Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945] - Леонид Леонов

Молокоедов знал и до этого, что Первым Красноградским мехкорпусом командует генерал, который в гражданскую войну командовал эскадроном, а он, Молокоедов, был кавалеристом в этом же эскадроне. Но лезть в глаза как-то не посмел. Слишком большая разница в звании и должности.

По старому русскому обычаю, генерал и солдат трижды поцеловались. Обнявшись, стояли молча и смотрели друг на друга, как бы узнавая, тот ли солдат? тот ли командир? Смахивал слезу с глаз генерал, смахивал и солдат. Первым опомнился генерал:

— Полно, прочь слезу с глаз! Солдаты при встрече не должны плакать, солдаты радуются. Смотри, Кузьма Ильич, мы же стоим на границе нашего родного государства. Родина освобождена от фашистской оккупации!

— Ура! — закричали со всех сторон солдаты.

Когда возгласы радости улеглись, генерал с тонкой поддевкой в голосе спросил Молокоедова:

— Ты тоже только сегодня получил партбилет?

— Он у меня еще с гражданской! — гордо заявил солдат. — Когда двигались на Ростов, комиссар Губанов вручил мне партбилет.

Семен Моисеевич возбужденно переспросил:

— Говоришь, комиссар Губанов? — Посмотрел в лицо солдата и обнял его. — Ильич, наши фамилии разные, разных родителей мы дети, но мы кровные родственники, братья! Ведь и мне на юге вручал партбилет комиссар Губанов.

Беседа генерала с солдатом длилась около часа. Как много надо было вспомнить, рассказать! Но для них и этого времени хватило, чтобы пронестись в седлах гражданской войны, чтобы сменить клинки на танки и гнать на них врага с родной земли.

Мы смотрели на побратимов двух войн и любовались: как они бережно сохранили память далеких лет. Казалось, они идут теперь на мощных танках по тем же дорогам, что и в гражданскую на конях. Завтра они перешагнут госграницу, и мехкорпус под командованием генерала Кривошеина пойдет по земле Польши с миссией освобождения.

Бывший командир батареи 130-го минометного полка Петр Антонович МАЛИКОВ (село Черниговка Приморского края) прислал письмо, которое печатаем ниже.

Петр Маликов. Талисман

Апрель 1942 года. Окончив курсы командиров минометных батарей, я был направлен в Красноярск на формирование 130-го минполка РГК. Формирование проходило на базе 1-го Киевского Краснознаменного артиллерийского училища, переведенного в сибирский военный городок. Приглашали на беседу каждого по списку, определяя место в штатном расписании.

Вошел рядовой Коротков Василий Васильевич. Рослый. Крепкого телосложения. Добродушно-внимательный взгляд. На все наши вопросы давал четкие, исчерпывающие ответы.

Из беседы выяснилось, что до войны он окончил трехгодичные курсы артиллерийского училища, служил в РККА, последние три года командовал гаубичной батареей, имел звание старшего лейтенанта. В 1937 году был осужден как «враг народа» на 10 лет без права переписки с семьей и родными.

С началом войны обратился по инстанции с просьбой об отправке его на фронт. И только в марте 1942 года просьба была удовлетворена. Где проживает его семья — пока не знает. Единственное, вечно напоминающее близость семейного очага, — это… (И он показал нам обыкновенную брошь, изображающую слоненка в латунном исполнении — подарок маленькой дочки в день его ареста.)

— Это мой талисман, — закончил он рассказ, — которого даже следователи не осмелились лишить меня. И я надеюсь, что он приведет меня к встрече с моей любимой семьей.

Нас поразил этот рассказ. Учитывая обстоятельства, его высокую подготовку как специалиста-артиллериста, мы ничего не могли ему предложить большего, как назначить наводчиком первого боевого расчета.

В бой вступили мы 1 мая 1942 года на одном из участков 61-й армии.

Василий Коротков очень скоро завоевал авторитет среди личного состава и особенно в кругу офицеров батареи, оказывая им теоретическую и практическую помощь в выполнении боевых задач.

А в июле был тяжело ранен старший офицер батареи лейтенант Нечепуренко.

Мы решили старшим офицером назначить рядового Короткова, о чем направили рапорт командованию полка. Нас поддержали, и на следующее утро состоялась церемония назначения.

Я по своей детской наивности (а мне было 18 лет), построив личный состав батареи, пригласил Короткова выйти из строя и объявил:

— Коротков Василий Васильевич назначается старшим офицером батареи. Прошу всех обращаться к нему как к лейтенанту.

Когда я подошел к Короткову и стал прикреплять ему в петлицы «кубари», он шепнул мне: «Командир, вы не имеете права этого делать». На что я также шепотом ответил: «Не забывайте, мы на войне».

Недели через две или три пришел приказ командующего Западным фронтом генерала Конева о снятии с В. В. Короткова судимости, восстановлении воинского звания старшего лейтенанта и утверждении его в должности старшего офицера батареи…

Кончилась война. Отгремели последние залпы. Враг был разгромлен. Армия победителей готовится к торжественному Параду Победы. И мне, как участнику парада, на одной из тренировок, вновь на короткое время довелось встретиться с Василием Васильевичем Коротковым. Он уже имел звание подполковника, грудь его украшали многие боевые награды, а на мой вопрос: «А где же талисман?» — ответил: «Слоненок передан в руки дочери».

Каким же надо было обладать патриотизмом, как надо любить Родину, чтобы пронести этот талисман по дорогам ГУЛАГа и фронтовым маршрутам от Москвы до Берлина.

Поистине, загадочна душа русского человека. И я надеюсь, что талисман Короткова находится в добрых руках его дочери, а может, и внуков, которые с честью пронесут его по всем дорогам на их жизненном пути, и он принесет им счастье и удачу, как их отцу и деду.

Петр Максимович САВЕЛЬЕВ (Новосибирск), в 45-м году — начштаба батальона 932-го стрелкового полка 252-й дивизии, вспоминает.

Петр Савельев. Картошка

Иногда мне хочется картошки «в мундире». Ее запах и вкус напоминают один из эпизодов войны.

…Марш до передовой запомнился надолго. В редкие деревни, через которые мы проходили, зима нагрянула внезапно. На крохотных приусадебных участках под снегом очутились грядки с морковью, свеклой. Кое-где не выкопана еще картошка.

Усталые, невыспавшиеся солдаты давно не пополнявшегося взвода шагали по избитой дороге. Проходим мимо огородов. Слышу реплики:

— Эх! Картошечки бы «в мундире»!

— Я бы целый чугун съел…

Да-а-а! Неплохо бы! Но строго-настрого запрещено сходить с дороги, тем более брать что-либо с грядок. И это понятно. Нас проходит много. Приближается зима. А овощи с огородов — это все, что имеют жители деревушек: женщины, дети, старики. Скотины никакой во дворах нет, с ней давно управились фашисты.

Солдаты понимают это и, проходя мимо, косятся на огороды, на нехитрую зелень, торчащую из-под снега, вздыхают.

Привал. Мы заходим в избу с полатями и большой русской печью. На полатях ребятишки — мал мала меньше. У печи хозяйка. Солдаты садятся на лавки, развязывают вещмешки. Накануне получили сухой паек — сахар, сухари, банка тушенки на четверых, спички и… махорка.

Но что это? Не сон ли? Хозяйка вынимает из печи большой чугун с картошкой «в мундирах». Из чугуна идет пар — пахнет по-домашнему вареной картошкой. Солдаты молча переглядываются. С полатей на них смотрят пять пар детских глаз.

Хозяйка настойчиво угощает, и я уступаю ее просьбе. Солдаты быстро разбирают картошку.

Аппетитно пахнет горячей картошкой. Положенная на ладонь, она приятно обжигает, ее тепло проникает внутрь, и солдаты почему-то грустнеют. Может, вспоминают дом, оставленные семьи. Ведь картошку «в мундире» они не ели кто год, а кто и больше. На столе появляется вместительный чайник с кипятком. Заварки нет ни у солдат, ни у хозяйки. Солдаты прихлебывают кипяток не спеша.

Быстро проходит усталость. Но вот подана команда: выходи строиться!

Будто сговорившись, солдаты вынимают из вещмешков сахар и отдают хозяйке. К сахару добавляют толстые ржаные сухари. Хозяйка отказывается, но солдаты настаивают: бери, бери!

На полатях слышен шепот, возня. Наконец, не выдержав искушения, с полатей ловко спрыгивает на пол пятилетний карапуз. Прячась за юбку матери, он молча смотрит на солдат, на сахар. Он знает, что это такое, и терпеливо ждет и смотрит, как мать откалывает ему кусочек сахара, подсаживает на полати, не забыв оделить гостинцем и других своих детей.

На полатях за занавеской слышен хруст разгрызаемых сухарей, хруп сахара и счастливый детский смех. Поглядывая на полати, солдаты благодарят хозяйку за угощение, выходят во двор. Неизвестно, кто из них оставляет в углу лавки две банки тушенки, кусок сала и пять коробок спичек.