Королева пустыни - Джорджина Хауэлл

Майор мисс Белл прибыла в Каир – первая женщина-офицер в истории британской военной разведки. Звание майора ей присвоили из любезности, но в официальной иерархии она сразу же заняла место офицера оперативно-разведывательной части штаба второго ранга. Если бы тогда существовала женская вспомогательная служба ВМФ, Гертруда носила бы ее бело-синий мундир с белыми звездочками политической службы. А так она надевала бело-синие полосатые хлопчатобумажные платья с цветами у пояса и большие соломенные шляпы, которые вешала рядом с остроконечными кепи и шлемами в офисном гардеробе. По вечерам она переодевалась в шелковые платья и подобранные под них кардиганы. «Военные очень беспокоились по поводу того, как с ней надо обращаться и к чему ей должен быть предоставлен доступ, – писал Хогарт, ныне лейтенант-коммандер в Королевском военно-морском добровольном резерве в Каире, своей жене как раз перед приездом Гертруды. – Я им сказал, что она сама все это определит и им не о чем волноваться!»

Гертруда написала домой 3 января 1916 года: «Начинаю себя чувствовать вполне в своей тарелке в роли штаб-офицера! Комично, правда?»

Сэр Гилберт Клейтон был главой военной разведки египетской армии до перевода в штат сэра Генри Макмагона, нового верховного комиссара и фактического правителя Египта. Лейтенант-коммандер Хогарт сменил галстук-бабочку и мятую полотняную куртку археолога на отутюженную морскую форму и вместе с Клейтоном создал «арабское бюро» – новую разведывательную организацию по арабским делам. Для своих сотрудников – обычно их было пятнадцать – Хогарт стал наставником и судьей, управлявшим громогласными дебатами и спорами, а Клейтон – спокойным центром, тихо излучавшим мощное влияние. Оно, по словам Лоуренса, было как масло, «бесшумно расползающееся и настойчиво проникающее всюду».

Штат бюро удачно расположился в каирском отеле «Континенталь», а его офисы – рядом с еще более шикарным «Савоем». В потолке гудели вентиляторы, звонили звонки, служители в длинных халатах до пола приносили кофе и мятный чай. Хогарт и майор Лоуренс – его мундир был сильно помят и вымазан машинным маслом от любимого мопеда «Триумф» – уже уставили стены полками со справочниками по всем темам, относящимся к Ближнему Востоку. Несмотря на веранды с плетеными стульями и купающиеся в полуденном солнце пальмовые рощи, атмосфера, пропитанная трубочным дымом, скорее напоминала обшитые панелями комнаты на Оксфорд-стрит, нежели североафриканскую роскошь. Для Гертруды, после ее тяжелой утраты и отхода от социальной жизни, в здешней атмосфере было слишком много общения. День, проведенный у леди Анны Блант, стал «оазисом мира и тишины после шума и толп Каира. Как я ненавижу отели и неизбежную в них жизнь на публике! Они становятся еще отвратительнее после месяцев отшельничества».

Каир был безопасным сердцем британского протектората, которым тогда являлся Египет, центром управления. Номинально хедив, или король, все еще подчинялся туркам, но когда он обанкротился в 1875 году, британцы его выкупили и потребовали взамен своего представительства. После этого они внедрились в администрацию примерно так, как это делали турки по всему Ближнему Востоку.

Письма Гертруды из Каира стали короче и тусклее прежних. Она не описывала умных людей, которые ее теперь окружали, – офис, в конце концов, был секретный. С военной точки зрения это было элитарное и, возможно, занимающееся подрывной деятельностью отделение, персонал которого имел экстраординарную свободу преследовать свои собственные цели. Обсуждаемые этими людьми далеко идущие международные интриги и аура закрытости вокруг их размышлений рождали многочисленные подозрения, исходящие от персонала разведки в Индии и передаваемые в Лондон самим вице-королем.

Оправившись от первого потрясения по прибытии, Гертруда быстро втянулась в этот новый и увлекательный мир. По должности и на обедах она познакомилась с важными персонами этого мира, элементом которого сейчас стала сама. «Гертруда, – замечает Хогарт перед короткой поездкой в Лондон, – начинает заполнять это место собой». У нее было очень много общего с археологом Леонардом Вулли, заменившим Хогарта как директора по работам в Каркемише, который был раскопан в 1911 году, когда Гертруда познакомилась с Лоуренсом. Сейчас Вулли был главой разведки в Порт-Саиде и человеком, первым приветствовавшим Гертруду в Египте. Он сидел у себя в офисе и писал, говоря словами Лоуренса, «многословные сокрытия истины для прессы».

Для сэра Марка Сайкса этот первый год оказался прост. Помпезный католик-землевладелец и почти сосед Беллов в Йоркшире, он был легковозбудимым и самоуверенным путешественником, публиковавшим книжки о своих экспедициях по Ближнему Востоку. Гертруда познакомилась с ним в Хайфе в 1905 году, но они поссорились на обеде, на котором он назвал арабов «животными» и охарактеризовал их как «трусливых», «больных» и «ленивых». В это время и она, и Сайкс были намерены посетить Джебел-Друз, и позже Сайкс обвинял ее, что она ввела его в заблуждение с целью добраться туда первой. Он писал своей жене Эдит: «Будь проклята эта глупая пустая трещотка, надутый самодовольный пузырь, фонтан чепухи, плоскогрудая баба-мужик, топчущая земной шар и виляющая курдюком болтливая задница!» Вероятно, его злость была оправданна. Гертруда все-таки добралась туда первой и вполне могла проделать какой-нибудь трюк, чтобы его задержать. Предполагается, что она для верности, чтобы Сайксу не дали разрешения идти в пустыню, солгала вали в Дамаске (сделав вид, что проговорилась), будто Сайкс – «зять премьер-министра Египта».

Как-то они смогли наладить свои непростые отношения, и Гертруда написала Флоренс: «Мне приходится много с ним видеться». Поскольку Сайкс теперь был главным советником британского правительства по отношениям с арабами во время войны, его груз предрассудков не мог не омрачать их будущее и портить шансы и перспективы всюду, где он вмешивался.

Также пробегал там Джордж Ллойд из известной банкирской семьи. Это был нахальный тип, эксперт по финансам, политике и торговле, твердо веривший в доблесть британского империализма. В Каире он оставался недолго.

Близорукий и богемный Обри Герберт в 1907 году пересек Синай. Его идеальное владение турецким стало для бюро полезным инструментом. Потом был восточный секретарь сэр Рональд Сторрс, который служил по очереди сэру Элдону Горсту и Китченеру, бывшим резидентами до Макмагона. Насмешливый эрудит Сторрс казался самой забавной личностью во всем блестящем кругу арабского бюро. До Лоуренса он был самым блестящим англичанином на Ближнем Востоке, несравненным лингвистом, способным любого человека за несколько минут довести до состояния беспомощного хихиканья. Еще он являлся знатоком и завзятым коллекционером восточных древностей.