Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945] - Леонид Леонов

Итак, слово фронтовикам.

Эти строки принадлежат перу ветерана 1-й гвардейской танковой бригады Аркадия Федоровича РОСТКОВА из Твери.

Аркадий Ростков. «Я их отвлеку…»

В сумерках в районе действий мотострелкового батальона собирала раненых медицинская сестра Нина Жудра. Ей удалось под обстрелом проскочить на грузовике к передовым позициям и замаскировать машину у лесной опушки. Нина очень устала. Целый день находиться под обстрелом, бегать, таскать раненых, сопереживать их страданиям… Она надеялась, что бой скоро утихнет и под покровом темноты можно будет увезти раненых из опасной зоны. Жудра умоляюще просила шофера грузовика:

— Миленький, потерпи полчасика, разыщем всех и поедем. Не оставлять же их здесь на погибель.

На опушке леса накопилось около двадцати тяжелораненых. Среди них был и комсорг батальона Юрий Петров, который бросился в рукопашную и получил ранение в плечо. Он мог бы уйти в тыл и, вероятно, добрался бы до санчасти. Но, увидев, как вымоталась медсестра, Юрий вызвался помочь ей. Пока Жудра разыскивала раненых бойцов, он находился на опушке, ухаживал за обессилевшими от ран, как мог утешал их.

Когда начали грузить раненых на автомашину, к поляне вышли два немецких танка. Они не стреляли. Видно, у них кончились и патроны, и снаряды. Гитлеровцы рыскали в поисках отходящих мотострелков. Нина похолодела: в этот день ей уже пришлось видеть, как вражеский танк раздавил раненых.

Все легли и затаились. Жудра и Петров были рядом, наблюдая за танками: пройдет ли грохочущая громадина мимо, или им суждено погибнуть под гусеницами?

Вот один из танков повернул к дороге, другой направился в сторону раненых. Петров схватил Нину за руку и громко, чтобы слышали все, проговорил:

— Лежите спокойно, не поднимайте головы, не показывайтесь! Я попытаюсь отвлечь…

Он на миг оглянулся, как бы желая попрощаться с товарищами и Ниной, и быстро пополз в сторону. Потом поднялся во весь свой богатырский рост и побежал наперерез танку, к дороге. Фашисты заметили бегущего и стали преследовать его.

Началось неравное единоборство танка и человека. Гитлеровцы не могли не видеть, что гонятся за раненым: белая повязка была заметна в наступающей темноте. Петров бежал по полю, и ему негде было укрыться. Грохочущая машина неотвратимо приближалась. Уже чувствовалось ее горячее железное дыхание за спиной…

Нина Жудра, позабыв об опасности, стояла, прижав руки к груди, ждала, ждала и ужасалась тому, что может произойти. Она хотела бежать на помощь Петрову, но долг перед товарищами, опасение выдать группу удерживали ее на месте.

Вот танк настиг Петрова. Тот упал и не поднялся. Черная машина вышла на дорогу и удалилась…

«Я побежала до Юры Петрова, — написала мне после войны Нина Григорьевна Жудра, к тому времени работница стеклозавода из поселка Белая Криница Житомирской области. — Он лежал лицом вверх, вдавленный в землю. Гусеница прошла ему по ногам, раздробила все кости. Я попыталась его поднять и не могла. Он был еще живой и смотрел на меня. Я достала обыкновенные медицинские ножницы и отрезала его от земли. Это ужасно. Мне даже страшно об этом писать. Он минут через десять скончался. Но я его не оставила, перевезла в бригадную санчасть.

Я не умею красочно писать, но о таких подвигах надо рассказывать людям».

Рассказ ветерана войны и труда Геннадия Алексеевича ЛУТОХИНА из Ростова-на-Дону напомнит фронтовикам то время, когда «так молоды мы были».

Геннадий Лутохин. Песня

Было это на Украине. Небольшая группа солдат нашей роты, задержавшись по какой-то военной надобности, догоняла свою часть. Весна. Распутица. Нас четверо, мы — это высокий, чуть нескладный, немало повидавший на своем веку Иван Кутняков, которого в роте любили за песни, Миша Галай, Семен Мухин и я. Продуктов на дорогу нам не дали, и мы полностью зависели от расположения хозяек и нашей инициативы.

Хата, в которую мы забрели, ничем не отличалась от остальных украинских построек. Вошли в темную прихожую, которая делила дом на левую, хозяйственную, половину и правую, чистую. Постучали. Дверь открыла хозяйка, маленькая опрятная старушка, пригласила войти. Мы расположились на широкой скамье рядом с окном. Радуясь отдыху, не спешили начать переговоры. Знали по опыту, что торопить хозяйку с едой — бесполезное дело. На разговоры о том, что хорошо бы перекусить, следовал обычно ответ:

— Немае, хлопци, ничого. Все нимци забрали.

А между тем Иван Кутняков начал тихо напевать что-то себе под нос. Затем, уже громче, запел какую-то волжскую песню, длинную и очень жалостливую. В ней рассказывалось о молодом деревенском парне Андреяшке, который влюбился в девушку. Андреяшка стал просить отца: «Дозволь, тятенька, жениться, дозволь взять, кого люблю». Но, как следовало из песни, «отец сыну не поверил, что на свете есть любовь».

Иван пел первым голосом, тихо и душевно. Мы с Галаем ему вторили. Хозяйке, видно, понравилось наше пение. Она перестала ходить туда-сюда, а устроилась за печкой и что-то молча перебирала в корзине.

Мы спели еще две-три песни. Затем Кутняков после небольшой «тактической» паузы пошел, как говорится, с козырного туза. Он запел широко известную песню о бродяге, бежавшем с Сахалина. Когда эту песню не орут в пьяной компании, а поют на два голоса тихо и задушевно, мало кто может остаться равнодушным. Наконец дело дошло до куплета:

Умру, сырой землей зароют,Заплачет вся моя родня.Жена найдет себе другого,А мать сыночка никогда.

Мы замолчали, стараясь ничем не нарушать наступившую тишину. Хозяйка поднялась из своего угла и медленно вышла из комнаты. Глаза у нее были мокрые. Минут десять ее не было. Затем появилась, умытая и какая-то просветленная. Приветливо улыбаясь и что-то приговаривая, она поставила на стол посудину с вареной картошкой, соленые огурчики, положила пару луковиц…

…Сейчас, когда прошло столько лет, я не перестаю удивляться этому эпизоду войны. Песня, народная песня! Как много она может, какая великая нравственная сила воздействия на людей в ней заложена! Нынче в моде другие ритмы — «металлические», агрессивные да бездумные. И невольно сравниваешь… Что, если б такие властвовали над умами и душами в трудную годину войны и голода? Не дай бог! А вот песня народная, то мягкая, задушевная, то веселая, залихватская, удалая, проникнутая умным юмором и незлой иронией, помогала одолеть лихо, рождала лучшие человеческие чувства.

Инвалид Отечественной войны Михаил Иванович ГРОШЕВ из Саранска рассказывает о фронтовичке, имя которой

Михаил Грошев. Люба

По уверенным, четким взмахам флажков, по выправке и манере держаться на посту можно было еще издали узнать в этой голубоглазой девушке строгую на дежурстве и добродушную на досуге Любу Клавишеву.

Фронтовые шоферы, заметив ее сигналы, сбавляли скорость и, проезжая мимо, шутили:

— Машешь флажками, как балерина! Откуда родом?

— Из Мордовии, темниковская, — отвечала Люба.

…В одну из зимних ночей Люба возвращалась с поста. Бушевала метель. Холодный ветер гнал по степи тучи мелкого колючего снега. Большак, который еще вчера блестел широкой черной лентой и по которому то и дело с шумом проносились машины, терялся в непроглядной тьме.

Подойдя к оврагу, Люба чуть было не наткнулась на легковую машину. Рядом с автомобилем чернела свежая, еще не занесенная снегом глубокая воронка от снаряда, а в стороне валялось разбитое колесо. Кузов машины был изрешечен осколками, стекла высыпались, а на сиденье, запрокинув голову, полулежал мертвый шофер.

Люба испугалась. Она отскочила от машины, но тут же задела ногой за что-то мягкое и упала. Рядом кто-то застонал.

— Кто здесь? Вы ранены? — спросила Люба.

Ответа не было. Дотронувшись до руки раненого, Люба ощутила на ней горячую кровь. «Умирает!» — мелькнуло в голове девушки. Что делать? При ней ничего не было — ни бинтов, ни ваты. Она торопливо шарила в карманах в надежде что-нибудь найти и ничего не находила. Идти в ближайшую деревню? Но деревня далеко, и раненый может замерзнуть.

И тут Любу осенило. Она сбросила с себя полушубок, гимнастерку, сняла сорочку и, снова надев полушубок, разорвала свою одежду на длинные полосы и принялась перевязывать раненого. Перевязав, она хотела подняться, чтобы немного согреться, но в это время рядом с ней разорвался снаряд. Взрывная волна отбросила девушку. Она почувствовала, как раскаленное железо обожгло ей руку и плечо. Девушку и раненого подобрали санитары…

По возвращении из госпиталя Любу как-то утром вызвали в штаб. Она увидела высокого пожилого человека с генеральскими погонами.