Огонь и сера - Линкольн Чайлд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах, ну да, – пробормотал Фоско. – Обыватель вечно норовит возвести все в абсолют. – Граф аккуратно протер скрипку мягкой тряпочкой. – Как бы ни была прекрасна «Грозовая туча», она далеко не в лучшем состоянии. На ней нужно играть и играть. Я занимаюсь с ней ежедневно: сначала играл по пятнадцать минут, затем дошел до получаса. Она выздоравливает. Еще полгода – и «Грозовая туча» поправится окончательно. Тогда я передам ее Ренате Лихтенштейн. Девушке всего восемнадцать, но она стала первой женщиной, победившей в конкурсе имени Чайковского. Рената просто нечеловечески гениальна! А когда Рената уже не сможет играть, мой наследник передаст скрипку кому-нибудь еще, а наследник моего наследника передаст инструмент следующему музыканту. И так будет продолжаться веками.
– У вас есть наследник? – удивился Пендергаст.
– Прямого – нет. Но я не стану затягивать, и скоро у меня появится сын. Совсем недавно я повстречал самую очаровательную женщину в мире. К сожалению, она англичанка, однако может похвастаться и итальянской кровью – от прадеда. – Граф улыбнулся шире.
Пендергаст побледнел.
– Вы жестоко ошибаетесь, – сказал он, – если думаете, будто она выйдет за вас.
– Знаю, знаю. Граф Фоско – толстяк, отвратительный толстяк... Вы недооцениваете чарующую силу слов! Ах, как красноречие пленяет женские сердца! Мы с леди Маскелин провели на острове изумительный день. Ведь мы оба благородных кровей, мы понимаем друг друга. – Фоско похлопал себя по бокам. – Я даже готов сесть на диету.
Ненадолго воцарилось молчание. Затем Пендергаст заговорил вновь:
– Вы показали нам скрипку. Можно ли теперь увидеть ваше небольшое устройство? То самое, что убило по меньшей мере четверых.
– С превеликим удовольствием. Я очень горжусь этим изобретением. И не просто покажу его вам, а устрою демонстрацию.
Демонстрацию? Д'Агоста похолодел.
Граф кивнул Пинкеттсу, и тот, забрав скрипку, вышел из комнаты. Вернувшись, слуга принес большой алюминиевый чемодан. Фоско открыл замки и поднял крышку. Внутри на подкладке из серой пористой резины лежали несколько металлических деталей. Достав их, граф собрал прибор и обернулся к д'Агосте.
– Сержант, – тихо попросил Фоско, – будьте добры, встаньте вон там.
Глава 78
– Ба-ак! – Нахлынула паника, и Хейворд, пытаясь не потонуть в ней, закричала: – Остановите их!
Тщетно.
Петля затягивалась. Направляемый общим безумием, Тодд, вожак стаи, поднял камень. Глаза его расширились, ноздри раздувались. Хейворд знала: так выглядит тот, кто готов ударить.
– Стойте! – закричала она. – Вас учили другому! Вы губите свое дело!
– Заткнись, центурион! – ответил ей Тодд.
Хейворд споткнулась. Ее обуял ужас, но она понимала: нельзя показывать страх. Хейворд смотрела на него, как на бочку с порохом. Рука нависла над рукоятью табельного оружия. В крайнем случае придется стрелять. Да, тогда ей конец, но она не позволит этой своре собак задрать себя будто кошку.
«Что-то здесь не так», – подумала Хейворд. Вокруг происходило нечто непонятное.
Толпа кричала, награждая Хейворд эпитетами, в которых она не видела смысла. «Наемник Рима». К чему это? На что Бак настроил людей? И почему сам он разочаровался, когда пришла Хейворд? Почему оставил ее и ушел? Откуда этот остекленевший взгляд, словно преподобный чего-то ждал? Значит, после первого раза, когда его не удалось арестовать, что-то случилось.
«Что именно?»
– Богохульница! – Тодд шагнул еще ближе.
Толпа плотнее окружила Хейворд. Свободного места почти не осталось, и капитан ощутила на шее зловонное дыхание. Сердце колотилось как сумасшедшее. Рука ближе подвинулась к пистолету.
В этом был некий смысл, его просто не могло не быть.
Хейворд быстро прокрутила в уме все, что знала об отклонениях, и сопоставила с поведением Бака. Что там говорил Уэнтворт? «Маниакальный синдром, возможно, даже комплекс мессии». В глубине души Хейворд все еще верила: Бак – не шизофреник.
Вот только... Комплекс мессии...
«Потребность быть мессией». Уэнтворт и сам не знал, насколько был прав.
И тогда пришло озарение. Надежды Бака, его обновленные цели открылись для понимания. Когда толпа называла Хейворд римлянкой, она имела в виду вовсе не Римскую католическую церковь. Она говорила о римлянах – о тех, настоящих. О римлянах-язычниках, солдатах, которые забрали Иисуса.
Теперь Хейворд стало ясно, почему Бак отвернулся от нее и ушел. Она просто не вписалась в его сценарий.
Капитан обратилась к толпе, закричав так громко, как только могла:
– Отряд солдат идет забрать Бака!
Людей словно ударило током. Хор насмешек и проклятий смешался, волна неуверенности прошлась от передних рядов к задним.
– Слышали?!
– Идут солдаты!
– Они идут! – поддержала Хейворд.
Люди подхватили крик, создав, как и надеялась Хейворд, эффект мегафона.
– Идут солдаты! Центурионы!
В рядах появилась прореха, и Хейворд увидела Бака. Преподобный вышел из палатки, и толпа вскипела от напряжения. Тодд уже в который раз поднял камень, но бросать пока не решился.
Этой передышки Хейворд и добивалась. Времени было всего ничего, но связаться с Рокером хватит. Капитан вытащила рацию и пригнулась, чтобы никто не заметил.
– Комиссар! – позвала она.
Коротко шикнула статика, затем крохотный микрофон проскрипел голосом Рокера:
– Да что у вас творится?! На вас напали, капитан? Мобилизуемся и входим в зону. Сейчас мы спасем вашу задницу...
– Нет! – резко ответила Хейворд. – Вы устроите кровавую баню!
– У нее рация! – завопил Тодд. – Предатель!
– Сэр, послушайте. Нужно тридцать три человека. Тридцать три. Ровно. И еще: у вас были копы, что работали под прикрытием, маскируясь под последователей Бака. Мне нужен один из них. Всего один.
– Капитан, я не пойму, что вы...
– Молчите, пожалуйста, и слушайте. Бак должен претерпеть страсти Христовы. Он – жертвенный агнец Нью-Йорка, поэтому и ведет себя так. И мы ему подыграем. Замаскированный коп станет подсадной уткой. Он обнимет Бака, слышите: Бака нужно обнять. Потом войдут остальные и арестуют преподобного. Делайте, как я сказала, комиссар, и беспорядков не будет. Бак пойдет добровольно. Иначе...
– Тридцать человек – этого мало...
– Тридцать три. Столько было римлян в отряде.
– Отберите у нее рацию! – Хейворд толкнули, но она вывернулась.
– И что вы там сказали про Бака? Он думает, что...
– Просто сделайте, как я говорю, сэр. Ну же...
Хейворд ударили в спину, и рация вылетела у нее из рук.
– Пособница тьмы!
Хейворд не знала, понял ли Рокер. Более того, она не знала, как поведет себя толпа. Может, у Бака и был свой сценарий, но последуют ли ему остальные?
Преподобный тем временем пробирался к ученикам.
– Дорогу солдатам Рима! – закричала капитан. – Дорогу!
Она указала на юго-запад.
Удивительно, но люди обернулись и посмотрели в ту сторону. Обернулся даже сам Бак. Он спокойно дожидался начала драмы.
– Они идут! – кричали остальные. – Идут!
Волна смятения всколыхнула ряды, и люди, толкаясь, стали вооружаться камнями и палками.
Неожиданно Бак поднял руки, пытаясь что-то сказать. Крики тут же умолкли.
– Он будет говорить! – закричали ученики. – Молчите!
– Дорогу центурионам! – заговорил преподобный глубоким, всепроникающим голосом.
Слова преподобного поразили всех. В ответ кто-то лишь крепче сжал импровизированное оружие, кто-то обернулся в сторону, откуда надвигалась полиция. Прочие же ученики Бака продолжали смотреть на него, не веря своим ушам.
– Сие уже было! – кричал Бак. – Да сбудутся писания пророков. Дорогу, братья и сестры, дорогу!
И последователи подхватили крик – сначала робко, затем уверенность в их голосах стала расти.
– Дорогу!
– Не сражайтесь с ними! – взывал Бак. – Бросьте оружие! Пропустите центурионов!
– Пропустите центурионов!
Преподобный воздел руки, и толпа начала расступаться.
Хейворд ощутила прилив крови к конечностям. Сработало. Не преобразился один только Тодд. Личный помощник преподобного попеременно смотрел то на нее, то на Бака. Безумие его не отпускало.
– Предатель! – рявкнул Тодд.
Появилась стройная фаланга копов. Рокер все-таки понял. Полицейские на бегу врубились в крайние ряды, расталкивая людей щитами. Но поселенцы палаточного городка, вняв призывам учителя, не сопротивлялись. Они отступали.
– Дайте им пройти! – кричал Бак, подняв руки.
Полицейские уже неслись по аллее, сметая палатки, оттесняя людей. Едва бойцы оказались у шатра преподобного, поселенцы запаниковали. Тодд поднял камень. Его лицо перекосило от ярости.
– Все из-за тебя, с-сучка!
