Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие - Николай Сагарда

Такое же разногласие в приписывании трактата о душе находится и в манускриптах других библиотек. Он усваивается св. Григорию Чудотворцу одним манускриптом Национальной Библиотеки в Афинах, двумя манускриптами Эскуриала (458 XI века и 284 XII в.), одним Ватиканским манускриптом (Ottobon. 268 — XVI в.), манускриптом в Берне (113, XV–XVI в.), Утрехтским манускриптом (42, XIII в.), Венским манускриптом (182, codex „antiquus et lacerus“), Патмосским манускрпптом (202, Х века). Св. Максиму он усвоен Берлинским манускриптом (Codices Philippici graeci nuncBerolinenses, cod 1617 Phil. 214 действующего каталога), Афонским манускриптом (6055. 1, 1, XV в.), Ватиканским манускриптом (Palat. 1885, XV в.), манускриптом библиотеки Кембриджского университета (54, XIV в.). Наконец, флорентийский манускрипт (plut. VII, cod. 35, XIII–XIV в.) заключает в себе одну после другой две рецензии трактата: первая (неполная) приписана св. Максиму, вторая озаглавлена: τοΰ έν άγιοις πατρός ημών Γρηγορίου τοΰ θεολόγου περί ψυχής [551].

Кроме того, исследование манускриптов показывает, что трактат „О душе“довольно часто находится в соединении с отрывками из Немезия или других доксографов, и связывается с ними без нового титула и без предупреждения о перемене автора.

Таким образом, на представленных рукописных данных видно, что трактат „О душе“в рукописном предании, усвояется главным образом двум церковным писателям: св. Григорию Неокесарийскому и св. Максиму Исповеднику, и только изредка Григорию Богослову и Григорию Нисскому. Соответственно с этим и в издании Миня, он напечатан дважды: в t. 10, col. 1137–1145, в числе творений св. Григория Чудотворца, и в t. 91, col. 353–361, между творениями св. Максима Исповедника, с тою особенностью, что в последнем нет посвящения (τόν περί ψυχής σοί λόγον έκέλευσες ήμϊν — πρός τους έπιστημόνως ζητειν τι εθέλοντας) 觧 4 и 5 в 4–й главе (ετι, πάσης τής σωματικής и ετι, εί παν σώμα). Последнее обстоятельство находится в зависимости от крайней неустойчивости текста трактата в разных манускриптах. По исследованию Jul. Lebréton’a, в этом отношении наблюдаются следующие явления.

Введение (τόν περί ψυχής σοί λογον… ζητειν τι έθέλοντας) находится в шести из семи манускриптов, в которых автором трактата назван св. Григорий Неокесарийский (нет в gr. 1751), и в одном манускрипте, приписывающем его св. Максиму (gr. 1019); его нет в трех манускриптах, где автор не назван. Гер. Фоссий замечает, что это предисловие in nonnullis graecis manuscriptis deest [552]. Следующего отдела введения: πρώτον μέν όυν άπάντων… άρξόμεθα ούν λόγον εντεύθεν совсем нет в сирийском переводе, представленном синайскою рукописью; в манускрипте gr. 1751 он сведен к перечню содержания; а в suppl. gr. 690 он имеет введение только до слов: άποδείξεσι δέ, — остальное до конца введения опущено. Однако и те манускрипты, которые имеют введение представляют многочисленные и значительные варианты, обнаруживающие в рукописном предании сильную неуверенность.

Значительные разности находятся и в самом трактате, особенно в ІV гл., решающей вопрос о бестелесности души. В трактате св. Григория по изданию Миня эта глава обнимает пять параграфов; но ни один из известных манускриптов не заключает этих пяти параграфов вместе. Если, по Миню, текст св. Григория содержит второй параграф, то это потому, что Минь воспроизводит издание Фоссия, а Фоссий к этому параграфу делает такое примечание: Illud quia ad rem facit, et in plerisque ms. hic deest, haud abs re ex antiquo ms. Anglic. etiam hic adiiciendum censuimus [553]. Но он не объясняет, что это был за манускрипт, — содержал ли он 4 и 5 параграфы этой главы, имел ли имя св. Григория. Манускрипт suppl. 690 и семь манускриптов, надписывающих трактат именем св. Григория, имеют следующие параграфы 4–й главы: 1 (οτι μέν), 3 (καί πάλιν), 4 (ετι πάσης), 5 (ετι εΐ παν).·Сирийский перевод (по синайской рукописи) и четыре манyскрипта, надписывающих трактат именем св. Максима, имеют параграфы 1 (οτι μέν), 2 (ετι εΐ σώμα), 3 (καί πάλιν) [554].

Таким образом, по мнению Jul. Lebréton’a, обнаруживается, что рукописи дают две различные рецензии трактата; а если исследовать их ближе, то в той и в другой можно констатировать очевидные черты интерполяции. Первая редакция, засвидетельствованная менее древними манускриптами, в 4–м параграфе 4–й главы, по мнению Jul. Lebrtoén’a, воспроизводит аргумент, извлеченный из послания св. Максима Исповедника о бестелесности души [555], а пятый параграф, по–видимому, резюмирует только аргумент, содержащийся в том же послании, в § 3 [556].

Вторая редакция представляется Jul. Lebréton’y более древнею, потому что она засвидетельствована манускриптом VII века; однако и она не свободна от глосс. Второй и часть третьего параграфа 4–й главы, по мнению Jul. Lebréton’a, извлечены из трактата Немезия „О природе человека“:

Трактат „О душе“, гл. 4, § 2. Немезия „О природе человека“, гл. 2. Далее, если душа — тело, то она приводится в движение или отвне, или изнутри; но она не приводится в движение ни извне, так как ее не толкают и не влекут подобно неодушевленным, ни движется извнутри, подобно одушевленным; ибо нелепо говорить о душе души, — итак, она — не тело, следовательно, бестелесна. Далее, всякое тело движется или отвне, или извнутри; но если отвне, то оно будет неодушевленным, а если извнутри, то одушевленным; итак, если душа есть тело, то, если она отвне приводится в движение, она неодушевленна, если же извнутри, то одушевленна; но одинаково нелепо называть душу как одушевленной, так и неодушевленной, значит, душа — не тело. § 3. И еще, если душа — тело, то она имеет и качества, доступные чувствам, и питается; но она не питается, а если и питается, то питается не телесно, как тело, а бестелесно, ибо питается словом. Поэтому она не имеет и качеств, которые воспринимаются чувствами… 1a–1b [557]. Еще, душа, если питается, то питается невещественным, ибо ее питают науки; но никакое тело не питается невещественным, — следовательно, душа не есть тело.

Эти явные извлечения, как думает Jul. Lebréton, сделанные из Немезия, привлекают внимание и к другим сближениям. В длинном рассуждении против Аристотеля Немезий утверждает, что душа — сущность; это он говорит, показывая, что душа восприимчива к противоположным качествам — к пороку, добродетели и проч. [558]; тот же самый аргумент воспроизводится и в трактате „О душе“(гл. 3) для доказательства той же мысли. Тотчас после этого Немезий доказывает, что тело не есть принцип своего собственного движения, но что оно движется душою, — подобную аргументацию мы опять находим в предшествующей главе трактата „О душе“. При этом Jul. Lebreton замечает, что форма аргументации в трактате „О душе“отличается от аргументации у Немезия.

Далее, Jul. Lebréton обращает внимание на следующее. IV глава трактата „О душе“открывается кратким рассуждением о соединении души и тела. Это единственный параграф из всей главы, который целиком встречается во всех манускриптах; но он явно зависит от 3–ей гл. Немезия. Трактуя соединение души и тела, Немезий, раскрывши другие опыты изъяснения, выдвигает еще два: душа и тело не положены друг подле друга, как камни, ни смешаны, как вино с водой; при этом он отсылает к разъяснениям, данным в предшествующей главе: „по–видимому, необходимо допустить, что душа и тело или соединены между собою так, что взаимно оба изменены и повреждены, подобно стихиям, или не соединены таким образом, вследствие указанной сейчас несообразности, а приложены друг к другу, как танцующие на сцене, или как камешек к камешку, или, наконец, смешаны, как смешиваются вино и вода. Но что душа не может быть приложена к телу, это доказано в главе „О душе“: ведь тогда только одна ближайшая к душе часть тела была бы одушевлена, а часть, не соприкасающаяся с ней, не была бы одушевлена“ [559]. В трактате „О душе“также раскрыты эти мысли: „если душа положена подле тела, как камень возле камня, то душа будет телом, но тело не будет одушевлено всецело, потому что душа будет лежать только возле одной части тела. Если же она смешана или слита с телом, то душа была бы многочастной, а не простой, и лишилась бы свойственного душе понятия“. Не более оригинально, — говорит Jul. Lebréton, — и следующее разъяснение: „многочастное, может быть разделено и разрушено; а то, что может быть разрушено, сложно; то, что сложно, имеет троякое измерение, а что имеет троякое измерение, то есть тело. Тело же, будучи приложено к телу, увеличивает объем; но душа, находясь в теле, не увеличивает объема, но скорее оживотворяет, — следовательно, душа не будет телом, но бестелесна“. В этом доказательстве, немного несвязном, по мнению Jul. Lebréton’a, можно признать влияние двух различных аргументов, одного — Немезия, разъясняющего [560], как душа не имеет трех измерений, хотя находится в теле с тремя измерениями, другого, который находится в VI гл. трактата „О душе“, утверждающего, что все, что разрушается, сложно [561].