Девятый Замок - Хаген Альварсон

— О ком это ты говоришь!? — гневно воскликнул князь, но вмешался Корд.

И то было большой удачей для благородного хёвдинга.

— Поскольку ждать более некого, — произнес друид, и все устремили взоры на него, — то самое время сказать немного о нашем походе.

Я посмотрел на часы.

Начало восьмого.

Может, вечер испорчен не окончательно? Может, цверги всё же уйдут?

Скорее бы…

2

— Что мы знаем о нашем мире? Чему мы верим в нашем мире? И что мы можем сказать об исполнении желаний?

Мы молча внимали друиду. Я ничего не знал о мире, ничему не верил, а об исполнении желаний мог сказать, что толку с этого немного. Но то же мог сказать и Эльри, и, верно, каждый из моих гостей-цвергов. И мы хранили молчание. Корд'аэн говорил.

— Каковы пределы мира? Нетрудно сказать.

Пределы мира кончаются там, где стоит последняя хижина, в которой живут люди твоего народа. Далее — туман и смерть. Неведомое. Так мир очерчен не только в просторе, но и в веках. У народа, чей язык — Скельде, есть предания о страшном часе Рагнарёк, когда наступит последняя битва, и рухнет Мировое Древо, и всё погрузится во мрак. Похожие легенды есть у многих, если не у всех народов. Когда же народ не помнит таких легенд — это значит только одно. Это значит, что его час пробил, и конец времен этого народа уже настал. Конец Света — это когда рушится Мировая Гора, Мировое Древо, образ мира. Конечно, эти слова имеют смысл только для тех, у кого в спине древко копья, а не пресмыкающийся червь. Ибо для последних, для тех, кто говорит: "наша жизнь — всего лишь игра", для тех, кто превратится во что угодно, кто продаст и предаст, лишь бы выжить и урвать кусочек, — для тех у меня слова давно кончились. О них не скажут саги и песни. Они мне надоели. Потому что даже играть они не умеют.

— Как эти чудные словеса касаются нашего дела? — бесцеремонно встрял Тидрек.

— Скажи мне, мастер Тидрек, — вкрадчиво спросил Корд'аэн, — желаешь ли ты провести некоторое время в облике улитки? Ежели нет, то тебе лучше хранить молчание и не перебивать меня.

— Менрик Гаммаль говаривал, — проронил Дэор, — что штука не в том, чтобы выжить, а в том, чтобы остаться собой. Ты это хотел сказать?

— Твой друг Менрик был мудр, — кивнул Корд. — А как это касается нашего дела — о том чуть позже. Скажите, друзья мои, много ли вы знаете о Девяти Замках?

— Я слышал сказку о Девятом Замке, — произнес Борин, — но полагал, что это просто выдумка.

И я слышал ту сказку. О драконах-чародеях, что исполняют желания, и об их страшной обители. Но сообщать о том кучке цвергов желания не было.

— Что же, я вынужден тебя огорчить. Или обрадовать, не знаю. Это не просто выдумка. Это очень хитрая выдумка.

Так говорил Корд'аэн. Говорил о старых временах, о легендах и преданиях, и никто уж его не перебивал. Даже ночь за окном замерла, слушая чародея.

И только я хотел встать и стукнуть его по голове. Чтобы он заткнул свой рот, а лучше — упал и умер. То-то было бы смеху. Снорри убил колдуна…

… - Никто никогда не скажет вам, кем, когда и для чего были возведены Девять Замков. Ведомо, что каждый из них обладает своей удачей, каждый посвящен своей стихии. И не надо улыбаться, ибо я говорю не о Воде, Огне, Земле и Ветре. Это ведь, помните, хитрая выдумка. Замки — воплощение сил и начал нашего мира. Или, быть может, одного начала, столь великого, что мы не можем видеть его. В Девяти Замках ждут Хранители. Кто они таковы и почему обречены на вечную службу — мне не ведомо. Говорят, впрочем, будто это драконы. Я никогда не видел ни драконов, ни Хранителей, так что трудно сравнивать. Хранители испытывают паломников и исполняют их желания. Но — не все. И не всегда.

Первый из замков — это Замок Жизни. Его цвет — зелёный, его герб — древо. Бессмертные ткачихи ткут там узоры судеб. Туда приходят ради жизни — своей или чужой.

Второй — это Замок Воли. Его цвет — синий, его герб — меч, и виден он только в час грозы. Там сидят за круглым столом великие воины, каждый из которых сам по себе — страшное оружие. Туда приходят, чтобы укрепить сердце для испытаний.

Третий — это Замок Безумия. Боль и ненависть пышут там ледяным жаром. Его цвет — красный, его герб — волк, и кольца кровавого пламени окружают его. Не всякому суждено их переступить. А больше о том замке я ничего не скажу.

Четвёртый — Замок Мудрости. Его цвет — фиолетовый, его герб — высокая башня. Его хранители — мудрецы, и нет лучше места, чтобы спросить совет. Однако мало кто способен, получив совет, понять его верно.

Пятый — Замок Закона. Его цвет — белый, его герб — весы. Лучшие знатоки законов и обычаев живут в его чертогах. Коль скоро есть необходимость узнать, как поступить согласно того или иного устоя, то в Пятый Замок прямая дорога.

Шестой — Замок Слова. Его цвет — золотой, его герб — арфа. Сказители, мастера и творцы хранят этот замок. Туда идут, если сердце ноет от голода и холодной пустоты. Но не только. Там можно получить и кровавую саднящую рану, из которой может прорасти мировое древо, а может выползти смердящий червь. Многие, кто хотел великого дара, уходили оттуда с пустыми глазами.

Седьмой — Замок Богатства. Его цвет — коричневый, его герб — дракон. Власть и могущество даёт богатство, но также и скупость. Там сидят отвратные серые уродцы, что извлекают грязь из тайников сердец и жуют её, чавкая. Тем, кто побывал в Замке Слова, лучше к ним не входить. Ибо есть угроза остаться там, среди них, таким же, как они.

Восьмой — Замок Покоя. Его цвет — тёмно-зелёный, его герб — червь. Он стоит в непролазных болотах, и многие, кто искал успокоения, так и не дошли до ворот. Ведьмы варят там сонные зелья, погружающие сердце в туман. И нет от них противоядия.

Девятый — Замок Смерти. Его цвет — чёрный, его герб — птица, летящая к солнцу. В его подвалах — неспокойные мертвецы, в его башнях плачут и смеются призраки. И, думается мне, каждый из вас в сердце своем понимает, почему его путь ведёт к тем вратам.

— Верно, вещие духи отказали мне в мудрости, — Дэор хотел отпить из чарки, и не заметил, что она пуста. — Ибо я не понимаю, почему именно Смерть. Разве смерть даёт спасение, свободу или надежду?

— А ты что же, северянин, боишься смерти? — презрительно скривился Дарин. — Хорош будет нам спутник!

Муж женовидный,

ниддинг сын ниддинга,

карлик горбатый,

муж великанши,

прыгал всю ночь

по любимой супруге,

громко крича:

как всё это измерить,

неужто мне в дар

столько досталось!

Так сказал Дэор и замолк, не глядя даже на красного сына конунга. Лучше бы он плюнул ему в глаза, чем произносил бы хулительный нид. Раньше я сделал бы замечание хлорду, что в этом доме не обижают гостей, но теперь меня это просто позабавило. Кроме того, Дэор не сказал славному юноше ничего оскорбительного, если не шибко вдумываться.