Катастрофа на Волге - Вильгельм Адам

— Не отрицаю, что офицер должен мужественно держаться до конца. Однако потом он вправе использовать свое оружие против самого себя, ибо ему уже некем будет командовать.

Было видно, что Эльхлеппа не удастся отговорить от его решения покончить жизнь самоубийством. Я напомнил ему о жене и детях.

— Хотелось бы увидеть их. Поэтому я намерен посвятить вас в план, лучше сказать, планы, составленные некоторыми офицерами.

Я догадывался, в чем дело. Уже давно Эльхлепп намекал на намерение отдельных групп офицеров пробиться на запад. До сих пор я не принимал этого всерьез. Но этой ночью Эльхлепп подробно рассказал о своих замыслах.

— Пришло время, Адам, посвятить вас в наши планы. Я считаю, что пройдет не более недели, как котел будет раздавлен. В ближайшие дни вместе с подполковником Нимейером, обер-лейтенантом Циммерманом, подполковником Хейтцманом из 9-й зенитной дивизии и еще одним молодым офицером-зенитчиком мы доберемся до передовой. Там мы спрячемся, переждем, пока наступающие русские пройдут дальше, а затем двинемся вслед за ними на юго-запад. Уже разработан точный маршрут. О нашем плане мы поставили в известность генерала Хубе и попросили его сбросить в определенных точках контейнеры с продовольствием. Я отметил соответствующие места на карте, которую один из наших офицеров связи уже увез отсюда.

— Но ведь это же чепуха, Эльхлепп. Даже если здесь вам удастся перейти линию фронта, вы все равно никогда не доберетесь до цели. Подумайте только: все южное крыло нашего фронта отступает и уже откатилось на 400 километров на запад. Вам придется в течение нескольких недель пробираться по территории, занятой противником. Это безнадежная затея.

— Мы хорошо подготовились. Рюкзаки набиты шерстяными и меховыми вещами, перевязочными материалами и медикаментами. Мы сэкономили за несколько дней галеты и несколько банок консервов, так что первое время у нас есть чем питаться.

— Подумали ли вы и о том, что это дезертирство, Эльхлепп, бегство от ответственности? Ваш план противоречит вашему собственному требованию держаться до последнего.

— Мы хотим не дезертировать, а просить Паулюса освободить нас от наших должностей и осуществим наш замысел лишь в том случае, если командующий согласится с ним. Кстати, полковник Клаузиус, начальник штаба LI армейского корпуса, вместе со своим адъютантом хочет выбраться из котла на лыжах. Мы рассчитываем встретиться в пути. Отдельные группы из 71-й и 371-й пехотных дивизий хотят отправиться вниз по Волге на юг, чтобы вблизи Терека присоединиться к 1-й танковой армии.

— Не обижайтесь на меня, но ведь это опасные фантазии. Вы же знаете, что 1-я танковая армия находится уже, вероятно, в районе Ростова. Сказали ли вы об этом вашим единомышленникам? И думаете ли вы всерьез, что противник так плохо будет охранять свой тыл, что сразу же не захватит таких сумасшедших беглецов, как вы? Образумьтесь, Эльхлепп!

— Разговоры на эту тему бесполезны, мое решение бесповоротно. — С этими словами Эльхлепп покинул мой блиндаж.

Наш предпоследний командный пункт

Рано утром 24 января по приказанию Паулюса Гитлеру было передано по радио донесение:

«На основании донесений корпусов и личных докладов их командиров, с которыми еще поддерживается связь, армия докладывает обстановку. Войска без боеприпасов и продовольствия, имеется контакт только с частями шести дивизий. Явления разложения на южном, северном и западном участках котла. Единое управление войсками далее невозможно. На восточном участке небольшие изменения. 18 тысяч раненых без малейшей помощи перевязочными материалами и медикаментами, 44-я, 76-я, 100-я, 305-я, 389-я пехотные дивизии уничтожены. Вследствие сильных атак фронт во многих местах прорван. Опорные пункты и укрытия только в районе города, дальнейшая оборона бессмысленна. Поражение неизбежно. Чтобы спасти еще оставшихся в живых, армия просит немедленного разрешения капитулировать».[81]

Ответ пришел незамедлительно и был кратким. В радиограмме Гитлера говорилось примерно следующее. Капитуляция исключается, 6-я армия выполняет свою историческую миссию, сражаясь до последнего патрона, чтобы сделать возможным создание новой линии обороны на южном крыле фронта.

Я открыто заявил Паулюсу, что рассматриваю этот приказ как преступный и что вследствие этого он не может считаться обязательным. Генерал-лейтенант Шмидт, который «размяк» лишь временно и, видимо, не из-за беспокойства о судьбах армии, по-прежнему требовал держаться до последнего. Он добился своего. Паулюс и теперь остался послушным солдатом и тем облегчил Гитлеру его преступные действия в отношении 6-й армии.

Около 9 часов до нас донеслась стрельба из винтовок и пулеметов, взрывы ручных гранат. За ночь фронт придвинулся непосредственно к балке. Все штабные находились у своих блиндажей, водители заняли места в машинах. Выберемся ли мы еще целыми из нашего расположения? 71-я пехотная дивизия подготовила для нас новый командный пункт на юге Сталинграда в подвалах бывшей больницы. Уже зазвучал резкий голос Шмидта:

— Подготовиться к перемещению командного пункта!

Мы быстро уничтожили оставшиеся штабные документы и все лишнее личное имущество. Я оставил себе два одеяла, портфель с бельем и несессер. Надо было бежать. Пули уже свистели над балкой. От разрывов снарядов оконные стекла лопались, и осколки стекла летели внутрь блиндажей.

Когда восемь дней назад мы заняли этот командный пункт, по поручению начальника штаба я произвел рекогносцировку оборонительной линии перед балкой. Но кто мог драться на этой линии? Горстка солдат из штаба? Русские сами диктовали нам, что делать. Под прикрытием темноты они придвинулись к командному пункту на расстояние нескольких сотен метров. Наша «оборонительная линия» была уже в их руках. Шмидт отдал приказ: «По машинам!» Все торопливо заняли места, моторы взревели. Мы удрали из балки. Нам вслед неслось: «Ура!» Это красноармейцы атаковали овраг с противоположной стороны. Еще несколько минут промедления — и штаб армии уже 24 января попал бы в плен. Оглядываясь назад, я могу сказать; что это было бы только хорошо для нас и для всей армии, это приблизило бы развязку и сохранило бы многим жизнь. Но тогда нами владел страх.

Водители изо всех сил гнали машины; когда мы добрались до окраины Сталинграда, скорость пришлось сбавить, чтобы проскочить между развалинами.

Мы медленно продвигались вперед, объезжая воронки от бомб, горы щебня и камня, остатки стен, печных труб и бетонных скелетов зданий. То, что не разрушили снаряды, было разобрано немецкими войсками для оборудования позиций, строительства блиндажей и на топливо.