Дьявольски красив - Патриция Райс

— «Любовь не есть любовь, когда она при каждом колебанье то исчезает, то приходит вновь»[9], — процитировал он, наклонившись, чтобы поцеловать ее. — С чего бы мне вдруг хотеть что–то в тебе изменить?

— Ох, но это же нечестно, — пробормотала она у его губ. — Значит, мне нельзя пытаться изменить твой мужественный стоицизм и уговорить сказать мне то, чего ты не говоришь? Я должна принять твое молчание, чтобы доказать свою любовь?

— Если бы ты была еще хоть чуточку умнее, то перехитрила бы меня. — Он усмехнулся и откинулся на подушки. — Полагаю, из–за меня Квент лишится своих гнедых. Ты должна научить меня дипломатии, чтобы сообщить ему это и не получить в нос.

— Пусть лорд Квентин только посмеет, и я сама дам ему в нос! — горячо пообещала она и, откинув одеяло, обвила Блейка за шею. — Но он поспорил, что ты еще до весны получишь то, чего хочешь. Означает ли его проигрыш, что ты остаешься дома? — спросила она, старательно скрывая свое беспокойство.

— Мм, не совсем.

Утопая в мягкой груди, полупрозрачном шелке и роскоши белокурых волос, Блейк потерял способность думать. Он пробежал ладонями вверх по изящной спине жены и возблагодарил небо, что с ней ничего не случилось. Ему необходимо держать ее в объятиях каждую ночь до конца своих дней. Он отбросил одеяло подальше и привлек ее к себе на колени.

— Скажи мне, что все, чего ты хочешь, это жить дома, чтобы мы были настоящей семьей, — прошептала она, покусывая его за мочку уха и соблазнительно потираясь о ширинку.

— Я не могу пообещать, что буду жить дома, если мне придется работать в Лондоне, — предупредил он, хотя понимал, что это его жену не обескуражит.

Как он и надеялся, она покрыла его лицо поцелуями, и дерзкие пальчики начали избавлять его от оставшейся одежды.

— Мы снимем квартиру, — заявила она. — Маме и Ричарду будет здесь хорошо одним. Это может стать нашей загородной усадьбой.

— Мы мыслим одинаково, — согласился он, наполняя ладони мягкой плотью ее грудей и уповая на то, что она быстро расстегнет ему брюки. — В Лондоне ты сможешь кричать сколько душе угодно, когда мы будем заниматься любовью.

Она засмеялась и прижалась губами к его груди, прокладывая путь через жилет вниз.

— Шалун. А что еще мы будем делать в Лондоне?

— Я буду работать на его сиятельство и министерство иностранных дел в подобающем джентльмену политическом качестве, которым никого нельзя оскорбить.

Она замерла, выпрямилась и воззрилась на него.

— Что это значит? Как ты можешь оскорбить кого–то, помогая его светлости?

— Если ему удастся добыть для меня королевское назначение в министерство иностранных дел, как он обещал, это будет общественно приемлемо, но он делает это только потому, что платит мне за то, чтобы я был его глазами и ушами в Уайтхолле. Ты дочь виконта, и я не запятнаю твою репутацию, занимаясь коммерцией.

Джослин стукнула его маленьким кулачком в грудь.

— Да покупай хоть литейный цех или бумагопрядильню мне все равно, если это сделает тебя счастливым. А герцог предложил тебе должность, достойную твоего блестящего ума?

— Да, — подтвердил Блейк и, скрывая довольную усмешку, вновь уложил свою дерзкую женушку на матрас. — Он поддерживает Уэллсли в португальской кампании и согласен с тем, что нам нужны свежие идеи. Я должен буду действовать как его помощник в этом деле, утверждаясь в Уайтхолле.

— Ты будешь шпионить в Уайтхолле на герцога? — лукаво поддела его Джослин.

— Я буду держать его светлость в курсе, — парировал Блейк. — Похоже, большинство членов парламента и не догадываются, что почтовое министерство регулярно читает дипломатическую почту, равно как и дешифровальный отдел, поэтому я уже сообщил ему кое–что новое. Он считает, что меня можно использовать не только в криптологии, но и настаивает на том, чтобы я научил наших континентальных послов зашифровывать свои документы. Посмотрим, что принесет будущее.

— Я не понимаю, но если ты счастлив, то и я счастлива.

Она соблазнительно приподняла таз, выражая свое счастье тем, что вызывающе потерлась о него.

— Ты это серьезно? Если я утащу тебя в город и оторву от твоих питомцев и семьи, ты будешь там счастлива?

Блейк любил свою жену, но это не значило, что он до конца ее понимал. Он затаил дыхание в ожидании ее ответа.

Джослин засмеялась от радости, и Блейк облегченно выдохнул. И потерся о нее, дабы хоть так утолить свое растущее желание. С уверенностью, что эта ночь закончится, наконец, так, как он хочет, можно и потерпеть.

— Ты исполняешь мою мечту, — сказала она. — Я обожаю город, вечера и театр. Чего я хочу больше всего, так это дом, которого не лишусь, где я могу быть собой. А он может быть где угодно. — Она провела ладонями по его бокам. — Во всяком случае, там, где ты, — пробормотала она смущенно.

Успокоенный, Блейк повернулся на бок и начал расстегивать свои проклятые тесные брюки.

— Тогда завтра мы спросим у Фица, можно ли арендовать его городской дом. Он почти готов к тому, чтобы в нем жить.

— Мы можем позволить себе целый дом? — спросила она с легким придыханием, когда он стащил с себя рубашку через голову.

Ему нравилось думать, что она взволнована не только из–за дома, но и из–за него, но особо на это не рассчитывал.

— Полагаю, мой доход будет больше твоего. Думаю, мы даже сможем купить несколько новых лент тебе в волосы.

— И новые носовые платки для тебя, — поддразнила она. — Не могу же я позволить моему мужу ходить в обносках, если сама буду щеголять с новыми лентами.

Блейк снял брюки, оставив свечу гореть, и снова повернулся, чтобы стащить платье с плеч жены и полюбоваться ее красотой. Он целовал ее грудь до тех пор, пока не услышал восхитительный звук ее сбившегося дыхания, который, как он уже знал, был признаком ее возбуждения.

— Ты меня уже изменила, — пробормотал он, прокладывая дорожку поцелуев ниже.

— Сменить твои носовые платки не значит изменить тебя. Я люблю тебя таким, какой ты есть.

Она высвободила руки из платья, обняла его за шею и притянула его голову к себе.

Джослин восхищалась длинным твердым мужским телом, вдавливающим ее в матрас. Ее муж — большой мужчина с весьма решительными желаниями. Нагой, он демонстрировал величину этих желаний. Ее больше не пугал его размер, но она прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, когда Блейк взял сосок в рот и стал посасывать. Собственное желание пугало ее больше, чем его.

Всю последнюю неделю она постигала тайны его мужественности, но была еще одна тайна, которую предстояло постичь. Между ног у нее сделалось горячо и влажно. Готова ли она к детям, которых удовлетворение этого желания неизбежно принесет?