Гибель Третьего Рима - Виктор Гребенщиков

Последняя предпусковая проверка, и наконец долгожданный пуск, на этот раз как по маслу, без всяких там криков «Поехали!» и прочего звездного антуража, спэйс запустился, а трансформаторы загудели повнушительнее, на дисплеях застыло сообщение о готовности всех частей к приему первого трансспэйсера. Цой как-то упустил в суматохе из виду маленький вопрос, кому же тогда предоставить шанс первым освоить путешествие в пространстве, по идее надо было запустить в канал какую-нибудь мышку, — все-таки живая тварь, но где ее теперь ловить, да и слиняет животное, если не заблудится в этой глубокой импровизированной пространственной норке, все настройки выхода из канала запрограммированы на асфальт рядом с пятиэтажным домом на окраине Академсити, чтобы удобнее искать.

Похоже канал работал и не стал ждать пока его создатель решит что с ним делать, это черное окошечко звучно чмокнуло, из него вылетел старый пожухлый желтый лист от березы, растущей рядом с домом и поднялся натуральный сквозняк, — Цой слегка опешил, потом взял со стола первый предмет до которого дотянулся, — это и был знаменитый карандаш, он сунул этот пенсил в окошечко вперед острием, карандаш нырнул и пропал.

Глава 6. ТРАНССПЭЙСЕР ТОЖЕ БРОДЯГА

Пару секунд Цой стоял как вкопанный, пытаясь осознать этот факт, затем подошел к этому окошечку вовне, заглянул туда, не увидел там ничего особенного, и темно как в заднице у негра, а потоком воздуха растрепало на голове шевелюру, он посмотрел на себя в зеркало на стене и нервно рассмеялся — рожа в зеркале была вполне дикая и ошарашенная. Он прикинул шанс, а вдруг сейчас карандаш вылетит через какую-нибудь загогулину в ространственном поле где-нибудь в другом мире, карандаш воткнется прямо в глаз инопланетянину и тот обидится, подаст заяву в галактический суд, приедут на летающей тарелке и заберут под белые рученьки, Цой хихикнул, налил полный бокал вина из бутылки, предусмотрительно откупоренной, — уж это он не забыл, залпом успокоил сушняк, чуть остыл, нервный колотун прошел…

Изобретатель накинул куртку, насовал в карманы всяких датчиков, снова случайно глянул в зеркало, ну и видок, причесался, подумал и выгрузил из карманов все датчики, замурлыкал под нос любимую композицию из «дипов» в том смысле что отныне, присно и вовеки веков никто не имеет никакого права пинать его будущий хиповый автомобиль, затем захлопнул дверь своей однокомнатной обители на пятом этаже и едва удержался чтобы не съехать вниз по перилам лестницы. Он вылетел на улицу, все как всегда, и легкий морозец, и небо затянуто туманной хмарью, ветра нет, по дорожкам мерно расхаживают тощие голуби, они тоже теперь диссиденты с нынешней капиталистической властью, поклевать нечего, все вонючие бомжи у птиц отбирают, даже крошки не оставляют.

Одни только воробьи чирикают на ветках как ни в чем ни бывало, этим маленьким придуркам с низким уровнем потребления все равно, как коммунистам и китайцам, которые чуть их не истребили, ну пара зернышек в день, — и жить сразу становится лучше, — и жить становится веселей. Цой поежился, уши начало захолаживать как в криостате, он догадался что в спешке даже забыл напялить на голову всепогодную спортивную шапочку и рысью побежал к заветному месту выхода из подпространства — расчищенному от снега квадрату асфальта рядом с боковой стеной дома, где не было окон, а значит и оконных гляделок, только изредка здесь по тропинке проковыляет старушка, типа жена какого-нибудь вымершего как доисторический класс академика, динозавра русской научной мысли.

Подбежал к площадке с колотящимся сердцем, замер в отчаянной позе театра одного актера, пусто, на асфальте ничего нет из недр его квартиры, только несколько таких старых листочков как тот, что влетел в лабораторию, пошуровал листья и снег носком ботинка, они с тихим шорохом подлетали в воздух, и вдруг — вжик, — один из этотих листьев завис на месте, смялся, чмяк, — и исчез, на сердце вдруг сразу немного полегчало как от рижского бальзама, — его система работает как часы. Он встал на коленки и ползком стал обследовать снег, — вокруг асфальта расчищенной площадки, ведь карандаш мог просто отскочить в бок, в сторону, рикошетом, мимо плелся старичок с бородкой клинышком и посасывал пиво из горлышка бутылочки. Он с сожалением посмотрел сквозь толстые линзы очков на ползающего в снегу мужика, поставил почти четверть недопитого пива в бутылке на бордюр, рядом с Цоем, посмотрел слезящимися стариковскими глазами престарелого недобитого этой жизнью академика, — как последний из могикан на поколение рожденных ползать, чуть качнул головой и тихо без комментариев пошел дальше.

Наконец Цой рассмотрел на снегу маленькую свежую дырочку и сунул в снег ладонь, сразу с криком выдернул назад, его карандаш был по привычке заточен как игла и впился грифелем прямо в руку, — Цой посмотрел на прокол, поплевал на ранку, сунул карандаш в карман куртки и снова начал издавать звуки похожие на диповское вступление к треку «дым над водой». От возбуждения Цой даже не чувствовал мороза, пытавшегося пощипать его за уши и нос, изнутри валом шел жар и подступала к горлу жажда, он с благодарностью допил оставленное старым академиком пиво, слегка полегчало, и почувствовал себя не хуже чем те чуваки, что при жизни урвали нобелевскую премию.

Уже на крыльях мечты Цой влетел на пятый этаж в свое скромное жилище, и точно, теперь ключи от лежащего под ногами земного шарика лежали в кармане его старой куртки, он достал карандаш и положил его в коробку со всякой всячиной на полке книжного шкафа, это для истории. Выключил установку своего канала — в пространство новой жизни, и занялся празднованием знаменательного события, давно он не мог себе позволить такой разгуляй, — создание спэйс генератора поглощало все время и все финансы с романсами, почти до самого доннышка, зато теперь он имел полное моральное право, и, самое главное, неограниченные ничем и никем возможности оттянуться на полную катушку.

Предстояло попробовать забытых искусов, короче народ к разврату готов, осталось наполнить пустые карманы под завязку этими мани и вперед, с песнями и плясками в новое светлое завтра, и нахрена теперь нужен этот сраный капитализм, впридачу с коммунизмом, а пусть они там сами кувыркаются, наше дело сторона, мы пойдем другим путем, тут майн кампф закончен, пора стричь купоны.

Цой снова прикинул мощность генератора, пересчитал реальную «дальнобойность» канала, докуда дотянутся его незримые щупальца, оказалось что даже без модернизации можно спокойно пробивать и «простреливать» все эти снежные просторы, Сибири до самых до окраин, при минимальном размере окна входа и выхода, совсем даже некриво для первого пробного и экспериментального образца. Он целые сутки потратил на переделку рамок на входе в канал пока добился чтобы проскальзывала пачка с банковскими купюрами, конечно пока у него не было ни одной бумажки с номиналом больше пяти сотен, тогда он по памяти прикинул размер тысячных бумажек, — затем примерно подогнал толщину банковской упаковочки, для понта моделируя на нарезанных полосках из рекламных газет, в изобилии насованных в почтовый ящик, и на старых журналах.

Вначале пачки бумажек где-то застревали в глубинах глубин этого пространственного туннеля и было непонятно где они могут выплыть, может в соседней галактике, а может в соседней квартире, но точно до посадочной площадки у стены дома они не долетали, и Цой всячески прикидывал на компьютере варианты сжатия поля, чтобы хоть как-то отловить злополучные пакетики. Один раз, уже после очередной попытки он выключил установку, и на улице раздался мощнейший взрыв, как будто местные юные пиротехники подорвали целый склад с петардами, это примерно в районе той площадки, где он ожидал появления из канала пакетика с воображаемыми гринами.

Очень смутное предчувствие охватило изобретателя, и он вихрем помчался к месту расположения площадки, уже на подходе он заметил густеющую с каждой секундой толпу зевак, протиснулся сквозь толпу и увидел впечатляющие следы своих бесшабашных экспериментов. В стене дома, в его фундаменте была точно выплавлена, сфера диаметром около метра, соседние с домом березы почернели от копоти и местами обуглились, — ну очень впечатляюще, и кое где на снегу валялись обгорелые бумажки, которые Цой запихнул во входное окошечко канала, да, похоже подпространство не выдержало такого издевательства над ним и слегка огрызнулось.

Ничего себе огрызки, ну и температурка здесь была, если камень из стены расплавился, испарился, вот так поэкспериментировал, хорошо что выброс энергии был не внутрь лабораторной квартиры, то сейчас поплясал бы у разбитой установки как один Дед-Щукарь у корыта на берегу синего Обского моря.

Подкатили менты и пожарные, местные старушки очень грешили на современную молодежь, типа опять распоясались, и тут уже взрывают атомные китайские хлопушки, — а взрывотехники только озадаченно крутили тыковками и не могли идентифицировать тип взрывного устройства. Никому и в голову не пришло, что шарахнула пачка простой бумаги, вылетевшая из пробки в пространственном канале, сам Цой тихонько слинял с места происшествия… Предстояло перенастроить установку на выход куда-нибудь в лесок рядом с линией железной дороги, там и шуму побольше, в случае чего, и подальше от любопытных взоров, к тому же надо что-то придумать, чтобы эти послания не застревали в «трубе» канала. Вернувшись в свое убежище, далее он весь остаток дня и всю ночь просидел над расчетами по сжатию внутренней структуры коридора в пространстве, чтобы подстраивать его длину и упростить до предела манипуляции с передаваемыми предметами, и под утро он поймал решение за хвост.