Московия - Сигизмунд Герберштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окончив, наконец, этот путь, они прибыли к норвежскому городу Бергену, лежащему прямо на север между горами, а оттуда на конях — в Данию. Говорят, будто у Дронта и Бергена в летнее солнцестояние день длится двадцать два часа.
Власий, другой толмач государя{312}, тоже порядочный человек, который вместе с прочими несколько лет тому назад послан был своим государем к цесарю Карлу в Испанию, изложил нам другой, более выгодный маршрут своего путешествия.
Именно, по его словам, будучи, послан из Москвы к Юхану, королю датскому, он вплоть до Ростова двигался пешком. Сев на суда в Переяславле, он от Переяславля по Волге добрался до Костромы, а оттуда сухим путем семь верст до какой-то речки, по которой приплыл сперва в Вологду, а затем по Сухоне и Двине к норвежскому городу Бергену, перенеся все труды и опасности, о которых рассказывал выше Истома; наконец, прямиком прибыл он в Гафнию, столицу Дании, называемую немцами Копенгаген. На обратном пути, по словам обоих, они возвращались в Московию через Ливонию и совершили этот путь за год, хотя один из них, Григорий Истома, утверждал, что половина этого срока ушла на задержки и промедления в разных местах из-за бурь.
Но оба они неизменно уверяли, что во время этого путешествия проехали тысячу семьсот верст, то есть триста сорок миль. Точно так же и тот Димитрий, который недавно был послом в Риме{313} у верховного первосвященника и чуть раньше, чем я, прибыл туда в Москву, и по рассказам которого Павел Новий написал свою «Московию», был до того послан в Норвегию и Данию тем же самым путем; он тоже подтвердил справедливость всего вышесказанного, причем ни один из них не присутствовал при моей беседе с другим.
В остальном же все они, когда я спрашивал их о Замерзшем, или Ледовитом, море, отвечали только, что видели в приморских местах очень много больших рек, сильным и полноводным течением которых соленая вода моря оттесняется на большое расстояние от своих берегов, а пресная вода рек в холодные зимы замерзает, особенно у берегов, как это бывает в Ливонии и в иных частях Швеции. Хотя под напором встречного ветра лед в море ломается с громким треском, в реках это бывает редко. Так, в больших реках толстый лед ломается не прежде, чем растают снега; вода тогда поднимается и отрывает лед от берегов; сбившийся в кучу лед поднимается и трескается. Куски льдин, снесенные речным потоком в море, плавают по его поверхности почти весь год и от сильного мороза так смерзаются снова, что иногда там можно видеть лед нескольких лет, смерзшийся воедино. Это легко видно по кускам, которые ветром выбрасывает на берег. Я слышал от людей, достойных доверия, что и Балтийское море замерзает в весьма многих местах и очень часто.
Точно так же моря замерзают и во многих других местах: близ Ливонии и еще между Сконе, Данией и Ютландией, так что из одной страны в другую можно добраться верхом, в санях или пешком. Но это бывает не каждую зиму.
Говорили также, что в местах, где живут дикие лопари, солнце во время летнего солнцестояния не заходит в течение сорока дней, но ночью в продолжение трех часов диск солнца видится окутанным какой-то мглой, так что лучей не видно; тем не менее оно дает столько света, что всякий без помехи от тьмы может заниматься своей работой.
Московиты похваляются, что берут дань с этих диких лопарей. Хотя это маловероятно, но удивительного тут ничего нет, так как у лопарей нет других соседей, которые могли бы собирать с них дань. В качестве дани они дают меха и рыбу, потому что другого у них нет. Заплатив же годовую дань, они хвалятся, что никому более ничего не должны и живут по своим законам совершенно свободно, как будто над ними и нет никакого начальства.
Хотя лопари не знают ни хлеба, ни соли, ни других возбуждающих приправ и употребляют в пищу только рыбу да мясо, однако, как говорят, они весьма склонны к сладострастию. Далее, они все очень искусные стрелки, так что если во время охоты встречают благородного, даже мелкого зверя, то убивают его стрелой в морду, чтобы получить шкуру целой и неповрежденной, ведь если они попадут в какое-либо другое место, то из-за кровоподтека шкурку в этом месте уже нельзя будет отбелить.
Отправляясь на охоту, они оставляют дома с женой купцов и других иноземцев. Если по возвращении они найдут жену веселой от общения с гостем и радостнее, чем обычно, то награждают его каким-нибудь подарком; если же напротив, то с позором выгоняют. Вследствие общения с иноземцами, которые ездят туда ради наживы, они начали уже отходить от врожденной своей дикости, делаясь все более мирными. Они охотно принимают купцов, которые привозят им платья из толстого сукна, а также топоры, иглы, ложки, ножи, кубки, муку, тарелки, горшки и прочее в этом роде, так что они уже едят вареную пищу и приняли более человеческие обычаи. Они носят самодельное платье, сшитое из шкур разных зверей — волчьих, лисьих, куньих, собольих, — словом, какие найдутся; из оленьих шкур они тоже делают одежду, и в таком виде иногда являются в Московию; весьма немногие, впрочем, носят обувь и шапки, сделанные из оленьей кожи.
Золотой и серебряной монеты они не употребляют вовсе, а довольствуются одним обменом предметами. Так как они не разумеют других языков, то кажутся иноземцам почти немыми. Свои шалаши они покрывают древесной корой, совершенно не имея определенных жилищ, но, истребив зверей и рыб в одном месте, переселяются в другое. Вышеупомянутые послы московского государя рассказывали также, что в тех местах они видели высочайшие горы, все время дымящиеся и изрыгающие пламя, вроде Этны, и что в самой Норвегии многие горы обрушились от непрерывного горения. На основании этого кое-кто баснословит, будто там находится огонь чистилища. Почти то же самое об этих горах слышал я,
