Катастрофа на Волге - Вильгельм Адам

— Таким образом, этот майор получил взбучку, предназначавшуюся для генералов, — заметил я. — Предположим, что он передаст все это дословно. Думаете ли вы, Эльхлепп, что наше снабжение от этого улучшится? Слышите, как рвутся снаряды? Фронт уже придвинулся чертовски близко к нашему командному пункту. Сколько дней мы еще продержимся? Мы занимаемся самообманом. При трезвой оценке обстановки нам следовало бы капитулировать. Тогда по крайней мере тысячи солдат были бы спасены. Дальнейшее сопротивление не имеет никакого смысла. Главное командование сухопутных сил списало нас в расход. Улетят еще несколько специалистов, остальные пусть околевают.

— С меня тоже довольно, Адам. Однако офицер не может капитулировать перед большевиками. Он сражается до последнего патрона, а затем умирает.

— Это громкие слова, Эльхлепп. Продолжать бесполезное сопротивление безответственно и даже аморально.

В этом смысле я буду стараться и впредь воздействовать на генерал-полковника Паулюса.

— Никто не может запретить вам этого, — ответил мне Эльхлепп. — Однако вы ничего не добьетесь. Для Паулюса повиновение — высший воинский закон.

Мой друг полковник Зелле

В последующие дни ко мне прибывали специалисты, главным образом из танковых и моторизованных дивизий. Все они сияли от радости. В результате протестов командования армии по ночам снова садилось несколько самолетов с продовольствием и боеприпасами. Они забирали специалистов в группу армий «Дон».

Я искренне радовался вылету из котла полковника Зелле. Еще в октябре 1942 года наш врач советовал ему срочно пройти курс санаторного лечения. Разрешение уже было дано, как вдруг началось большое контрнаступление Красной Армии. Зелле сразу же заявил тогда, что не может оставить войска. В начале декабря на Чире он принял боевую группу, а позднее получил от Шмидта бесполезный приказ вернуться в котел. Хотя здоровье у него было слабое и он с трудом держался на ногах, он ни разу не пытался улететь из котла. Несколько дней назад я попросил его сфотографировать меня. Мне хотелось с очередным офицером связи отослать фотопленку и камеру жене и дочери. Потом мы откровенно поговорили. Зелле, старый член нацистской партии, награжденный золотым значком, сказал мне, что не раз советовал Паулюсу действовать вопреки приказам Гитлера и поступать так, как подсказывает ему совесть, ответственность за армию. Однако в военных вопросах Паулюс придерживается точки зрения Шмидта. Он, Зелле, считает это роковым. Генерал-полковник вместе со своим начальником штаба несут таким образом ответственность за бессмысленную гибель 6-й армии. Затем в приступе гнева против Гитлера и Геринга полковник инженерных войск сорвал с кителя золотой партийный значок, бросил на смерзшийся снег и растоптал его.

Хотя эта сцена, собственно говоря, была только жестом без каких-либо дальнейших последствий, она все же произвела на меня впечатление, поскольку явилась выражением решительного протеста, в то время как Паулюс, Шмидт, Эльхлепп и другие требовали безусловного подчинения аморальным приказам. Не исключено, что начальник нашего штаба не внес бы Зелле в список отлетающих из котла, если бы узнал о нашем разговоре. Шмидт, однако, сообщил мне 22 января, что Зелле покинет котел. Я хотел первым сообщить моему другу эту радостную весть. На мой звонок ответил порученец Зелле.

— У себя ли полковник Зелле? — спросил я.

— Соединяю с господином полковником.

— Что нового, Адам?

— Сегодня или завтра ты вылетишь из котла в качестве офицера связи.

На другом конце провода наступило молчание. Видимо, от радостной неожиданности мой друг потерял дар речи.

— Ты еще у телефона, Зелле? Наконец я снова услышал его голос.

— Надеюсь, это не злая шутка? — сказал он.

— Мой дорогой Зелле, в данном случае она была бы неуместна. Несколько минут назад я узнал об этом от Шмидта. Сердечно поздравляю тебя и радуюсь, что отсюда выберется тот, кто не будет трепаться о нашей героической борьбе. Я надеюсь, на родине ты будешь рассказывать только правду.

— В этом ты можешь быть уверен, — последовал решительный ответ.

— Не забудь зайти ко мне перед отлетом.

В этот момент ко мне вошел капитан фон Зейдлиц.

— Простите, пожалуйста, господин полковник. Генерал-лейтенант Шмидт просит вас сейчас же определить запасную посадочную площадку для наших транспортных самолетов. Гумрак находится под сильным артиллерийским огнем.

Нельзя было терять ни секунды. С несколькими солдатами я отправился в путь. Вскоре мы обозначили колышками новую площадку в нескольких минутах ходьбы от нашего командного пункта.

В моем блиндаже меня ждал полковник Зелле. Он уже попрощался с Паулюсом и Шмидтом и рассказал мне о беседе с ними. Я твердо запомнил его слова.

— Силы Паулюса действительно на исходе, — сказал Зелле. — Прощаясь со мной, Паулюс сказал: «Отправляйтесь с Богом и внесите свою скромную лепту в то, чтобы командование вермахтом снова спустилось с небес на землю». Он выразил свои мысли весьма иносказательно, но в устах Паулюса это был все же уничтожающий приговор, ведь верно? Можешь представить, как тяжело мне было говорить с ним. Я еще раз посмотрел в глаза Паулюсу. Со словами: «Пусть могильный крест 6-й армии не станет надгробным памятником для всей Германии!» — я простился с ним.

— В последние дни Паулюс неописуемо страдает. Он мучительно размышляет, ищет выхода, но не может не повиноваться приказам Гитлера и Манштейна. А каково твое впечатление о Шмидте? — спросил я Зелле.

— Я не видел его несколько дней и был поражен, как он изменился. Это уже не прежний, убежденный в победе, самоуверенный начальник штаба. Человек, который до сих пор строго осуждал всякое негативное высказывание, теперь резко критиковал высшее командование. На прощание он сказал мне: «Расскажите всюду, где вы найдете возможным, что высшее командование предало и бросило на произвол судьбы 6-ю армию». Очень жаль, что он не понял этого раньше, он мог бы избавить 6-ю армию от многих несчастий.

Как для Зелле, так и для меня прощание было нелегким. Мы вместе пережили тяжкие дни и знали, что можем положиться друг на друга. Было мало надежды, что мы когда-либо увидимся снова.

Как только полковник инженерных войск ушел, адъютант IV армейского корпуса сообщил по телефону, что командир корпуса генерал инженерных войск Иенеке во время воздушного налета противника ранен в голову и плечо. По долгу службы я тотчас же радировал об этом в штаб группы армий «Дон». Через несколько часов из управления кадров сухопутных сил последовало указание отправить раненого генерала на первой же машине, которая совершит посадку в котле. В это время русские уже заняли наш последний аэродром Гумрак. Самолеты получили указание садиться в поселке Сталинградский, хотя там и не было произведено трассировки посадочной полосы. Отсюда генерал Иенеке вместе с полковником Зелле 23 января вылетел из окружения.