Рыцарская честь - Роберта Джеллис

Глава пятнадцатая

Большие пышные облака недвижно висели в ослепительно голубом небе. Не было ветерка колыхнуть эти белые громады высоко в небе или шевельнуть листком на деревьях в парке замка Херефорд. Просвеченная солнечными бликами тень и сидящая в ней на траве прелестная женщина тоже не шевелились, и можно было подумать, что эта сцена изображена на полотне. Но вот рука Элизабет двинулась, свернула верхнюю часть пергамента и развернула нижнюю. Шуршание свитка нарушило полнейшую полуденную тишину так же резко, как контрастно выделялось оранжевое платье Элизабет на зеленой траве и на фоне темного ствола дерева, к которому она прислонилась, но Элизабет ничего этого не видела и не слышала. Все ее внимание было поглощено письмом, читаемым с таким вниманием, что приходилось по нескольку раз возвращаться и перечитывать снова.

Дочитав до конца, подняла голову, но тут же принялась читать все сначала. Письмо составлялось впопыхах, местами писать его было неудобно, Роджер, видимо, отрывал на него время от своего короткого отдыха. Первая половина содержала описание церемонии посвящения в рыцари. Описание было оборвано и не возобновлено, а остальная часть писалась рукой неуверенной, на неровной и шаткой поверхности, скорее всего прямо на коленях. И тональность этой части была совсем иной. Роджер писал, что они собираются напасть на Йорк. Сам он планировал послать для этого символический отряд, лишь бы заманить Стефана на север, но, против всех ожиданий, король Дэвид выделил им значительную поддержку. Теперь Честер твердо стоит за решительное наступление, и Генрих тоже хочет показать Стефану себя и рвется в бой против короля. Если они добьются успеха, они смогут продвинуться навстречу войску из Глостершира с юга и войску Бигода, идущему из Норфолка на запад. Это выглядело красиво, но было совершенно ошибочно и противоречило стратегическому замыслу, потому что основные силы Стефана были на юго-востоке; если Стефан не будет убит или пленен, сражение на севере никакого ущерба ему не причинит. С другой стороны, опустошение северных земель нанесет серьезный удар по Генриху. Бароны на севере заняты преимущественно борьбой с шотландцами, в гражданской войне придерживаются нейтралитета. Если Генрих придет туда вместе с шотландцами и будет одерживать верх, они его возненавидят, а если потерпит поражение — будут презирать. Это и политически было ошибочно; если судить по тому, что рассказывал Роджер, захват Стефана и разорение края, вытекающие из описанных действий, не входили в планы Генриха. Захватить надо было одного Юстаса или Мод; как отец и муж, Стефан был любящим, добрым и слабохарактерным, значит, ему можно было навязать торг. Ради горячо любимых сына и жены он мог созвать съезд баронов и объявить там Генриха своим наследником или отречься от трона, если ставка будет повышена. Но его никогда не заставить пойти на это угрозами; его можно считать глупцом, но трусом он не был, не заботился о благополучии страны и разорение ее совсем его не трогало.

Но невероятнее всего для Элизабет показалось само письмо, такого письма просто не могло быть. Роджер не мог описывать все это, чтобы потом гонять в такую даль курьера, и вообще не мог написать такое, если вспомнить, что при расставании с ней он не испытывал к ней такого высочайшего доверия. Элизабет нахмурилась и устремила взгляд в пространство. Если он писал это, чтобы излиться ей, значит, ему там не с кем поговорить и облегчить душу. Если захотел пожаловаться на обстоятельства, значит, сильно переживает крушение своих планов, хотя в самом письме таких сетований не было. Элизабет могла понять огорчение Роджера от расстройства его хорошо продуманных и организованных мероприятий, но это не могло повлечь такого упадка духа. Какие-то невидимые, скрытые под поверхностью причины беспокоили его, но какие именно, Элизабет не знала, и это удручало ее. Сидеть и переживать — не даст облегчения ни ей, ни мужу. Она поднялась в свою комнату, спрятала письмо, переоделась из кремовой туники и оранжевого блюо в простое льняное платье и отправилась к клетками своих охотничьих соколов. Пара часов скачки со своим кречетом могут ее успокоить.

Ее муж в это время тоже скакал на коне. Они с Генрихом и небольшим отрядом специально отобранных рыцарей затеяли отчаянную игру в казаки-разбойники с рыцарями Стефана, посланными устроить на них засаду. Поход на Йорк, как и предполагал Херефорд, окончился фиаско. Стефана предупредили о нападении загодя. Собственно, Роджер так и задумывал, планируя поход чисто демонстративным, лишь бы привлечь внимание короля к северным рубежам. Говорил он это Генриху, говорил Дэвиду, говорил Честеру — слушать его не желали. Стефан медлителен, говорили они, он не поспеет, и мы без труда захватим город. Он им возражал, что Стефан уже мог давно выйти из Лондона и собрать свои силы после событий у Ноттингема; на это ему твердили, что у них хватит сил разбить любое войско короля. В отчаянии, не заботясь задеть Дэвида, Херефорд кричал и внушал им, что, вступив на север Англии с шотландцами, они загонят баронов в лагерь Стефана. Дэвид оскорбился, Честер смеялся, а Генрих вышел из себя и обозвал Херефорда трусом.

Через несколько дней Генрих вежливо извинился, но случившегося уже было не поправить, и им оставалось одно — бежать. Когда стало ясно, что их встречает готовая к сражению и многочисленная армия Стефана, когда реакция баронов на появление шотландцев оказалась такой, какую предвидел Херефорд, войско Дэвида сразу растаяло. Узнав, что Стефан уже тут, расхотел сражаться и Честер. Он вообще был не в настроении вступать в драку с королем. В перепалке, которая предшествовала распаду объединенной группировки, Херефорд не участвовал. Бог его предупреждал, и не раз — под Бурфордом, колебаниями Честера, собственными предчувствиями. Но он шел намеченным путем, невзирая на предостережения, и следовал своему выбору, наверное, к собственному гибельному концу. Пока его мольба была услышана: ни сила, ни мужество его не ослабевали, а крушение его планов обернулось поражением других. Ему не на что было жаловаться.

Как это ни странно, после каждой стычки, стоившей им новой крови и потерь, дух Херефорда крепчал. Поражения его, конечно, не радовали и никаких надежд не вселяли, но в благополучном исходе он не сомневался, потому что какая-то высшая сила надежно хранила их. Может быть, время выбрали неудачно, думал он, что так все получается? Они часто плутали в незнакомых местах и, едва выйдя на дорогу, снова замечали за спиной блеск щитов и копий превосходящего по силам противника. Временами натыкались на банды бродячих рыцарей-разбойников, правда, большой опасности для них не представлявших.