Персик - Элизабет Адлер

Эмилия была рядом и держала Пич за руку во время родов, а потом, улыбаясь, протянула ей ребенка. Пич не представляла, что бы она делала без мамы. А Жерар помог ей в выборе имени для ребенка.

– Я уверен, вы не будете возражать, – обратился он с мягкой улыбкой к Гарри и его матери, – но имя Жиль существует в семье де Курмон уже много поколений. Для нас будет честью присоединить его к именам семьи Лаунсетон.

Конечно, после этого у них не было иного выбора, и они согласились.

Пич пришло в голову, что, вероятно, Жерар не очень хотел, чтобы она назвала ребенка именем его отца, но ему хотелось выполнить желание дочери. На крестинах, которые состоялись несколько недель спустя, на руках своей крестной матери Лоис, громко крича, чем нарушал, как думала Пич, все традиции, малыш был назван Виллиам Перс Жиль Лаунсетон. И со временем все стали звать его Вил.

Нанни Лаунсетон, которая вырастила Гарри и его братьев, уже несколько лет служила в семье в Хэмпшире, но была вызвана за месяц до родов, чтобы привести в порядок детскую. Конечно, Пич уже сделала в детской все так, как ей нравилось. Это было ее единственным утешением во время беременности. Она отправилась в Белый Дом на Бонд-стрит и купила роскошное приданое для новорожденного с дюжиной маленьких фуфаечек, рубашечек и прелестными распашонками, крошечными вышитыми башмачками и шелковыми чепчиками. Она купила замечательную колыбель и роскошную шаль, а потом поехала в «Харродз» и выбрала новую детскую мебель – кроватку и высокий стул, весело раскрашенные кубики и много разных игрушек, в которые с удовольствием поиграла бы сама. Гарри жаловался, что она потратила целое состояние, когда этого добра и так хватало на чердаке, но Пич не слушала. Она была счастлива, представляя их малыша в новой, выкрашенной в желтый цвет детской с хрустящими ситцевыми занавесками и голубыми коврами.

Нанни Лаунсетон хватило одного взгляда на детскую. Качая головой, она запричитала:

– Все это не подходит, миссис Лаунсетон, о, Господи, все не то.

Уже через неделю она велела вынести голубой ковер и постелить простой голубой линолеум.

– Для ребенка нужно, чтобы в комнате не собиралась пыль и чтобы пол можно было часто мыть, мадам, – строго сказала она, когда Пич попробовала протестовать.

Новая кроватка и высокий стул были отосланы назад в «Харродз», а с чердака спустили старые вещи Гарри.

– Нет смысла тратить деньги на эти недолговечные новые вещи, – нравоучительным тоном, но достаточно мягко высказала свое мнение Нанни Лаунсетон, словно Пич сама была ребенком. – Эти вещи хорошо послужили Гарри и его братьям, послужат и еще одному поколению Лаунсетонов, пока они не подрастут для других кроватей.

Пич, однако, наотрез отказалась расстаться с новой колыбелью. Она решительно поставила ее рядом со своей кроватью в спальне, уверенная, что Нанни не осмелится посягнуть и на нее. Нанни поняла, что Пич не уступит, она усмехнулась про себя и произнесла:

– Смею сказать, правильно, что вы купили новую колыбель, старая совсем развалилась. Очень красивая кроватка.

Пич улыбнулась с облегчением. Возможно, она и Нанни смогут примириться друг с другом, но друзьями не станут никогда.

Пич не могла сама кормить ребенка, у нее не хватало молока. Нанни Лаунсетон забрала у нее ребенка и стала готовить бутылочки с хорошим детским питанием, и скоро малыш начал быстро подрастать, становиться пухленьким и все более похожим на человечка. Сидя в кресле у камина в детской, Пич кормила его из бутылочки и смотрела, как жадно он сосет, причмокивая.

– Жадный маленький поросенок, – радостно сказала она.

– А сейчас мистер Вил будет спать, – проворковала Нанни, взяв малыша из рук Пич и умело перепеленав его.

Пич скоро сдалась в борьбе за право купать его, тем более что купание всегда совпадало со временем, когда Гарри появлялся из кабинета что-нибудь выпить, а Нанни с гордым видом выносила ребенка после купания, одетого в простые, легкие в стирке кремовые рубашонки от Виелла, чтобы показать отцу.

– Гораздо более практичные вещи, – объяснила она свой отказ от прелестных голубых, желтых и белых распашонок с шелковыми ленточками, которые Леони прислала в подарок своему правнуку.

Пич казалось, что Гарри был вполне доволен своим сыном. Не волновался и не прыгал вокруг него, но тем не менее был доволен. Он ласково гладил волосики малыша и говорил о нем совершенно прозаические вещи, как то: «У него хорошая кость. Крепкая. Посмотри на его плечи – он будет участвовать в гребных гонках в Итоне». Или: «Парень пошел в Лаунсетонов, ошибиться невозможно, достаточно взглянуть на него». Пич ожидала поэтических описаний чувств Гарри, впервые ставшего отцом, но Гарри просто оценивал своего сына, как если бы покупал новую лошадь: развитая грудь, хорошая щетина за копытами, сильные задние ноги… Она испытывала в такие моменты жалость к своему ребенку.

Кроме того, Гарри ошибался. Ребенок пошел не в Лаунсетонов. Он был похож на своего деда. Жиля де Курмона.

Поскольку Нанни постоянно опекала ребенка, у Пич появилось свободное время, которым она не знала, как распорядиться. Она обошла свою большую спальню, которая до сих пор была такой же, как и при матери Гарри (до того, как умер его отец, а мать переехала в лондонскую квартиру), и в которой Гарри ничего не разрешил ей менять.

– Пока мать не уйдет, – театрально произнес он.

– Но она уже уехала, – возразила Пич.

– Не уедет, а уйдет! – повторил Гарри. – А сейчас ей приятно думать, что все тут по-прежнему, хотя она больше здесь и не живет.

Пич считала, что это не совсем честно, но она уважала его желания. Мысль о маленьком летнем домике в Лондоне, куда ранее не ступала нога ни одного из Лаунсетонов, все больше захватывала ее по мере того, как проходил месяц за месяцем, а Гарри становился все более и более занятым. Он постоянно стремился в Лондон, уезжая на поезде в десять пятнадцать, и почти всегда звонил оттуда сказать, что задерживается на совещании и остается ночевать в клубе. Пич два раза ездила с ним в Лондон, купила там много красивой английской одежды для сельских дам, которая на ней выглядела по-французски благодаря оживлявшим ярким шарфам, крупным украшениям – бижутерии и многочисленным золотым браслетам, звон которых так раздражал Гарри. Они обедали в Вильтоне, ходили вместе в театр, и Пич получила большое удовольствие от этих поездок. Пора уже им иметь собственное жилье в Лондоне, и тогда они с Гарри смогут чаще быть вместе, ведь Нанни все время с ребенком, и Пич незачем бесконечно торчать в Лаунсетоне.

В своем новеньком автомобиле марки «курмон» Пич объехала всех агентов по продаже недвижимости, врываясь в их тихие конторы со всей своей прежней живостью и самоуверенностью. Она осмотрела бесконечное множество особнячков, сопровождаемая очарованными ею молодыми агентами, пока не нашла именно то, что хотела, немного в стороне от Белграв-сквер.