашения разосланы, многие едут из других городов, из-за границы… Ресторан заказан.

– Свадьбу надо отложить, Алеша, – повторила Ольга.

– Это невозможно! – все-таки вспылил он. – Я же тебе объяснил…

Он знал, что погиб какой-то ее друг, что она приехала с похорон, но при чем здесь их свадьба? На траур хватит и дня, зачем нарушать такие грандиозные планы, причем не только свои?

– Оленька… – Он обнял ее, усадил рядом с собой на диван. – Оль… Я все понимаю, но и ты пойми…

– Боже мой, Алеша! – Она оттолкнула его, встала, отошла к окну. В голосе послышались слезы. – Погиб мой очень хороший друг, муж моей самой близкой подруги! Я просто не могу! Я не хочу, в конце концов! Пусть хотя бы месяц пройдет! Нельзя же так! Это просто бесчеловечно!

– Только не надо из меня делать какого-то вурдалака! – вскочив, заорал Алексей. – Я очень сочувствую твоей подруге, сочувствую тебе, но я не представляю, как теперь это все разрулить? – Он вообразил, как обзванивает друзей, у которых уже куплены билеты, говорит: «Свадьба откладывается»… и в отчаянии схватился за голову. – Нет! Это невозможно!

– Что невозможного? Я не понимаю!

– Свадьбу! Отложить! Нельзя! – выкрикнул он по отдельности каждое слово, понимая, что не может – ну не может! – в этой ситуации проявлять благородство, это просто безумно и слишком… дорого.

– В таком случае, может быть, ее стоит совсем отменить? – тихо спросила Ольга.

Он увидел в ее глазах облегчение – такое появляется, когда принимаешь единственно правильное решение.

– Оля! – Алексей бросился к ней, сграбастал в охапку, покрыл быстрыми поцелуями лицо. – Оля! Что ты говоришь?!

– Если свадьбу нельзя отложить, нужно ее отменить, – спокойно повторила Ольга.

Это спокойствие его с одной стороны взбесило, с другой – заставило испугаться.

Нет, не готов он был вот так запросто отказаться от самого трудного, самого ценного завоевания своей жизни.

Он способен сделать сначала десять успешных карьер, сто раз заново заработать большие деньги, только можно лоб расшибить – но за всю жизнь ему не найти, не встретить такую, как Ольга.

– Прости меня, ради бога, прости! – Алексей поцеловал ей руки, он готов был встать на колени, только чтобы она отменила свое решение. – Я не соображаю, что говорю… Я так люблю тебя! Я боюсь тебя потерять, вот и все! Я так ждал этого дня, что мысль о том, что его придется отодвинуть, для меня мучительна! Прости меня! Прощаешь? – Он опять целовал ее руки, лицо, прижал к себе и прошептал: – Прощаешь?

Ольга обняла и поцеловала его – вроде в губы, вроде всерьез, – но так, будто делала одолжение.