Самый неправдоподобный роман - Юлия Коротина

Доктор многозначительно откашлялся, надеясь таким образом восполнить паузу в разговоре. Ему было немного не по себе от того, что ему предстояло сообщить своему странному пациенту.

— Результат не очень оптимистичный… — Осторожно начал он.

— Что это значит? — Нетерпеливо спросил Дэн.

— Вы провели длительное время на морозе без сознания. В результате у вас повреждены голосовые связки. Боюсь, что ваш голос останется таким навсегда. Вам ни в коем случае нельзя простужаться, так что будьте внимательны к себе.

— Ясно. Ну, а что с моей спиной?

— Вы больше никогда не сможете сесть за штурвал самолета.

— Ну, это не проблема. Я как раз собирался увольняться.

— Я не об этом.

— А о чем же тогда? — Не понял Дэн.

— Вы не только не сможете больше быть летчиком. Наше обследование показало, что вы не сможете больше ходить, — сказал доктор Милдред, с трудом встретив пронзительный взгляд голубых, как небо, глаз.

Дэн, кажется, едва ли понимал, что происходит. Это было выше его понимания. Не сможет летать? Да черт с ними, с полетами! Он все равно собирался оставить авиацию. Ему пора было учиться привыкать к жизни без неба. Но ходить… Это невозможно! Доктор, без сомнения, что-то напутал. Наверняка ему по ошибке положили результаты обследования другого человека. Он не должен просто выслушивать всю эту жуть. Надо сказать об этом доктору!.. Но к горлу почему-то подкатился огромный комок напряжения. Дэн попробовал проглотить его — тщетно. Слова застряли в горле, а весь мир вдруг невыносимой тяжестью навалился на плечи. А доктор Милдред все что-то говорил и говорил, но слова его звучали как в тумане. В мозгах стучало: "Вы никогда не сможете больше ходить… Никогда! Никогда! Никогда!.." Дэн стиснул зубы, так что зазвенели нервы от напряжения, а в глазах потемнело, но похоронный звон по нему продолжался. Ему хотелось кричать от боли, страха и отчаяния, но голос пропал. Его будто парализовало, и казалось, весь мир ухнул куда-то в бездонную пропасть. А он… О нет, ему не суждено было погибнуть в этой пропасти. Судьба уготовила ему другую жизнь — жизнь в аду.

Наконец, сквозь плотную пелену боли прорвались бесполезные слова доктора Милдреда:

— Вы будете ежемесячно наблюдаться в нашей больнице. Каждый раз мы будем делать обследование, чтобы следить за возможными изменениями, — говорил он.

— Хватит! — Выкрикнул Дэн. — Убирайтесь, доктор Милдред! Я не позволю вам наблюдать за тем, как я погибаю! С меня достаточно! Вы сделали все, что могли! А теперь оставьте меня в покое и, пожалуйста, навсегда!

— Но, поймите, я… — Беспомощно развел руками доктор Милдред.

— Вы что, оглохли?!. Я сказал, убирайтесь к черту!.. Вон!

Доктор Милдред вышел, закрыв за собой дверь. Он не видел, что по щекам Дэна катились слезы бессилия и отчаяния.

Глава XII

Лос-Анджелес, 1984

Был теплый зимний день. Небо будто светилось изнутри и, казалось, ничто не должно омрачать этот чудесный день. С океана дул легкий бриз, донося соленый привкус воды. В церкви святого апостола Матвея горели свечи, в вазах были расставлены каллы и белые розы, и их запах смешивался с запахом горящих свечей. Панихида уже началась, но к центральному входу еще до сих пор подъезжали черные автомобили. Из них выходили женщины в изысканных черных платьях и в черных шляпках с вуалетками; под руку их вели мужчины в черных костюмах. Молча они входили в церковь и усаживались на скамьи. Глаза женщин были красными от слез; лица мужчин — суровы и непроницаемы. Те, кто приехал раньше, сидели на скамьях и слушали пение хора. Губы их шевелились в беззвучной молитве.

Путешествие в Солт-Лейк-Сити окончилось для Джефферсона Уайтхорна, Роберта Монтгомери, Джессики Бичем и Максвелла Колфилда неудачно. Они вернулись в Лос-Анджелес ни с чем. Даже Клайв О'Нилл вынужден был признать, что шансы разыскать Дэна свелись к нулю. И все же несколько дней после возвращения Джефф молчал, точно ожидал, что его сын вот-вот вернется. Но чуда не произошло. Отчаяние сменилось безысходностью, ожидание переросло в непреодолимое горе. Джефф слег на несколько дней. Он ничего не ел, никого не принимал. Все дни он проводил в комнате своей покойной жены: сидел в кресле и пристально смотрел на ее портрет, будто ждал, что Мелани заговорит с ним, расскажет, что же случилось с их единственным и безумно любимым сыном.

Джессика тоже ходила по квартире, как сомнамбула. Она очень сильно похудела от нервного истощения и голодания. Все домочадцы тщетно уговаривали ее хоть немного поесть ради ребенка, но она лишь смотрела на них своими огромными, полными слез дымчато-серыми глазами и молча качала головой, словно умоляя их оставить ее в покое.

Роберт Монтгомери вообще не появлялся на работе. Да и в административной части здания аэропорта было необычайно тихо. Среди летчиков, занимавшихся грузовыми перевозками, тоже царило молчание.

Все будто дали обет молчания, не сговариваясь. Им казалось, что если кто-то из них заговорит о Дэне, то это будет официальным признанием его смерти. Пока они молчали, он был жив. Но время шло вперед — неумолимо, нещадно, непоправимо. Прошел месяц со времени исчезновения Дэна. И вот в начале февраля Джефф собрал все семейство в своем доме. Они приехали точно к назначенному времени и собрались в гостиной. Стояла такая тишина, что всем было отчетливо слышно, как Джефф беспокойно шагает по комнате на втором этаже. Даже слуги в тот день были необычайно молчаливы; тихо обносили гостей едой и напитками, к которым никто не притронулся.

Наконец, на галерее второго этажа показался Джефферсон Уайтхорн. Все взгляды мгновенно обратились на него, но никто не сказал ни слова. Он неторопливо и даже тяжело спустился по широкой винтовой лестнице и встал на середине гостиной, какой-то вдруг одинокий и потерянный, с потухшим взглядом бездонных голубых глаз и постаревший лет на десять. Когда он заговорил, голос его прозвучал очень тихо, как будто вот-вот замолчит навеки:

— Возможно, вы знаете, зачем я собрал вас всех в этом доме, — Джефф замолчал и обвел взглядом присутствующих. Потом заговорил: — Прошел уже месяц с тех пор, как пропал мой сын. — Вам известно, что его поиски не дали результатов, — Джефф снова сделал паузу. В голове его мелькнула мысль: "Зачем я все это говорю? Будто оправдываюсь перед ними. Будто это я виноват в гибели Дэна. А может, действительно виноват?.." — Завтра состоится панихида по Дэну в церкви святого апостола Матвея, а потом — траурный обед в моем доме. Я буду вам очень признателен, если вы все придете.

Потом, не говоря ни слова, Уайтхорн — старший быстрыми шагами поднялся по лестнице к себе в комнату. Все присутствующие обескуражено молчали. Это было для них шоком, ведь, по сути, Джефф официально признал смерть своего единственного сына и наследника. Конечно, все так или иначе знали, почему он пригласил их, но никто не решался высказать эту мысль вслух.