Грешница - Сьюзен Джонсон

— Право, не знаю. И думаю, Синджин тоже. Самое лучшее решение этой проблемы — избежать ее.

— Да, так и было до тех пор, пока мой отец не приволок его к алтарю.

— Пожалуй, да. — Мария усмехнулась. — Но не забывай о том, что ты первая сказала категорически «нет», в противном случае твоему отцу не пришлось бы так резко вмешаться. Поэтому, в известной степени Синджин тоже несет за все ответственность. И это еще один факт, с которым он столкнется лицом к лицу.

И возможно, если бы у всех отцов была воля, подобная воле Фергасона, Синджин был бы уже давно женатым.

— Отец всегда ни в грош не ставил власть англичан.

— Очевидно. А мой отец думал по-другому. И вот я здесь.

— И я этому очень рада и благодарна вам. — Челси радостно отпарировала:

— Вы подарили мне Синджина. И теперь я попытаюсь его удержать. Вы не против?

— Конечно же, нет, Синджин заслуживает счастья, которое ты даешь ему. Да благословит Господь твои старания.

Челси улыбнулась. Она почувствовала спокойную уверенность в душе.

— Спасибо, благодарю вас, не стоит. Я справлюсь сама…

Глава 38

Челси намеревалась прийти к Синджину с особым предложением — разумным и ясным, от которого тот не сможет отказаться.

Если он не хочет детей, на то его воля, пусть. Она понимает. Все, что ей нужно, — это подарить ей две недели его времени. И если по прошествии этого времени Синджин все еще будет убежден в необходимости расторгнуть брак, она просто уйдет. , Ну разве мог он отказать ей в этих двух коротких неделях?

Синджину было нечего терять. Челси была из тех, кто играл в азартную игру со ставкой «счастье», и Синджин причинял ей больше боли, чем радости, живя и одновременно не живя с ней. Пока Челси была в Лондоне, он сопровождал ее всюду: в опере, на спектаклях, на балах и раутах и даже раз на завтраке по приглашению герцогини Девоншир. Такая демонстрация супружеской привязанности блистательного Синджина Сейнт Джона вызывала толки, но сам он никогда не переходил границу дружеской вежливости.

Они могли бы сойти за брата и сестру — настолько небрежной была его манера поведения с Челси. Та же была не в состоянии держать дистанцию. Притворяться больше не было сил. И Челси была готова рискнуть всем, чего уже достигла.

Она преподнесет свое предложение как пари. Убежденный и азартный игрок, Синджин наверняка будет заинтригован.

Однако у Челси не появилось возможности поговорить с ним. В то утро во время прогулки верхом в Гайд-парке Синджин известил ее и Бо о том, что на следующей неделе отправляется в Тунис. Это решение пришло к нему тем же утром. Наблюдая за восходом солнца в Бруксе, Синджин с раздражением отметил, что его неудержимо тянет к жене, несмотря на все благоразумные доводы. Опустошенная бутылка бренди добавила Синджину головную боль и еще большее раздражение. Если он поедет в Тунис, разлука даст ему возможность решить, достаточно ли похоти, вожделения к женщине для того, чтобы связать себя на всю жизнь. Кроме того, эта передышка поможет ему восстановить свои прежние взгляды на жизнь. Так он надеялся. И наконец, его заинтриговала некая совершенно особая порода лошадей, которую выращивают в пустынях племена, живущие к югу от Тозеуна. Так почему бы не успокоить свое воспаленное сознание хоть на время и одновременно пополнить конюшни?

Яхта Синджина всегда была готова к отплытию. Он отбудет завтра.

Челси не могла говорить в присутствии Бо, поэтому отреагировала на эту новость обычной вежливой чепухой, но в глубине души чувствовала, что ее улыбка вот-вот растает и обнажит ужасную боль.

— Ты всегда сможешь жить в Сет-Хаусе, — сказал Синджин, — и провести там конец сезона. Или поехать в Кингсвей, Оакхэм, да в любое из моих поместий.

Куда захочешь.

Тун и Мамелуке медленно, шагом, бок о бок двигались по усыпанной мелким гравием дорожке.

Синджин был, как всегда, вежлив, но Челси поняла истинный смысл, скрывающийся за этим приглашением: «Иди куда хочешь. Я не стану тебя удерживать».

— Пап, возьми меня с собой на яхту, — вмешался Бо, его физиономия светилась от возбуждения. — Ну, когда повезешь сегодня туда продовольствие.

Бо всегда принимал участие в сборах, когда узнавал об очередном отъезде отца в Тунис.

— И не забудь, ты обещал мне в этот раз черного жеребенка [Наблюдения Эмира Абд-эль-Кадера о масти лошадей: наиболее ценными являются черные лошади с белой звездой на лбу и белыми отметинами на ногах.

«Черный» — «эль кахаль», «эль дехеум». Черный цвет приносит удачу. «Лошадь должна быть черной, словно ночное небо, безлунное и беззвездное».].

— Будет у тебя черный-пречерный жеребенок, Бо, если только он существует в этой пустыне. Я даю тебе слово. А если поможешь мне с приготовлениями сегодня, я освобожу тебя от урока с доктором Бекеттом.

— Ух ты! Здорово! Я буду пахать как лошадь, пап!

Гораздо веселее помогать тебе с погрузкой, чем учить спряжения латинских глаголов.

И весь оставшийся путь их разговор был лишь б необходимых приготовлениях к поездке в Тунис. По возвращении в Сет-Хаус Синджин помог Челси сойти с лошади и тут же извинился за свое вероятное отсутствие на завтраке, объясняя это как всегда нехваткой времени перед отплытием.

— Мой управляющий всегда к твоим услугам, — сказал Синджин Челси, снова садясь в кресло. Бо ждал его на внутреннем дворе.

— Ты можешь чувствовать себя, совершенно свободной и положиться на него во всем, когда понадобится. — Взмахнув рукой на прощание, Синджин пришпорил коня.

«Не думаю я, что мистер Бактори способен удовлетворить все мои запросы», — мрачно подумала Челси, и тут же ей стало жалко, очень жалко себя. Ведь как близко она подошла к возможному «выздоровлению» своего «больного» замужества! Но она проиграла…

И Челси сломя голову помчалась в дом вверх по парадной лестнице в безопасный уголок — в свою комнату. Она старалась успеть добежать до своей двери, пока слезы, наполнившие глаза, не ринулись наружу.

По сути, Синджин сказал ей: «Делай что хочешь, иди куда желаешь, живи как знаешь». Он потерял всякий интерес к ней, и его самоустранение было окончательным. Синджин собирался уехать. И он ясно дал понять Челси, что хотел сказать.

Челси поняла, что не осилит обязательной приятной улыбки в тот вечер, поэтому принесла свои извинения Дэмиену и Марии, которые хотели, чтобы она сопровождала их в оперу. Сославшись на головную боль, Челси весь день просидела у себя в комнатах.

Сердце ее буквально разбилось на тысячу мелких осколков, и она не желала, чтобы ее отчаянное состояние послужило предметом сплетен. Светские дамы никогда не демонстрируют чувств. Они улыбаются даже тогда, когда осколки их разбитого сердца сыплются к ногам.