Соль земли - Георгий Марков

– Скажешь ещё, что и плакать она умеет! Выдумщица же ты, Уля! – засмеялась Анастасия Фёдоровна.

– Плакать? Конечно, умеет! – с воодушевлением воскликнула Ульяна. – Был у меня такой случай: как-то раз обидел меня Алексей Корнеич. Тошно мне стало. Бросилась я под кедр и давай реветь. Находка – тут как тут, уткнулась мордой мне в бок, повизгивает, руки горячим языком лижет. Смотрю я, а в глазах у неё слёзы, крупные-прекрупные…

– А ты что ж позволяешь, чтобы тебя обижали? – Анастасия Фёдоровна с осуждением взглянула на девушку.

Ульяна вспыхнула, потупила взор.

– А я и не позволяла! Скорее всего сама на себя обиделась. Алексей Корнеич в этом ни капельки не виноват.

– Ишь ты, как его сразу под защиту берёшь. Значит, сердечко твоё сильно к нему расположено. Ну, твоё дело – сама смотри, а только учти один совет: будь к своей чести щепетильной, не поступайся гордостью. Потом пожалеешь, да поздно будет.

Ульяна посмотрела на Анастасию Фёдоровну и промолчала.

С того самого памятного дня, когда девушка встретила на стане невесть откуда появившуюся докторшу, Ульяне хотелось поговорить с ней о самом сокровенном, но, как только возникал повод к такому разговору, она робела, прятала под густыми длинными ресницами беспокойный взгляд и замыкала свои чувства в собственном сердце, как замыкают до поры до времени невестино добро в лиственничном сундуке.

Анастасия Фёдоровна отлично понимала, по ком тоскует ретивое Ульяны, по, видя её смятение, всякий раз, как только они заговаривали о Краюхине, останавливала себя, зная, что в таких делах надо быть осторожной. И как-то так случалось, что эти разговоры-перемолвки происходили у них утром, когда впереди был хлопотный день, полный забот и труда.

После завтрака они спешили к ручьям. Работа, которую они выполняли, была довольно однообразной, но по-своему интересной. Им предстояло отыскать, взять на учёт и дать краткое описание всех ручьёв и выходов тёплой грязи по побережью Синего озера. Но главное их желание состояло в том, чтобы найти источник – путь к «основному резервуару», который поставлял с неведомых земных глубин целебные воды и тепло. Для этого приходилось то там, то здесь пробивать шурфы, канавы, вскрывать бугры. Этим занимались землекопы – «два Петра и один Кондрат». Самой Анастасии Фёдоровне и Ульяне хватало другой работы. Босые, с подобранными выше колен юбками, с измазанными в иле лицами, с лопатами в руках, они бродили по берегу озера, стараясь не пропустить ни одного метра земли. То и дело им приходилось вытаскивать из портфеля Анастасии Фёдоровны, в котором она обычно носила медицинские инструменты, толстую книгу и записывать новые данные. Между собой в шутку они называли эту книгу гроссбухом.

Изредка они перебрасывались фразами, которые посторонним могли показаться непонятными и просто смешными:

– Смотри, Уля, клубится ручеёк!

– Дешёвка, дождевой!

– А вдруг нет?

– По цвету воды вижу.

– Подожди, возьму на язык… О, безвкусица! Пошли дальше.

И они медленно-медленно, вглядываясь в грязь, в траву, в обвалы берега, шли и шли, хлюпая ногами по грязи и воде и отбиваясь от комаров, которые преследовали их на каждом шагу, особенно в тихие, безветренные дни.

– А я-то, дурёха, думала, что курорты открывают иначе.

– Как же, Уля?

– Сама не знаю, но как-нибудь красивее. А тут сколько грязи ногами перемесишь, сколько комаров своей кровью накормишь!

– А ты думала, белая палата с мягкой кроватью в роскошном дворце падает с неба в готовом виде? И всё так! У каждого дела есть две стороны: неприятная и приятная. Расскажу тебе маленькую притчу. Мне её часто повторяла мать Максима, когда я ещё молоденькой была.

– Ой, расскажите, Анастасия Фёдоровна! Только, чур, я сначала лопату обмою, глины с пуд налипло…

– Ну вот слушай. Жили-были две женщины по соседству. Одна приходит к другой, а у той в избе поросята: «Ой, кума, чем это у тебя так плохо пахнет?» Та объяснила. Наступила весна, пасха. Прибегает та же женщина к соседке. «Ой, кума, чем это у тебя так вкусно пахнет?» – «А тем же самым, кумушка, чем зимой плохо пахло!»

Ульяна звонко рассмеялась.

– Ну, конечно же, хорошо пахнет, когда поросят жарят! Моя мама в сметане их подаёт. Объедение! – Ульяна аппетитно причмокнула языком. – А что, Анастасия Фёдоровна, разве кто-нибудь вспомнит о нас, когда люди жить тут в курортных дворцах будут?

– Думаю, что не вспомнят, Уля. Будут знать архитектора, будут знать хороших врачей, которые людей лечить станут, а о нас могут и забыть. Да и так ли это важно? Сделано нужное дело – и отлично! На том и свет держится, что люди друг для друга добро делают.

– А всё-таки немножко обидно, правда? Я бы, например, ваш портрет обязательно здесь на курорте бы вывесила. А надпись такую дала бы: «Доктор Анастасия Фёдоровна Соколовская-Строгова. Она первая пришла на Синеозёрские источники, первая приступила к их изучению. Все остальные пришли по её следам».

– Ну и фантазёр же ты, Уля! Недаром ты охотница. Охотники все сочинители. – Анастасия Фёдоровна весело смеялась, втайне признаваясь самой себе, что от этой милой болтовни становится хорошо на душе и та далёкая-далёкая цель, ради которой она пришла в эти таёжные дебри, кажется совсем близкой. – Нет, Уленька, с моим портретом подожди, не торопись. Есть другие кандидаты, – со смехом сказала Анастасия Фёдоровна.

– Не знаю. А кто? – растерянно и недоумённо развела руками Ульяна.

– Кто? Во-первых, твой батюшка Михаил Семёныч. Он ведь мне сказал об этом озере. Да что сказал! Он испытал всё на себе – вылечился от ревматизма. А потом ты, ты меня привела сюда. Вспомни-ка!

– Ну, это не в счёт! – воскликнула Ульяна и, став вдруг строгой, заговорщически щуря глаза, сказала: – А вот уж чей портрет должен обязательно быть – так это дедушки Марея Гордеича. Он об этом озере раньше всех знал. У него даже документ имеется…

Ульяна хотела рассказать Анастасии Фёдоровне о таинственном кисете, на котором вышитым кружочком обозначено Синее озеро, но та перебила её:

– Ну, Уленька, поговорили мы с тобой всласть о всяких приятных вещах, теперь давай полезем вот сюда, под яр. Надо всё-таки посмотреть, что там за родничок бьёт. Как думаешь, этим часом вон та толстая берёза не прихлопнет нас?

Ульяна кинула быстрый взгляд на яр, мысленно примерила расстояние.

– Что вы! Берёза ещё двадцать лет простоит. – И первая спустилась под яр, чуть не до бёдер подбирая юбку и утопая в вязкой и пышной, как тесто, тине.

И опять весь день то там, то здесь слышался однообразный и для посторонних непонятный разговор:

– Осторожно, клубится ещё один!

– Пустоцвет! И холодный, аж зубы ломит.

– А этот мутный и тёплый…

– Подожди, Уля, возьму на язык.

– Осторожно, яма здесь! Фу, продыху от проклятого комарья нету!

– Ой, Уленька, дай скорее руку! Меня в трясину тянет.

– А здесь твёрдо, как на железе!

– Источник бьёт!.. Ура!

Долгое молчание, и вдруг в голосе разочарование и даже отчаяние:

– Опять дождевой! С Кедровой гряды подлый примчался, только его и ждали!

Вечером после ужина не засиживались. «Два Петра и один Кондрат» выкуривали по цигарке и первыми уходили спать. Потом уходила Анастасия Фёдоровна. Ульяна ложилась последней. Иногда перед сном она, позвав с собой Находку, поднималась на Высокий мыс, и тогда синеозёрская тайга затихала, слушая песни девушки.

3

Но однажды произошёл такой случай, после которого вечернее время стало протекать иначе.

Как-то утром Ульяна проснулась, не дождавшись, когда её позовёт Анастасия Фёдоровна. Девушка тихонько оделась и, выглянув из палатки, обмерла от изумления.

Анастасия Фёдоровна сидела возле костра на кедровом чурбачке, и плечи её вздрагивали от рыданий, которые она сдерживала изо всех сил. И в этом печальном шевелении сильных полных плеч, в жалком изгибе спины, казавшейся Ульяне всегда статной и величавой, девушке почудилась страшная безутешность. «Неужели её мужики оскорбили?» – подумала Ульяна, готовая сейчас же схватить лопату к с криком броситься на них. Но вокруг никого не было, стояла тишина раннего таёжного утра, и даже листья на берёзах не шевелились. Озеро переливалось под первыми лучами солнца то серебром, то золотом, то медью. На самой середине его под прикрытием клочковатого туманца копошился утиный выводок. «Нет, нет, никто её не обидел. Мужики ещё дрыхнут вовсю. Что же у неё случилось?» – с тревогой думала Ульяна, не зная, что ей делать: подойти ли сию же минуту к Анастасии Фёдоровне и попытаться утешить её или переждать, не мешая женщине выплакать свою печаль до конца?

Пока Ульяна про себя решала это, прячась за полог палатки, Анастасия Фёдоровна, точно почувствовав, что за ней наблюдают посторонние глаза, вскочила и быстро-быстро направилась к озеру. Тут она забрела по колени в воду и поспешно умылась.