Под знаменем Сокола (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"

Медленно оплывали восковые свечи, наполненные ароматным маслом, лампы бросали на стены загадочные блики. Исходила соком зажаренная с зеленью и пряностями баранина и золотая стерлядь. Пресыщенным величавым пурпуром, пламенели рассыпанные по серебряному блюду зёрна граната, аметистами и изумрудами сияли налитые соком виноградные гроздья, розанами девичьих щёк стыдливо трепетали упругие бока персиков. Священное вино нескончаемым багряным потоком изливалось в оправленные серебром рога и кубки, призывая к веселью. Вот только веселья не получалось.

Едва оправившийся после вчерашнего испытания жених, на шее которого расплывался уродливый синяк, глядел на происходящее с тихой грустью, невеста кусала губы, чтобы не заплакать. За этим пиршеством рядом с ней мог сидеть её Неждан.

— Ты всё ещё любишь его? — повторил Давид свой вопрос.

— Какое это теперь имеет значение? — безучастно отозвалась Всеслава, разглядывая унизывавшие её руки кольца и браслеты, подарки кагана и его родни.

Возле сердца она ощущала прикосновение заветного Нежданова оберега, который, отобрав у Держко, ей вернул Давид.

— Мёртвым возврата нет. Да и кто я такая, чтобы противиться судьбе. Хотя я и не по своей воле попала в ваш Град, знай, клятву я сегодня принесла от сердца.

— Зачем обманывать себя и других, — покачал головой молодой Ашина. — Думаешь, я не вижу, что происходит с тобой. Ты похожа на дикую яблоню, которую безжалостно выкорчевали из родного леса и перенесли в далёкий полуденный сад. Возможно, при правильном уходе она приживётся, но если повреждены корни…

— Время лечит, — вымученно улыбнулась княжна. — Молодое дерево легко переносит любые невзгоды. Пройдёт немного времени, и оно начнёт плодоносить.

— Я на это надеюсь, — Давид кивнул. — Ты молода, хороша собой, можешь составить счастье любого, и тебе совершенно незачем тратить лучшие свои годы, исполняя обязанности сиделки возле медленно умирающего калеки.

— О чём ты говоришь?! — Всеслава возвысила голос настолько, что повернули головы некоторые из сидящих к ним близко гостей. — Неужели ты не веришь в пророчество? — продолжила она уже тише, но не менее горячо и убежденно. — Твой недуг отступит, тебя ждёт долгая и счастливая жизнь. Твои потомки наследуют землю и власть, и их род продолжится на много поколений!

— В пророчестве говорится не конкретно обо мне, а просто о сыне моего отца, — уточнил Давид.

— Но у твоего отца больше нет другого сына!

Всеслава не сумела справиться с подступившим к горлу комком и опустила голову, чтобы скрыть от Давида брызнувшие из глаз слезы. Ох, Неждан, Нежданушка, лада любимый!

— Мне очень хочется верить, — почти виновато проговорил Давид. — Я люблю тебя и хотел бы составить твоё счастье. Однако, ни книги, ни звёзды не дают ответа на вопрос, сколь долго это счастье продлится. Все благие предсказания очень туманны. Между тем, враг стоит у ворот, и даже вятшие мужи, собравшиеся сегодня в мой дом на пиршество, смотрят по сторонам, точно узрели на стенах роковые огненные письмена!

В самом деле, хотя, как положено на ритуальном пиру, присутствующие провозглашали здравицы, славили кагана и бека, похвалялись успехами, наслаждались искусством игрецов и танцами красивых рабынь, привычно поглощая обильную и изысканную снедь, пересыпая разговор шутками, то один, то другой гость, нет-нет, да отворачивались, чтобы подавить тяжкий вздох или удручённо опустить глаза. На старых и молодых лицах, не высказанный вслух, но упорно витавший в воздухе, застыл один и тот же вопрос. Неужели это в последний раз?

Неужели от, казалось, незыблемого благоденствия и благополучия может не остаться и следа, и тех, за кем сегодня сила и власть, настигнет ужасный жребий: или погибнуть, или пережить позор поражения, горечь изгнанья, тяготы плена? И как это предотвратить, если не подоспеют последние верные союзники, от которых уже несколько недель не поступало никаких вестей?

Надо сказать, что тяжёлые времена для каганата наступили отнюдь не вчера, и бездну, которая ныне разверзалась с пугающей быстротой, породил не гнев немилосердных богов, а людская алчность. Пока воинственные ханы Ашина вели свой народ от победы к победе, сдерживая натиск арабов, налаживая отношения с ромеями, склоняя под меч один за другим окрестные народы, великий каганат только закалялся и креп.

Пастухи перегоняли с выгона на выгон стада, земледельцы возделывали поля и разбивали сады, усердные ремесленники трудились в городах. Отважные купцы вели караваны из далекой империи аль Син в Кордобу, Багдад и Дамаск, платя хазарам пошлины, за счёт которых каганы, а потом и беки не только жили в роскоши и достатке, укрепляя границы и возводя города, но и содержали тьму эль-арсиев, опору власти и грозу окрестных народов. Впрочем, милость кагана в годы благоденствия не знала границ. Покорённые булгары, буртасы и вятичи, конечно, платили хазарам дань, зато и сами имели немалую выгоду, собирая подати с франков, варягов, ромеев и арабов, чьи караваны шли в обе стороны по Оке.

Но потом что-то пошло не так. В аль Син пала династия Тан, и страна на полвека погрузилась в хаос бесконечных междоусобиц. Гружёные шёлком и фарфором караваны перестали бороздить пустыни. Зато на востоке, где не прекращались войны, увеличился спрос на рабов и рабынь. А где их взять, как не в северных землях, где мужчины сильны и выносливы, а белокурые и белокожие девы пленяют своей красотой. Булгары, аланы и печенеги хоть не по такой высокой цене, но тоже неплохо сбывались на торге. А то, что правители этих земель исправно платили каганату дань, так их же самих и членов их семей никто и не трогал, а смерды потерпят. Им, чай, не впервой.

И смерды еще бы долго терпели, да только на западе и севере неожиданно окреп и набрал силу сосед, которого хазары попервам и всерьёз-то не воспринимали. Поляне, рекомые Русью, а с ними словене, радимичи, кривичи, северяне, уличи и тиверцы дани каганату не платили, допуска к торговле на море Хвалисском не имели и потому терпеть разбойничьи набеги на свои земли не собирались, да и по поводу торговых дел могли кое-что предъявить. А тут ещё и с ромеями, с которыми каганату прежде удавалось ладить, и которые могли при умелой политике хоть как-то повлиять на русского князя, отношения испортились окончательно.

Булгары, перейдя в ислам, и вовсе от прежнего союзника отвернулись. Печенеги вступили в преступный сговор. Вятичи сделали вид, что хранят верность, а сами не только не оказали сопротивления, но и в поход с руссами пошли, буртасы попытались заступить им дорогу, да жестоко за это поплатились. Вот и получалось, что многотысячное вражеское войско приходилось встречать один на один. Хоть бросай столицу на разграбление и укрывайся за стенами Саркела. Белая крепость выдержит любую осаду, да только какой в этом толк, коли помощи ждать неоткуда.

Ах, если бы среди хазарских военачальников отыскался талантливый стратег-полководец или вдохновенный вождь, подобный Маккавею или первым ханам Ашина, сумевшим, сплотив полудикие племена, создать великий каганат. Но царь Иосиф всю свою жизнь только скреплял печатью различные указы и принимал верноподданных алп-илитверов и учтивых послов и гораздо лучше разбирался в торговле, нежели в войне. Его же полководцы хоть и проявляли стойкость и мужество, исполняя царскую волю, но опыта борьбы с противником такой мощи просто не имели.

Оставалась последняя надежда на древнюю тайну, заключённую в стенах этого дворца. Предание гласило, что появление на поле боя знамени кагана не только удваивало силы сынов Тогармы, но и обращало в прах любых соперников, подобно Божьему Персту, поразившему казнями Египет и Вавилон.

Об этом царь Иосиф после субботней молитвы и завёл разговор с Иегудой бен Моисеем. Хотя тархан ожидал чего-то подобного, его обветренные скулы зажглись румянцем с трудом сдерживаемого гнева:

— Почему это должен быть именно мой сын?! Когда Булан и его потомки облагали непомерной данью окрестные племена, когда твой родич Песах, мстя Игорю русскому за Самкерц, выводил в Итиль сотни и тысячи пленных, разве они вспоминали о знамени кагана, разве они спешили поделиться с ним богатой добычей? Почему твой дед Аарон, после получения своей доли позволивший эль-арсиям истребить руссов, возвращавшихся из Дейлема и Ширвана, и твой отец Вениамин, отдававший приказ о казни воинов, пытавшихся завоевать для него Бердаа, не спрашивали на то позволения кагана. Что же переменилось теперь?