Цена Империи - Александр Мазин

— Смотри, префект… — с угрозой протянул Сабин.

— Я в своем праве, префект, — парировал Габиний. — Можешь передать дело на рассмотрение Сенату…

— Хитрая тварь, — констатировал Плавт, пересказывая беседу Черепанову. — Не зря почтенные сенаторы так активно двигали его наверх — из паршивых трибунов претория — в начальники третьей по значению префектуры Рима. Его еще эдилом изберут, помяни мое слово. А оттуда прямая дорога в консулы… если наш Фракиец ему раньше шею не свернет. Нет, этот патриций здорово поумнел с тех пор, как ты наступил ему на пальцы.

— Использовать чужую отмазку еще не значит поумнеть, — проворчал Геннадий. — Но чует мое сердце: мы еще с ним схлестнемся. Особенно если он по-прежнему будет увиваться около Корнелии…

— Брось! — махнул рукой Плавт. — Там ему не на что надеяться. Если договор о помолвке расторгнут, обратной дороги нет. Или ты не веришь своей невесте?

— Верю. Но в жизни всякое бывает. Если бы Анастасия не поспела вовремя, Алексию пришлось бы туго. Красавчик не упустил бы возможность мне отомстить.

— Если бы Анастасия не путалась со всяким сбродом, наш друг не оказался бы в префектуре порядка, — проворчал Плавт. — Ладно, весной мы сюда вернемся, и я займусь этим Габинием персонально. Фракиец хочет, чтобы со следующей весны его сын поселился в Риме и правил от его имени. Вот тогда мы и с Габинием разберемся, и со всем прочим сенаторским отродьем!

Глава девятая

Девять месяцев спустя. Легат Геннадий Павел

Планам Гонория дать окорот обнаглевшему префекту не суждено было сбыться. Следующей весной Черепанов прибыл в Рим один. То есть не совсем один: вместе со своим легионом и несколькими тысячами ауксилариев, возглавляемыми его другом Лехой. Плавт остался в Сирмии, вместе с Фракийцем. Там же остался и Максимин-младший, наотрез отказавшийся покинуть отца и плести интриги в душном летнем Риме, вместо того чтобы, как подобает мужчине и воину, сражаться за Рим с его настоящими врагами. Так сказал Максимин-младший, а характер у него был такой же упертый, как у отца. Так что и он тоже остался в Сирмии, а Черепанову было присвоено звание легата, поручено взять своих легионеров и германских наемников, чтобы провести в столице демонстрацию силы. А возможно, даже и заменить часть прикормленной Сенатом преторианской гвардии воинами Коршунова.

Черепанова такой вариант вполне устраивал. Он уже списался с отцом Коры и объявил, что желает как можно скорее сыграть свадьбу. Папаша, в принципе, не возражал. Договорились сыграть свадьбу в Цереалии[101]. Эти дни считались благоприятными для заключения брака.

Черепанов прибыл в Рим в конце марта, на несколько недель опередив свой легион. Но Антоний Антонин Гордиан в столице не появился. Уже прибыли Черепановские легионеры, разбившие лагерь на Ватиканском поле по ту сторону Тибра. Неделей раньше подошли ауксиларии Коршунова. Этих разместили частично в преторианских казармах между наментанскими и виминальскими воротами в северо-восточной части столицы, частично — в казармах палатина. Время шло. Миновали Цереалии. Отгорели костры парилий[102]. Гордиан не приезжал. Черепанов ждал. Он полагал, что папаша Корнелии должен когда-нибудь приехать. Или хотя бы письмо прислать — со своим благословением: свадьбу и без него справить недолго. Какого хрена он медлит? Месяц прошел. Что у них там за крутые дела, в этой чертовой Африке, что легат не может выкроить время и явиться на свадьбу дочери?

Вести из Африки пришли двадцать третьего апреля. Совсем не те, каких ждал Черепанов. А дела в провинции Африка оказались действительно крутыми…

— Там в Ливии прокуратор Максиминов был, — рассказывал Хрис, которого Коршунов, проснувшийся раньше Геннадия, отправил выяснять, почему в палатине все на ушах стоят. — Максиминов доверенный прокуратор этот грабил всех подряд. Ну народишко и не выдержал: прирезал мытаря и охрану его побил. И всех, кто вступался за Максиминова человека, — тоже. Затем все двинулись к старому проконсулу Гордиану, который в тот день в Тисдре был, и заставили того принять императорский пурпур. Гордиан вроде бы отказаться хотел, только выбора у него все равно не было. Максимин бы его не простил. В общем, отправили из Африки письмо в Сенат (оно еще позавчера пришло): мол, собрались лучшие люди Африки в городе Тисдре и провозгласили обоих Гордианов Августами, так что в Карфаген отец с сыном въехали уже со всей царской пышностью.

Разумеется, Сенат Рима, получив сие тайное письмо, возликовал и немедленно (немедленно по-сенатски, то есть через сутки) взялся за дело. Первым делом прирезали префекта претория Виталиана, верного Максимину, после чего большая часть преторианцев перешла на сторону Сената. Аналогично собирались поступить и с префектом Рима Сабином, но тот успел принять меры и теперь засел во дворце под защитой оставшихся ему верными гвардейцев. Штурмовать палатин Сенат не рискнул. То ли в силу своей переходящей в трусость осторожности, то ли… из-за присутствия в казармах воинов Коршунова.

— Я поставил на площади перед палатином парней Скулди, — сказал Коршунов. — Шесть сотен. На всякий случай. Народ там уже толпится, но пока никого не трогает, и боевых частей нет. А сам дворец преторианцы охраняют. Из тех, что остались на нашей стороне. Витальку жалко! Нормальный был мужик.

— Радуйся, что нас с тобой не прирезали! — зло буркнул Черепанов. — Хотя — еще не вечер!

— Да брось ты! — махнул рукой Алексей. — Пусть только сунутся — и мои головорезы сольют эту шушеру, как дерьмо — в клоаку!

— Допустим, — сказал Черепанов, по-быстрому уминая завтрак (при таком раскладе еще не известно, когда снова пожрать удастся). — Твои предложения?

— По мне, так пускай между собой режутся, — сказал Алексей. — У них в Риме — всегда так. Устроят потасовку, потом придет какой-нибудь конкретный пацан — и всех построит. Главное, чтобы нас не трогали. Нас не тронут — и мы никого не тронем. А я бы вообще из города убрался. Мой совет: забирай свою девушку — и отваливаем к твоим легионерам. Или, если хочешь, я пошлю гонца к Ингенсу — пусть сам идет сюда. Вместе с легионом, конечно. И сами всех построим. Сколько тех преторианцев? Тысячи две максимум. Против сдвоенного легиона наших ветеранов — семечки.

— Ты кое-что не учел, — сказал Черепанов, отправляя в рот последнюю маслину.

— Что именно?

— Народ Рима. Это не две тысячи. И даже не двадцать…

— Тогда уходим…

— Боюсь, если мы уйдем, Фракийцу это очень не понравится.

— Хм-м… — Коршунов сразу помрачнел. — Серьезный довод. Что будем делать, командир?

— К Сабину пойду. Узнаю, как он по ситуации мыслит. Строго говоря, он — наш начальник. Странно, что он еще за мной не посылал…

— Посылал. Трижды. — Коршунов усмехнулся. — Твоя охрана их завернула. Сказали: отдыхает. Мало ли что нужен префекту Рима! Да хоть Юпитеру Капитолийскому! Ну, может, если бы еще Фракиец за тобой послал — разбудили бы. Я, Генка, их беседу с последним гонцом слушал: большое удовольствие получил.

— Угу. — Черепанов застегнул ремень, поправил меч. — Я тоже скоро удовольствие получу. Непосредственно от префекта Рима.

— Да ладно! — отмахнулся Алексей. — Он тебе слова дурного сказать не посмеет. Ты ему сейчас важнее самого Юпитера!

— Да ну их всех… — пробормотал Черепанов. Он был по-настоящему расстроен. Приехал, можно сказать, на собственную свадьбу (пусть и с поручением от императора), а угодил на массовые похороны. — Короче, Леха. Отбери из своих сотен пять, покруче. Чует мое сердце: пошлет меня Сабин Сенату мозги вправлять… Что мне делать совсем не хочется. — Последнее Черепанов произнес совсем тихо, чтобы Алексей его не услышал. Ах тестюшка, сучий потрох! Мог бы, блин, заранее предупредить! Хотя… хули тут предупреждать? Геннадий — доверенный военачальник Максимина. Враг. А что в женихах у дочери числится, так это и исправить недолго. На хрена благородному римскому роду — варвар?

Ладно, разберемся…

Черепанов, с помощью охраны, пропихнулся через негустую толпу, взбежал по лестнице (шеренга преторианцев раздвинулась, пропуская, — узнали) и окунулся в прохладную тень дворцового портика. Да уж, удружили будущие родственнички, ничего не скажешь… И что теперь скажет Сабин?

— Проклятие на всех Гордианов! — прорычал Сабин, отшвыривая в сторону ни в чем не повинное кресло с обивкой из красного бархата. — Сенат уже объявил их богоравными Августами! Ну это ненадолго! Капелиан со своими маврами вышибет из них дурь. Но здесь, в Риме, не должно остаться ни одного из этого семени! Ты, легат Геннадий, сейчас пойдешь и прикончишь щенка и маленькую сучку!