Кровь Рима (ЛП) - Скэрроу Саймон

- Строй! Продвигаться!

Макрон снова начал отсчет, и коробка солдат двинулась вперед, когда первые повстанцы достигли фланговых центурий, и преторианцев охватил обволакивающих их строй бой. В передней части каре иберийские копейщики начали колоть раненых пращниками мятежников, не щадя никого, несмотря на их жалкие крики о пощаде. Пращники, затем Катон и Керан, шли по телам и залитой кровью земле. Теперь пращники, собрав камни и найденные свинцовые заряды, начали метать их поверх голов преторианцев во врагов, скопившихся с каждой стороны.

Построение замедлило свою поступь, пока люди отбивались от нападающих, и Катон посмотрел вперед, чтобы оценить расстояние до городских ворот. Они все еще были открыты, и он мог разглядеть центуриона Николиса и его людей, выстроившихся напротив входа в город. «Это было слишком рано», - взбесился Катон. Каре находилось недостаточно близко к городу, чтобы перед ним открылись ворота. Николис просто предлагал противнику заманчивую цель. И уже мятежные лучники набросились на них, начав свой обстрел. Темная фигура выскочила между людьми Николиса и метнулась в сторону повстанцев, прежде чем исчезнуть из поля зрения, и Катон проклял человека, который должен был присматривать за его собакой. Но не было времени уделять Кассию дальнейшие мысли.

- Господин, посмотри туда, царь! - Макрон протянул руку и указал в направлении битвы. Пыль все еще кружилась, и было видно множество фигур в расплывчатых очертаниях, некоторые все еще сражались. Группа всадников выскочила из облака пыли, и Катон увидел высокую фигуру Радамиста среди нескольких его телохранителей. Штандарта с ними не было. Как только увидев каре, они поскакали к нему. Макрон приказал своим людям пропустить их, и они ненадолго разомкнулись в стороны, пока лошади проносились мимо, а затем вновь сомкнули строй. Катон поспешил к царю и увидел пятна крови, блестевшие на черной его мантии и доспехах, а также размазанные по бокам его лошади. Некоторые из его стражей были ранены, а один сгорбился над луками седла, кровь капала с кончиков его пальцев.

- Ваше Величество! Вы ранены?

Радамист выглядел ошеломленным, затем взглянул на свою мантию, ощупал свои конечности и грудь и покачал головой.

- Нет ... Ни царапины.

Катон не мог не задаться вопросом, спасают ли боги безрассудного царя с какой-то целью, настолько Фортуна оберегала его жизнь.

Радамист огляделся, осознавая ситуацию теперь, когда ему не угрожала непосредственная опасность.

- Что ты делаешь, трибун? Почему твои люди отступают? Разверни их и атакуй врага.

- Ваше Величество, битва проиграна. Это была ловушка, враг значительно превосходил нас числом. Мы должны спасти всех, кого можем. Чтобы мы могли сразиться в другой день, - добавил он, чтобы успокоить своего союзника.

- Нет. Мы должны нанести удар сейчас, пока мы можем изменить ход битвы в свою пользу.

- Битва проиграна, - твердо сказал Катон. – Она была проиграна еще до того, как началась. Останьтесь здесь, с нами.

Он повернулся к преторианцам, охранявшим штандарты когорты.

- Возьмите их поводья. Не позволяйте им покинуть строй каре.

Катон двинулся прежде, чем царь смог протестовать против его приказов, и увидел, что все больше врагов приближается к ним с флангов и с тыла. Вскоре они исчерпают свою жажду крови на иберах и двинутся на убийство римлян. До города было более 800 метров, и Катон боялся, что его люди не доберутся до него. Они могут даже не добраться до заброшенного лагеря, если повстанцам удастся прибыть в достаточном количестве, чтобы окружить их и остановить их продвижение. Несколько раненых преторианцев уже выпали из строя, и им помогали медики внутри формирования, но вскоре, как знал Катон, они будут вынуждены оставить раненых.

Он быстро оценил расстояние и степень замедления хода их коробки и принял решение. Лагерь предлагал ближайшую защиту, и они могли укрыться там, а затем попытаться прорваться в сторону города, когда стемнеет. Если они попытаются добраться до ворот сейчас, велика вероятность, что им это никогда не удастся. Он направился к Макрону, чтобы быстро объяснить свой план на случай, если он будет сбит, и ему понадобится его друг, чтобы довести его до конца.

- Лагерь? - Макрон засомневался. - Между нами и ними будет только ров и вал.

- Защита лучше той, что есть у нас сейчас.

- Верно. - Макрон втянул воздух сквозь зубы, обдумывая ситуацию. - Ты прав. Самый лучший шанс, который у нас есть.

Катон похлопал его по плечу. - Будь готов к этому, когда я отдам приказ.

- Да, господин.

Построение медленно продвигалось по дороге, поскольку все больше и больше повстанцев приближалось и заставляло их сражаться за каждый шаг в сторону города. У городских ворот лучники и толпа надвигающихся всадников заставили центуриона Николиса вернуться в столицу, и, на глазах у Катона, ворота были закрыты. Это зрелище вызвало на мгновение отчаяние, затем облегчение. По крайней мере, ворота были в безопасности, и центурион не рискнул своими людьми в какой-нибудь безрассудной попытке удержать путь открытым. Безусловно, у Катона и его людей был лишь минимальнейший из шансов прорваться к городу. Лагерь был теперь намного ближе, ближайшие ворота были не более чем в ста шагах от него. Пока что враг, похоже, не осознал эту возможность, которую он предоставил римлянам. Катон понял, что будет сложно и это отнимет много времени, чтобы попытаться постепенно повернуть строй, и решил, что решением будет продолжить наступление, затем остановиться напротив входа и просто повести центурии на левом фланге вперед и продолжить наступление под прямым углом.

Всадники, которые оттеснили Николиса и его преторианцев обратно в город, теперь приближались к иберийским копейщикам галопом на виду у пехотной массы. Пращники метали свои заряды в атакующих над головами копейщиков, нанося еще больший урон противнику. Как можно лучше рассчитав момент, Катон приказал остановиться, а затем сменить фронтальное направление, пока люди по периметру держали свои щиты сплошной стеной и наносили колющие удары по мятежникам, пытающимся прорваться сквозь них. Как только построение было готово, он отдал приказ двигаться снова, и каре двинулось к лагерю.

Сначала изменение направления сбило с толку врага, и те, кто столкнулся с двумя центуриями на бывшем левом фланге строя, ставшим теперь его фронтом, встревожились, поскольку их стали с удвоенным ожесточением теснить надвигающиеся ряды преторианцев. Те, кто был ближе всего к римлянам, попытались отступить, но были пойманы в ловушку сгрудившихся тел своих товарищей и представляли собой легкую мишень для копий преторианцев, разрывающих их обнаженную плоть. Начали раздаваться крики страха и паники, и первый мятежник в рядах врага развернулся от наступательного давления, вышел из массы сражавшихся и затем побежал. Это не было повальным бегством. Большинство по-прежнему продолжало сражаться, но тем не менее коробка могла двигаться в стабильном темпе. К этому времени Катон мог видеть, что повстанцы вокруг них исчисляются тысячами, и стало окончательно ясно, что любая попытка прорваться в город закончилась бы неудачей и резней.

Они почти достигли пандуса над внешним рвом, и следующая часть маневра обещала быть сложной, так как многое зависело от ситуации внутри лагеря. Катон подошел к центуриону Игнацию и указал на вход в лагерь.

- Когда мы приблизимся, ты со своими людьми бросишься вперед, пройдешь через ворота, а затем запрешь другие. Не останавливайся, чтобы добить тех врагов, кто все еще может оставаться внутри. Просто возьми и держи другие ворота под нашим контролем.

- Да, господин.

Как только повстанцы осознали, что они оказались зажаты между наступающими римлянами и рвом, последовала новая волна паники, когда люди начали падать в канаву, и некоторых пронзали короткие заостренные колья, которые были вбиты под углом, чтобы препятствовать продвижению вперед штурмующих. Катон остановил каре на краю рва и отдал приказ Игнацию. Тотчас же центурион призвал свою центурию, и они бросились по пандусу через открытые ворота, издав громкий боевой клич, чтобы поколебать дух всех мятежников, оставшихся внутри.