Повести и рассказы - Владимир Мильчаков

— Фрейлин Шуппе! Вы ученый, талантливый молодой ученый, но не политик. Родина, фюрер — все это хорошо, но даже на эти вещи надо смотреть трезво. Я тоже немец… по рождению. Но я отчетливо вижу, что всей этой карусели хватит еще на год, ну, от силы, на полтора. Русские нас разобьют, вернее, уже разбили. Окончательный крах — вопрос времени, но он неминуем. Причем, учтите, второго фронта еще нет. Значит, русские разбили нас один на один. Вот где основная опасность — русские. Борьба с ними не под силу одной стране. Борьба с ними не под силу и одной Европе. Только объединив силы всей Европы и Америки, можно справиться с русскими, можно хотя бы загнать их обратно в берлогу, в их коммунистические полярные снега и азиатские пустыни. Мы, деловые люди Америки, — горделиво выпятил Брук грудь, — первыми увидели эту опасность и сейчас собираем воедино все научные силы, чтобы скорее изобрести самое действенное, самое грозное оружие против русских. Это понимает и большинство нынешних государственных деятелей Германии. Ваш отъезд в Америку никто не назовет изменой. Работая в Америке, вы будете продолжать служение дорогому фатерлянду, нашей Германии. Только не той Германии, которую помогут слепить немецким коммунистам русские большевики, если мы не отбросим русских назад.

«Что же мне ему ответить? — с тревогой думала Грета, слушая американца. — В Америке гестапо меня не тронет. Это все-таки выход. А дальше что? Помогать американским фашистам готовить новую войну?.. — Грету при одной мысли об этом передернуло. — Отказаться?.. Этот мерзавец не отвяжется так просто. Надо тянуть… Ни да, ни нет. Пока что надо тянуть…»

— Вы будете бороться за настоящую Германию, за нашего фюрера, — патетически продолжал Брук, ободренный молчанием девушки. — Его гениальные замыслы разбились о тупое упорство русских, об их варварское нежелание признать за нами, немцами, право на всемирно-историческую роль. Германию можно спасти только с помощью Америки. Вы меня поняли, фрейлин Шуппе?

— Ваши доводы очень убедительны, господин штандартенфюрер, — после небольшой паузы заговорила Грета. — Но сейчас я ничего не смогу ответить вам.

— А я и не тороплю вас с ответом, — живо возразил Брук. — Сегодня восемнадцатое. Вы дадите окончательный ответ, скажем, двадцать девятого, ну, тридцатого.

«До тридцатого двенадцать дней, — с облегчением подумала девушка. — За двенадцать дней я сумею найти друзей, или, в крайнем случае, скроюсь».

— Тридцатого мы еще поговорим об этом, — вслух сказала Грета.

— Я понимаю. Вы не знаете, как отнесется к моему предложению ваш жених, господин Отто фон Бломберг, — заговорил Брук, разочарованный неопределенным ответом Греты. — На этот счет вы можете не сомневаться. Мне известен образ мыслей господина фон Бломберга. На днях он прибудет сюда, чтобы стать во главе всего Грюнманбурга. Но для этого пустячка хватит и генерала Лютце. Господина фон Бломберга в Америке ожидают более значительные дела.

Кровь бросилась в лицо Греты. О своем предстоящем браке она до этой минуты не подозревала.

— Согласие Отто будет, разумеется, и моим согласием, — не глядя на собеседника, ответила Грета. — Надеюсь, вы разрешите мне передать ему наш разговор?

— Конечно, конечно, — ухмыльнулся Брук. — Только вряд ли это будет нужно. Господин Бломберг сможет сообщить вам больше, чем вы ему.

Грета сделала удивленные глаза, а сама подумала: «Видимо, с фон Бломбергом будет договариваться прохвост покрупнее тебя».

Брук, взглянув на Грету, игриво рассмеялся:

— Господин Бломберг даже не подозревает о той опасности, которая угрожает ему в Америке.

— Опасность? — удивилась Грета. — Какая опасность?

— Опасность потерять свою очаровательную невесту…

— Фи! Какие пустяки вы говорите, — заставила себя кокетливо улыбнуться Грета. — У Отто не будет никаких оснований для беспокойства.

— Ну, не скажите, — не сдавался американец. — В Америке может случиться, что к вашим ножкам положат миллиардное состояние. Великие люди Америки умеют ценить женскую красоту.

— Если придется выбирать между Отто и миллионом, то я, конечно, выберу…

— Миллион! — подсказал Брук.

— Ошибаетесь, — блеснула улыбкой Грета. — Я выберу Отто.

— Возможно, — согласился Брук. — Но ведь я говорю о миллиардах, а это большая разница. Миллиард! — с невольным почтением в голосе произнес он. — О, миллиард — это сила! Она все сломит!

— Посмотрим! — входя в роль, задорно ответила Грета.

— Ну, вот. Это уже лучше, — расхохотался Брук. — А теперь, очаровательная фрейлин Шуппе, проводите меня из своей норы. Я не имею такого замечательного ключа к вашему убежищу, каким владеет мой друг генерал Лютце. — Поднявшись с места и откланявшись, Брук направился к двери.

— Это подземелье может стать ловушкой, настоящим гробом, если русские высадят здесь десант, — стращал девушку Брук, шагая рядом с нею по спирали коридора.

— Фи! Господин штандартенфюрер! — кокетничала Грета, окончательно войдя в роль и стремясь усыпить подозрения эсэсовца. — Вы такой видный мужчина, настоящий военный и так боитесь этих противных русских. Куда же, в таком случае, мне от них прятаться?

— За океан, только за океан, — убежденно ответил Брук, целуя руку Греты у выхода из подземелья. Слова о боязни русских он пропустил мимо ушей.

Когда Грета, проводив эсэсовца, вернулась к себе, на железобетонном кольце шахты сидел Карл Зельц. В руках у него был фотоснимок, принесенный эсэсовцем и оставленный Гретой на круглом столе.

— Ну, что там внизу, господин Зельц? — дружески спросила Грета своего помощника.

— Правый аппарат перестал работать, — пристально глядя на девушку, ответил Зельц. — Я решил проверить проводку в стволе шахты. Проверял долго и тщательно, но никакого повреждения не обнаружил. Значит, где-то здесь.

Теперь Грета внимательно взглянула на Зельца. Тон, каким он сказал слова «долго и тщательно», насторожил ее.

В первые дни совместной работы Карл держался с новым начальником лаборатории отчужденно и подчеркнуто по-служебному. Он знал, что Лотта Шуппе — дочь крупного фашистского деятеля, имеющего огромные связи среди заправил третьей империи, ярая нацистка, награжденная за какие-то заслуги лично Гитлером. Ничего хорошего для себя от такого начальника Зельц не ждал.

Грета тоже настороженно относилась к своему помощнику, как и ко всем, кто окружал ее в подземном городе. Среди работников подземного города могли найтись люди, видевшие Лотту совсем недавно. Зельц также мог видеть ее, и, конечно, ему первому кинулась бы в глаза разница между той Лоттой и его сегодняшним начальником.

Все дни с начала своей работы в Грюнманбурге Грета мучительно искала выхода. «Что мне делать? — десятки раз задавала она себе вопрос. — Бежать? Куда? Ни одной явки… Все связи с подпольем утеряны. Да и есть ли здесь подполье? Здесь, в Грюнманбурге?!»

Грета прекрасно понимала, что скрыться ей сейчас невозможно. Исчезновение начальника секретнейшей лаборатории вызовет переполох, будет пущена в ход вся государственная сыскная машина и беглянку схватят в течение полусуток. Без помощи извне, без надежных друзей бегство невозможно, оно равносильно самоубийству. Но и оставаться в Грюнманбурге, зная, что каждый случайный встречный может разоблачить тебя, с покорностью обреченного на убой теленка ждать неизбежного и бесполезного конца… Нет! С этим Грета не могла согласиться.

Узнав историю гибели исследователей, работавших до нее в лаборатории «А», Грета подумала: «А что, если этот взрыв повторить?!» Размышляя над этим, девушка пришла к выводу, что взрыв лаборатории, — пожалуй, единственный выход. «Во-первых, я помешаю нацистам в ближайшее время закончить исследования, — рассуждала девушка. — Во-вторых, можно рискнуть на побег. Взрыв собьет гестапо со следа, все подумают, что я погибла. А если гестаповцы догадаются, кто я, то лучше взорваться, чем попадать к ним в лапы!»

Однако Зельц мог стать помехой в выполнении задуманного Гретой плана. От помощника не скроешь подготовку взрыва. Конечно, можно было бы дождаться, когда лаборатория начнет работу, и тогда, под видом исследований… Но для этого нужно время, а его-то как раз может не хватить».

Начальница лаборатории начала присматриваться к своему помощнику. Первое, что бросилось Грете в глаза, это необычайная разносторонность знаний Карла Зельца. Он был прирожденный, талантливый конструктор-самородок. Среди аппаратов и механизмов лаборатории он чувствовал себя, как рыба в воде, любил их, улучшал и совершенствовал с каким-то упоением. Это был в полном смысле слова творец и хозяин машин.

Грета, по-женски чуткая и наблюдательная, скоро заметила ту страсть, с какой Карл Зельц отдавался работе. Но в то же время она видела, что в работе Зельца существует какая-то раздвоенность, что особенно по утрам он работает без того артистического, творческого вдохновения, которое свойственно его натуре. Лишь постепенно работа захватывала, окрыляла этого малоразговорчивого, всегда немного хмурого человека. Несколько дней тому назад, восхищенная золотыми руками Зельца, Грета воскликнула: