Походы викингов - Андерс Стриннгольм

Развитие телесных и душевных сил до высшей степеь крепости и воинственности было плодом правил, в который воспитывался норманнский юноша, и всей той жизни, которую проживал он в возрасте мужества. Он всегда ходил вооруженный, в населенных и обитаемых местах, на тингах и пирах, и кончал свои споры лучше оружием, нежели словами. Пока законы доставляли небольшую защиту и многое зависело от личной силы и искусства, до тех пор эти личные качества имели больше значения и были важнее по своим действиям. «В древности существовал закон, — говорит однл исландская сага, — чтобы обиженный вызывал обидчика на поединок, Holmgang (сражение один на один на маленьком острове или на огороженном месте)».

Еще до нашего времени сохранился отрывок из закона, имевшего силу в Свитьоде в языческое время. Это постановление такого содержания: «Если кто-нибудь нанесет другому бесчестие бранным словом и скажет: «Ты не мужчина, и сердце у тебя в груди не мужеское», а другой ответит «Я мужчина такой же, как и ты», — тогда они должны cражаться в таком месте, где сходятся три дороги. Если явиться вызвавший на поединок, а вызванный не придет, тогда pугательное название, полученное им, будет ему вместо настоящего имени; ему не дозволяется ни в каких случаях принимать присягу, его свидетельство не имеет законной силы ни за мужчину, ни за женщину. Если же, напротив, явится и, поединок вызванный, а не придет вызывавший, тогда пришедший должен кликнуть его три раза и назвать нидингом (вероломным, бесчестным, негодяем), вырезать на земле знак в доказательство, что сам он готов был на бой; вызвавший должен быть дурным человеком тем более, что не имел духа исполнить того, что сказал. Если же оба явятся на месте в полном вооружении и вызванный падет, тогда платится с него половина виры, положенной за убийство мужчины (Mansbot), Если же падет другой, сказавший ругательное слово и своим языком причинивший убийство, то должен лежать неоплаченный, за смерть его не платится никакой пени».

Насмешек и ругательств не выносила гордость тогдашних храбрых людей. Стерпеть брань было для них несноснее смерти. Так же щекотливые относительно чести, как и свободы, за эти два блага они готовы были отдать все на свете. Требовали от обидчика, чтобы он доказал свои слова честным образом с оружием в руках Нередко случалось, что он, сделав обвинение, сам вызывался оправдывать его на поединке. Тогда уговаривались о времени, месте, оружии. Обыкновенно назначали поединок на третий день, через неделю или более времени после вызова. Поприщем битвы любили выбирать островок или другое огражденное пространство, всего обыкновеннее поблизости мест, где происходили тинги, в тех случаях, когда поединок назначался по приговору тинга, или в отдалении от них, по особенному приговору противников. Островок на реке Эксере в Исландии, Самсе в Дании, Форс и Гитинсе в Роганиде в Норвегии, Дунгиунес, остров на р. Готе и озере Вемери в Швеции называют в сагах как места поединков. По законам поединка, под каждым из противников постилали плащ или кожу, с которой, при начале смертельного боя, они не могли сходить; углы этих подножников должны были находиться один от другого на расстоянии пяти аршин, к ним приделывались кольца, в которые вбивались столбы с головами, называвшиеся Tiosmtr, эти столбы, по установленному обычаю, вбивались с особенными обрядами, при заклинании (Tiosnublot); от подножников отводились три пространства не шире фута, огражденные четырьмя вбитыми колами. Так устроенное место поединков называлось оголенным рубежом (Hasslad mark). Иногда оно выкладывалось камнем и потом часто служило для такого же употребления.

С провожатыми из близких родственников и друзей вступали бойцы на боевое место и для взаимного раздражения осыпали друг друга обидными словами. Потом осматривали оружие, чтобы узнать, не заговорены ли они или не имеют ли чего не дозволенного правилами.[359] Читали наизусть закон о поединках и назначали выкупную плату, потому что, по закону, кто первый был ранен, тот считался проигравшим дело и обязывался платить победителю деньги, сколько у них условлено по предварительному уговору, обыкновенно три фунта серебра. Это называли выкупать живот из поединка.

Каждый, из соперников имел три щита, которые мог употреблять один за другим для своей защиты. Пока не все щиты были изрублены, бойцам поставлялось строгой обязанностью оставаться в пределах боевого места; они могли выходить из него на шаг или на два, но этого не дозволялось им, когда изрублены щиты; тогда бойцы становились опят на подножиик, если переступали за него, и отражали удар другим оружием. С этого мгновения они нападали друг друга с мечами и бой делался важным и решительным, кто из них в эту пору касался одной ногой рубежного кола, о том говорили, что он отступает; если же обеими, то считали его бежавшим с боя. Кроме обнаженного меча, у каждого бойца был другой, привязанный за рукоятку к правой руке, чтобы иметь его наготове. Закон поединка предписывал, чтобы вызванный наносил первый удар,[360] и потом последовательно сыпались другие тяжелые удары. Их наносили с силой, отражали с ловкостью.

Если в первый день никто из бойцов не был побежден, что иногда случалось, то бой отлагали до другого дня. Но по принятому обычаю, считали поединок оконченным, если кто из бойцов был ранен и кровь его текла на подножник.

Это, впрочем, не всегда соблюдалось: битва между суровыми, озлобленными соперниками оканчивалась не иначе, как падением одного из них. Но в судебных поединках товарищи (секунданты) бойцов при первой крови разнимали их, напоминали закон и объявляли поединок оконченным. Было в обычае, чтобы один из спутников бойца держал его щит во время сражения; однако ж встречались люди такого же мнения, как исландец Эйульф, который, несмотря на предложение Ивара подержать его щит на поединке с викингом Асгаутом, не позволил себе этого; «Моя собственная рука, — он сказал, — надежнее всякой другой».

Иногда случалось, что товарищи бойцов, чтобы не быть праздными свидетелями поединка, принимали в нем участие и сражались один на один или двое на двое, вообще поровну со всякой стороны, иногда же главный боец принимал бой со многими или со всеми товарищами противника и сражался поочередно с каждым. В таких случаях назначали наперед, кому с кем сражаться, и развязка подобных сражений обыкновенно была кровопролитной.

На поединки, по приговору тинга и между знатными бойцами, нередко собирались многочисленные зрители. Мужчина никогда не навлекал на себя более позора, как в том случае, когда не являлся на поединок, независимо от того, сам ли он сделал вызов или получил его. «Кто не пришел, да будет нидинг для всех», — обыкновенное присловье в сагах при всех соглашениях о закончании дела копьем и мечом. В древней исландской истории встречается обычай, очень похожий на тот, который освящен был законом в Упландии и предписывал, чтобы явившийся на поединок вырезал на земле знак и три раза называл нидингом не пришедшего. В Исландии ставили ему позорный столб, на котором писали, что не явившийся должен находиться под гневом богов, носить имя нидинга и никогда не быть терпимым в обществе добрых людей. Для того вбивали кол в землю, с рунами сказанного сейчас содержания, потом втыкали на него убитую лошадь и, сделав отверстие на груди у ней, оборачивали ее головой в ту сторону, где была отчизна не пришедшего поединщика.

Такой позорный столб поставил исландец Эгиль, когда Эрик Кровавая Секира и королева Гунхильда объявили его вне закона, не разрешив ему доказать свои права на женино наследство в поединке с шурином, норвежцем Берганундом, которому покровительствовали король и королева, Пришедши на остров Герле, он взял ореховый кол и воткнул на него лошадиную голову с открытой пастью; обернув ее к твердой земле, он поставил кол в одном ущелье со следующими словами: «Ставлю здесь позорный столб и обращаю это проклятие (Nid) на Эрика и Гунхильду; обращаю его также на богов-покровителей (ladnvaetter), обитающих в этой стране, чтобы все они блуждали без пристанища и не видали отчизны до тех пор, пока не выгонят оттуда Эрика и Гунхильду. Между обидчиком и обиженным было, однако ж, то различие, что последний не обязывался лично являться на поединок, если кто-нибудь другой брался заменить его; напротив, обидчик, волей и неволей, обязан был являться лично.

В каком употреблении в древности был этот обычай защищать свое дело в честном, открытом бою, это можно видеть из рассказов, везде рассеянных в сагах, о знаменитых поединках. Тогдашние люди легко раздражались при действительных или воображаемых оскорблениях. Но как честь в их глазах стоила всего дороже и умы были чрезвычайно чувствительны к обидам, то вообще поединки гораздо чаще происходили по поводу личных отношений, немало за право собственности. Никакая неприязнь не оставлась без отмщения; ни одно обидное слово не сносилось хладнокровно: за это требовали кровавой расплаты.