Варяги и Русь - Александр Лавров

С этими словами Андрей поклонился всем.

— Иди и ты, княжич, — обратился он к Владимиру. — На тебе почиет дух твоей бабки. Вспомни слова мои, просветишься ты светом Христовым, не скоро это будет, но что исполнится так, верю я! Простите меня!

Андрей еще раз поклонился всем и, сделав знак Темиру, скрылся в своей хижине.

Прастен уже был на коне.

— Ты, княжич, со мной? — спросил он.

Владимир утвердительно кивнул головою и тоже вскочил на коня. Вслед за ним сели на коней и Зыбата с Улебом.

В молчании выехали все четверо из лесу. Прастен обернулся назад и погрозил кулаком в ту сторону, где была избушка старого христианина.

— Презренный трус! — воскликнул он.

— Напрасно ты так говоришь, Прастен, — покачал головой Владимир, — теперь я припоминаю все. Ведь моей бабке Ольге было известно все, что ты сделал ему. Только по его просьбам она не казнила тебя, как ты того заслуживал… Если бы он был трус, одного его слова было бы достаточно, чтобы без всякой опасности для него ты погиб. А он только просил за тебя и всегда говорил, когда бабка настаивала, что всякая месть принадлежит не человеку, а Богу.

VI

Буря, свирепая буря, ревела в душе Прастена, когда он возвращался домой из лесу. Полный гордости и сознания своего достоинства отправился он в лес и был чрезвычайно доволен тем, что молодой князь вызвался быть ему попутчиком. Самолюбию Прастена льстило то, что он пред Владимиром мог показать свою щедрость, и вдруг вышло совсем не то, чего ожидал он, чего даже ожидать не мог…

В первые мгновения встреча со Стемидом-Андреем поразила его. Так вот кто оказал милость его сыну. Его заклятый враг, человек, которому он, Прастен, причинил самое тяжкое зло, и этот человек за зло отплатил ему добром… Это уязвило Прастена в самое сердце. Гордость его возмутилась, и вместо благодарности он озлобился еще более.

Когда Владимир сказал ему, что княгине Ольге было известно его злодеяние и только просьба Андрея отклоняла от него справедливое и заслуженное возмездие, Прастен ничего не сказал княжичу, но только подумал: «Время выжидал! Готовил месть, когда Зыбата подымется». И Прастен с тревогой взглянул на сына.

Тот ехал за отцом, и на его лице явно отражались и печаль и смущение. Он ни в чем не обвинял и ни за что не осуждал отца, но в то же время сердце подсказывало ему, что совсем не так должен был поступить Прастен. Юная душа Зыбаты, способная к восприятию и уразумению добра, содрогалась при одной только мысли, что его отец презрительно отнесся к человеку, который был к нему так ласков и добр в то время, когда он должен был желать ему всякого зла.

Прастен, глядя на задумавшегося Зыбату, думал: «Проклятый кудесник заколдовал парня! Зыбата только о нем одном и думает. Нужно во что бы то ни стало избавить его от этих чар!»

Злое чувство опять овладело старым воином; словно чей-то голос так и шептал над его ухом: «Погуби врага, — спасешь сына!»

— Прастен, — обратился к нему Владимир, — а ведь этот Темир может отцу пригодиться!

— Темир! Какой Темир? — воскликнул Святославов воевода.

— А этот, печенежский старик.

— Он? Чем же он может пригодиться?

— Он был князем своего племени.

— Так что же?

— Как что? Отец договорился с печенегами и венграми. С ними вместе он пойдет на Дунай завоевывать болгарское царство.

— Так при чем же тут этот печенег?

— Он приведет с собой и свое племя…

Прастен махнул рукой.

— Много их таких, как он. Племя, у которого он был старейшиной, давно, поди, позабыло его.

— Он сказал, что вместо него старейшиной его сын.

Прастен не ответил.

— А силен же старик Андрей, — сказал Владимир, — рука у него по-прежнему крепкая?

Отец Зыбаты вспомнил, как остановил его Андрей, когда он бил беззащитного печенега. Сердце его вскипело опять начинавшим было утихать гневом.

— Пусть он погибнет, этот враг, — закричал Прастен, — и ты, княжич, если только уважаешь меня, перестань говорить об этом старом негоднике!

Княжич, недоумевая, взглянул на воеводу.

— Чем же он негодник?

— Он — злой колдун.

— Ты это откуда узнал?

— Знаю я… Вижу все! Чаровник!

— Между христианами, — вступился молчавший дотоле Зыбата, — нет, отец, колдунов.

— Нет? Ты думаешь так?

— Да! Их Бог запрещает им прибегать к злым духам.

Лицо Прастена покрылось пятнами.

— Уж не хочешь ли ты стать христианином? — закричал он, задыхаясь от ярости, — так помни же мое слово: хоть ты и сын мне, а я тебя, вот, своими руками задушу, если только осмелишься ты пристать к христианам… А до этого кудесника я доберусь… Правду он сказал, встретимся мы еще с ним… Только будет он проклинать эту встречу…

Зыбате припомнился утренний разговор, и ему вдруг стало страшно. Юноша знал, что его отец неукротим в гневе. Молча они добрались до Днепра и переправились на ту его сторону, где был Киев.

— Я к князю Святославу провожу княжича, — сурово сказал Прастен сыну, — а ты отправляйся домой да не смей у меня и думать более об этом христианском колдуне.

Зыбата ничего не сказал отцу. Он простился с Владимиром и вместе с Улебом отправился домой.

— А неукротимый человек твой отец, — сказал вдруг Улеб.

— Да, Улеб, — вздохнул Зыбата, — я теперь сильно боюсь за Андрея… Вижу, что отец что-то задумал.

— Я тоже подумал. Не хотел бы я быть на месте этого христианина.

— Отец не простит ему.

— Где же простить? Не таков твой отец, чтобы прощать.

Приятели помолчали.

— Улеб, — вдруг сказал Зыбата. — Давай не пойдем с Святославом на Дунай.

— Это как же так?

— Да так. Не пойдем, вот и все!

— Что же делать-то мы будем?

— С князем Владимиром пойдем. Он нас с большой охотой в свою дружину возьмет.

— Поразмыслить об этом надобно. Признаться, я бы тоже лучше с князем Владимиром пошел!

— Так и пойдем! Я так и батюшке скажу.

— Не спеши, успеешь еще.

— Ты как хочешь, а я завтра к Владимиру!

Наутро Зыбата, как только проснулся, сейчас же поспешил в княжий дворец. Владимир принял его и обещал устроить все так, что Зыбата мог даже обойтись без неприятных для него объяснений с отцом.

Довольный, что все так хорошо складывается, он вышел из Детинца и пошел к тому месту, где жил Улеб. Проходить нужно было через лес, и когда Зыбата вступил в него, до него донеслось несколько голосов. Юноша хотел пройти мимо, но вдруг он услышал громко произнесенные имена его отца, Андрея и печенега Темира. Это заставило его остановиться и прислушаться к таинственному разговору. Один из голосов показался ему знакомым, и когда Зыбата вслушался, то в говорившем узнал одного из стремянных своего отца.

— Сами смекните, — говорил этот человек, — на что нужны старику богатства?

— А ты говоришь, много их? — спросил хриплый голос.

— Два полных воза, сам грузил.

— Да, может, рухлядь какая…

— Чего рухлядь, сам Прастен отбирал, все самое лучшее… Кубков одних золотых не перечесть…

— За сына дарил-то?

— За сына, за сына! А и то подумать, что сделал этот старик Прастенову сыну? Да ничего! Поднял его да к себе снес — работа не великая. Совсем лишнее так одарять. Вот и смекайте. Старик-то один. Пожива легкая, без труда все достанется.

— Так ли?

— Говорю: так!

— Да ты-то чего хлопочешь?

— Жаль добра, даром пропадает. Старику таких богатств ни на что не нужно. Сгниют в лесу ни за что ни про что.

— Сам бы и шел, все бы твое было.

— Чудаки вы! Как это мне идти? Ведь, если я пойду, убьет меня Прастен. Чуть что, и между людьми сейчас молва пойдет: «Прастен, дескать, вчера дал, а сегодня пожалел и послал верного человека назад взять, что подарено». Вот ведь что скажут, на него весь покор ляжет, а он, как узнает, и меня со свету сживет. Поняли?

— Да ведь если мы пойдем, тоже говорить будут.

— Не будут! Старичишке-то рот можно заткнуть, да так, что никогда он слова ни одного не скажет. На вас же никто и не подумает, а и подумает, сказать на вас никто не осмелится. Кто с варяга такое дело спрашивает и кто на варяга жалуется?

Наступило молчание. Притаившийся в кустах Зыбата понял, в чем дело.

— Так как? Идете, что ли? — донесся до него голос Збигоя — так звали стремянного.

— Если все, как ты говоришь, — отвечал хриплый голос, — много и золота, и мехов, так отчего же не пойти?

— Только помните уговор!

— Ладно! Твою часть тебе выдадим.

— Это само собой, а еще то…

— Что еще?

— О старичишке-то что я вам говорил?

— Подвернется, прикончим.

— Чего там подвертываться, с этого начните!

— Да что он тебе дался? Чего ты с ним не поделил?