Геннадий Селезнёв: о нем и о его времени - Татьяна Александровна Корсакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И умер. Я собрал вещи, ушел к дяде в рабочий поселок, потом попал в школу-интернат для одаренных детей в Шербакуле, потом в детдом черт знает куда. И там я понял, что воля отца не исполняется. Телевизора нет, радио в виде матюгальника в тайге висит. Библиотеки тоже нет. Нашел где-то книгу «Педагогическая поэма» Макаренко. Прочитал: самоуправление! Как интересно!
В комнате жили 25 человек. Пришел великовозрастный детина и изнасиловал рядом мальчика. Утром я вышел на улицу и думаю: что делать? Идут женщина с мужчиной незнакомые. Я кинулся к ней, плачу, обнял ее и говорю: «Вы знаете, что произошло ночью?» Рассказываю. Страшно. Оказалось, это жена начальника облоно Омской области, а рядом с ней стоит муж — сам начальник облоно. А наша деревня — сотни километров от Омска. Они приехали проверять детские дома. Плановый визит. И эта женщина спросила: «Чего бы тебе хотелось?» «Я хочу сделать детский совет самоуправления, как у Макаренко. Мы возьмем на себя ответственность». Гости меня завели в кабинет директора детдома: «С тем переростком мы разберемся. А Геннадий — молодец». Всё быстро решили.
Я учился в восьмом классе. Мне разрешили создать детский совет самоуправления. В сельской школе, куда мы ходили, мы стали проводить вечера, стихи читали. Танцевальный кружок был, я туда записался. Оттуда всё и пошло.
Но самое главное — отец сказал: «Свобода и образование». И тут я услышал по тому радио в тайге, до которого надо было еще 500 метров идти, выступление Спартака Тимофеевича Беляева, в 1968 году избранного академиком. Я написал ему письмо. Он мне ответил, создал команду студентов, которые шефствовали надо мной. Потом я сел на пароход. Меня вся деревня провожала. Дали мне подушку, матрас. Денег не было. Три дня плыл. Я приехал в Новосибирск, падаю от голода. Смотрю, куда поступать. Физика. А я серебряный медалист!
Сдаю экзамен. Профессор Бородин зашел и говорит: «Сделайте расчет трансформатора». Я говорю: «Нет, не сделаю». «Ну всё, два балла». И ушел.
Возвращается. Я сижу. «Что сидишь?» Я говорю: «Не думал, что так тупо будут задавать вопросы. Дайте справочник, я рассчитаю трансформатор, но я за творческие вопросы. На сообразительность! Этого ничего нет». Он говорит: «И что ты хочешь?» — «Три вопроса — и я отвечаю». Профессор позвал преподавателя, я на три его вопроса ответил. Профессор говорит: «Хочу поздравить. Геннадий Петрович Алференко сдал экзамен. Он будет студентом». Все зааплодировали.
Едва поступив в Новосибирский университет, Г. Алференко тут же организовал студстройотряд для участия в строительстве Черепановского элеватора в 90 км от областного центра. Окончив университет, поступил в аспирантуру, стал работать в Академгородке. Но при этом — танцевал, занимался бальными танцами, ходил в танцевальный клуб в Дом ученых.
— Мне та «Терпсихора» досталась нелегко. Дело там было не в танце, а в самом праве на объединение — уникальном праве граждан, которое дает возможность формировать институты гражданского общества явочным, разрешительным или уведомительным порядком. У нас любят разрешительный. Я любил явочный порядок. Но нужно быть внимательным. Что-то важное может произойти внезапно.
Однажды, зайдя в магазин издательства «Наука» в новосибирском Академгородке, я обнаружил на прилавке книгу Цецилии Абрамовны Ямпольской «Добровольное общество при социализме». О! То, что надо. Взял посмотреть. Бросилась в глаза мелкая ссылка, и мне даже пришлось попросить лупу у продавца, чтобы рассмотреть внимательно. Это была ссылка на неизвестное мне законодательство от 1932 года. Я увидел и воочию убедился, что есть «старинный» закон о местных добровольных обществах и союзах. Советский закон, никем не отмененный.
Я подумал, что было бы практично пойти к мэру города Ивану Павловичу Севастьянову. Записался на прием. Зашел.
— Ты кто?
— Я — ваш сын.
— Ты мой сын? Заходи. А почему ты мой сын?
Я говорю: «Я воспитывался в детском доме после смерти родителей, хочу создать городскую организацию вашего подчинения. Значит, я буду ваш сын по номенклатуре».
— А что ты хочешь сделать?
Я объяснил. Иван Павлович подумал и говорит:
— Название неудачное. «Терпсихора — психи хором». Может быть, общество имени Улановой?
— Знаете, она еще жива…
— Ты мне вот что, — сказал мэр, — привези из Москвы разрешение Института государства и права. Привези заключение, что это не липа, а действующее законодательство.
(Селезнёв над этой историей долго хохотал, когда потом меня слушал.)
Я поехал в Институт государства и права. Напугал бедную Ямпольскую, доктора наук, профессора. Говорит, когда издавали книгу, ее запрещали именно в этой позиции, чтобы не возбуждала никого: «Я не могу вам дать эту справку. Идите к директору института». Удалось встретиться с зам. директора. Он сказал: «Ни в коем случае. Мы не имеем права выдать справку, потому что это получится методическое изыскание, это история. А нам запретили воодушевлять людей на создание первичных общественных организаций без вышестоящего звена».
(Селезнёву страшно понравилось, что в 1973 году — незаметно, бесшумно — это было сделано всё-таки легально.)
Но как всё получилось в итоге? Мэр города мне сказал: «У меня жена любит Васильева и Лиепу, очень любит балет „Спартак“. Если ты добьешься, что „Спартак“ будет у нас тут поставлен, я поверю. И тогда мы быстро зарегистрируем твою организацию».
Я поехал в Большой театр. Борис Лавренёв, корреспондент ТАСС, балетный обозреватель, узнал о замысле и опубликовал в многотиражке Большого театра интервью со мной. Я там стал знаменитым…
У Алференко всё получилось. Ему помогли Галина Уланова, Владимир Васильев, Марис Лиепа, Юрий Григорович и другие известнейшие люди. «Терпсихора» сделала свое дело и превратила Новосибирск в культурный город мирового значения. Геннадия Алференко с нетерпением ожидали иные возможности.
Он их использовал сполна. Каким образом? С помощью своего тезки — Геннадия Селезнёва. О чем мы и говорим с Лепским:
— Когда я был назначен ответсеком «Комсомолки», — рассказывает Юра, — мы достаточно долго говорили с Селезнёвым о том, что будем делать. У секретариата «КП», помимо всего прочего, был неизменяемый статус штаба всяких идей и придумок. И надо было предложить не просто какой-то материал, рубрику, раздел, а нечто абсолютно, принципиально новое. Мы стали думать. Тут я и вспомнил про Алференко.
«Тащи его в Москву, — сказал Селезнёв. — Я хочу с ним познакомиться». Я понятия не имел, в каком качестве он мог бы нам пригодиться
