Геннадий Селезнёв: о нем и о его времени - Татьяна Александровна Корсакова

Диктофонов у нас, естественно, еще не было, хотя «Комсомольская правда» давала колоссальную прибыль партии, но их еще физически не было в продаже, и я едва успевала занести авторучкой в блокнот воскресающие из «Капитала» термины.

И вдруг знакомые интонации заставили меня быстро поднять голову. Это были интонации Лаврентия Павловича Берии, многократно повторенные в спектаклях и фильмах:

— Ми будэм бэспощадны!

Земляк Берии, породистый грузин, секретарь ЦК ВЛКСМ Иосиф Орджоникидзе, курировавший НТТМ, жестко предупреждал участников совещания с председательского места в президиуме совещания о категорической недопустимости нарушений в расходовании средств и любых прочих правонарушений: наказание последует незамедлительно.

Но… даль вылечивает от страха! А большинство участников движения НТТМ уже прекрасно понимали, какие возможности таит в себе удачное для них постановление № «3–2–1–старт»! Им не пришлось даже особо напрягаться. Вокруг их сообщества никто ничего не понимал и наказать не мог, а в той самой прекрасной дали с Куршевелем, дворцами и самой главной семейной проблемой семибанкирщины — «на что бы еще потратить валюту?» уже выстраивались шеренги единиц с нулями, которым никакие Лаврентии с Иосифами уже не представлялись хоть чуточку страшными.

Точные цифры присвоенного и заработанного бывшими участниками НТТМ читатель может прочитать в каких угодно источниках; там же, кстати, хранятся данные о немалом благосостоянии их «беспощадного» куратора.

Глава 32

Щелчок от Ельцина по линии КПСС

Николай Долгополов отмечает, что Селезнёв очень хорошо умел защищать своих людей:

— Бывали моменты, когда на карте стояла карьера журналиста. И он бросался на защиту.

Однажды, когда Геннадия Николаевича не было на работе (у него открылась язва), мы с Юрием Данилиным, его первым заместителем, который исполнял обязанности главного, столкнулись с обществом «Память». Разговора с ними никакого не было. Эти люди пришли гнобить газету просто за то, что она была «уж больно либеральная». Тот словесный диалог был прерван нами. Мы ушли, потому что люди, которые сидели в зале, явились только для того, чтобы устроить скандал. И этот скандал дошел до первого секретаря Московского горкома КПСС Бориса Ельцина.

Ельцин был упертый человек, во всём идущий до конца. Партийное дело, которое Ельцин возбудил против нас, было очень громким. Смысл его в том, что и. о. главного редактора Данилин и секретарь парторганизации Долгополов не смогли дать отпор посетителям. И мы должны были ответить за это своими партбилетами. Это была крайне неприятная история в то время.

— На чьей же стороне был Борис Николаевич?

— На стороне тех людей из «Памяти», по сути дела. Не потому, что они были антисемитами, а потому что мы не дали им отпор, показав всю свою несостоятельность. И — несостоятельность газеты. Ельцин сюда копал! Ему нужна была ручная газета, которой «Комсомолка» не была. Я горжусь до сих пор, что «Комсомольская правда» никогда в те времена ручной не была.

Было устроено заседание бюро горкома партии. Я думал, что со мной пойдет Юра Данилин, но, зная мягкий нрав Юры, Селезнёв, который к тому времени вышел из больницы, пошел сам. Это заседание должно было показать нам, кто есть кто в этом мире. К нам подошел один из секретарей горкома, очень приятный человек, и сказал: «Ребята, придется подготовиться… Вам Борис Николаевич приготовил суровые наказания. И тебе, Гена, и тебе, Коля, — тебе вообще… Хотя за что — никто не понимает. Но это его приказ».

В этот момент неожиданно раздался звонок, и Ельцина вызвали куда-то наверх. Заседание стал вести тот самый секретарь горкома партии, который вполне прилично к нам относился. И он быстро принял мудрое решение, что нас должен наказать или вынести какое-то другое решение коллектив — партийная организация «Комсомольской правды».

На закрытое партсобрание редакции пришли все члены партии. Селезнёву не пришлось говорить ни слова. Его настрой все поняли по выражению лица. Все сидевшие в зале, несмотря на обязательное присутствие секретаря райкома партии, проголосовали за предупреждение, что ли, которое никуда не заносится. Когда секретарь райкома партии заметил, что это слишком мягко, слово взял Василий Михайлович Песков и сказал, что это, напротив, очень серьезное наказание: «Надо было более грубо, жестко, не в стиле Николая Михайловича и Юрия Валерьевича давать отпор посетителям. Ну что, давайте их за интеллигентность упрекать? Будем их учить и сами учиться. И я поэтому предлагаю вынести порицание».

Тоже вообще ничто. Все единогласно проголосовали. Если бы не Селезнёв и не вы все, коммунисты редакции, нам пришлось бы туго.

…Так был дискредитирован первый секретарь МГК КПСС Б. Н. Ельцин. Долгополов и Данилин продолжили работать, их карьеры ничуть не пострадали. Истинная партийная демократия в достойном коллективе сыграла с главным партийным секретарем Москвы злую шутку. Ельцину не удалось подавить строптивую газету. «Комсомолка» осталась самой собой. Сейчас вся эта история кажется какой-то немыслимой глупостью, но… у каждого общества свои строгости и свои глупости.

— Как Геннадий Николаевич реагировал на какие-то неожиданные события?

— Со спартанским спокойствием. Но я думал, как дорого дается ему это спокойствие, если человек время от времени попадает в ЦКБ, и всегда с язвой. Никто не давал ему покоя — все давали советы. Например: «Бросайте курить». Он курил одну сигарету за другой.

— Ты можешь мне объяснить, Коля, отчего вдруг возник миф, что Селезнёв трубку курил?

— Никогда не видел его курящим трубку. Был момент, когда он сигареты курил с мундштуком. Якобы для защиты. Я тоже начал уговаривать: «Ну зачем вы столько курите, мне за вас обидно». Он так посмотрел на меня: «Коль, хоть ты мне больше этого не говори». Я его приглашал и в «Комсомолку» после его ухода из газеты, потом и в «Труде» он бывал, где я был ответственным секретарем — заместителем шеф-редактора, — мы устраивали что-то типа «Прямых линий». Он всегда говорил:

— Последи, чтобы никто из фотокорреспондентов меня не снимал, когда я курю.

Глава 33

«Тогда всё было безупречно»

Несколько по-иному сложилась биография нашего успешного белорусского собкора Ядвиги Брониславовны Юферовой.

— Геннадий Николаевич Селезнёв сделал мне судьбу, — говорит Я. Б. Юферова, зам. главного редактора «Российской газеты». — Когда я работала собкором «Комсомольской правды» по Белоруссии, мне предлагали переехать на этаж. Но после какого-то критического материала о карьеризме в комсомоле меня пригласил очень высокий партийный начальник в Минске и сказал не без иронии: «Если вы, журналисты, такие умные, а мы тут дураки сидим, и если вы честный человек, приходите завтра на работу в горисполком или в горком партии…»

Так и случилось, что я пошла на работу