Коварные пески - Виктория Холт

— Людям нравится быть проницательными.

— Ну, тогда мне бы очень хотелось, чтобы их прорицания не касались меня.

— Вам самой разве не приходила мысль еще раз выйти замуж? Или все еще мешают воспоминания о вашем покойном муже? Но вы уже стали другой, — сказал Нейпьер нежно. — Я заметил это. Знаете, вы даже смеяться стали чаще. Кажется, вы обрели для себя новый смысл жизни. И это благодаря Лоувет Стейси.

Я промолчала, и он продолжил:

— Вы ведь почти забыли его, значит, вы от него уже свободны.

— Забыла его! — неистово воскликнула я. — Мне никогда не забыть Пьетро.

— Но вы уже внутренне готовы начать новую жизнь. Неужели он всегда будет присутствовать в ваших мыслях… этот давно ушедший третий… Тогда с каждым годом этот человек будет приобретать в вашем воображении все большее совершенство. И при этом всегда оставаться молодым. В таком случае с ним никто не может соперничать. Он останется непобежденным.

Я зябко повела плечами.

— Стало совсем холодно. И у меня ноги совсем промокли.

Нейпьер наклонился и, взяв мою ногу, снял туфлю и начал согревать мою ступню руками.

— Нужно было надеть более тяжелую обувь, а не эти тоненькие туфли.

— Не было времени переобуться. Я хотела успеть застать здесь «привидение».

— Вы хотели узнать, кто прикладывает столько усилий, чтобы все помнили о моем брате?

— Да.

— Вы очень любознательная женщина.

— Боюсь, что так и есть.

— И очень импульсивная.

— И это правда.

— Однажды вы уже действовали в порыве. Возможно, что поступите так еще раз.

Он надел туфлю мне на ногу.

— Вы немного дрожите. Неужели на вас так действует ночная прохлада? Я хочу задать вам вопрос. Однажды вы приняли решение. И с точки зрения здравого смысла довольно глупое решение. Вы бросили свою карьеру… ради мужчины. Вы, должно быть, долго анализировали себя, свои возможности, прежде чем принять такое решение. Я прав?

— Нет.

— Вы не мучились сомнениями?

— Нет.

— Как обычно вы действовали импульсивно и были уверены, что принимаете правильное решение… единственно правильное?

— Да.

— И теперь вы об этом жалеете.

— Я ни о чем не жалею.

— Да, однажды вы приняли смелое решение. — Он говорил чуть ли не с завистью. — Интересно, станете ли вы это делать еще раз.

— Возможно, я не очень изменилась с тех пор.

— Насколько — это мы, возможно, еще узнаем. Я рад, что вы ни о чем не жалеете. Тот, кто испытывает сожаление, часто начинает жалеть себя, а жалость к себе не очень привлекательна в людях. Я стараюсь от нее избавиться.

— И вы делаете это весьма успешно.

— Нет, боюсь, что довольно часто я все-таки жалею себя. Постоянно говорю себе: «Все сложилось бы по другому, если бы…»А с тех пор, как вы появились здесь, я повторяю это все чаще. И вы знаете, почему. Между нами так много общего. А Эдит… бедная Эдит… ее смерть повлияла на всех больше, чем ее жизнь.

— Смерть?! — резко переспросила я.

— Да, я думаю, она умерла. Но как же вы подозрительны! Вы снова сомневаетесь во мне. А ведь несколько минут назад… Нет, конечно, я всегда внушал вам сомнения, и в какой-то степени сам стремился к этому. Мне было бы приятно сказать себе: несмотря на свои сомнения, она… Да, мне хочется от вас того же безрассудства, с которым вы уже однажды поступили.

Я поспешно прервала его:

— Должна признаться, я слышала вашу ссору с отцом… во всяком случае какую-то часть ее. Я слышал, как он сказал, что намерен выслать вас из дома.

— И вы слышали, что я отказался уехать.

— Вскоре после этой ссоры я сыграла для сэра Уилльяма одну вещь, которую кто-то подложил в подобранные для меня ноты.

— И вы думаете, что это сделал я?

— Нет, пока я так не думаю, но вы сами должны мне сказать.

— Так вот — я не делал этого. Вы верите мне?

— Да, верю.

Он взял мою руку и поцеловал.

— Пожалуйста, говорите мне всегда правду. Для того чтобы я могла помочь вам, я должна знать правду.

— С вами я снова чувствую себя счастливым, — сказал он. Его слова глубоко меня тронули, потому что еще никогда его голос не был таким нежным и таким глубоким.

— Я очень хочу этого, — призналась я довольно опрометчиво и тут же быстро добавила:

— Но уже пора возвращаться.

Я двинулась по тропинке к дому, он пошел рядом и вдруг сказал:

— Между нами всегда было нечто общее. Мы оба были под властью прошлого. Я — потому что убил своего брата, вы — потому что слишком любили, «без меры и благоразумья»10.

— Никогда не думала, что для любви нужны мера и благоразумие.

— Значит, вы хотите возразить поэту.

— Да. Я уверена, что не может быть любви «без меры», но как можно измерить чувства, которые человек отдает другому. И в жизни нет большего счастья, чем любить и отдавать.

— Вы хотите сказать: любить и получать?

— Нет. Любить и отдавать.

— Тогда, должно быть, вы были очень счастливы.

— Да, была.

Мы пересекли лужайку и вышли к садовым террасам.

— Но привидения мы так и не нашли, — сказала я.

— Да, не нашли, но зато мы сделали более важное открытие.

— Спокойной ночи, — попрощалась я с ним и вошла в дом. Он остался снаружи.

11

Я направилась к миссис Линкрофт, чтобы сказать ей, что не иду сегодня утром в дом настоятеля, потому что Сильвия поправилась и придет вместе с Элис и Оллегрой сюда, когда они закончат заниматься с викарием.

Дверь была приоткрыта, и я легонько постучала. Ответа не последовало, и я заглянула в комнату.

К моему удивлению, миссис Линкрофт оказалась у себя. Она сидела за столом, держа перед собой газету. Она не услышала меня, и это было очень странно.

— Миссис Линкрофт, с вами все в порядке? — спросила я. Только тут она заметила мое присутствие и оторвала глаза от стола. Она была очень бледна, ее большие серые глаза были влажны, видно, от непролитых слез.

Почти тотчас растерянное выражение исчезло с ее лица, и она снова стала такой, как всегда, собранной и спокойной.

— Ах, это вы, миссис Верлейн, прошу вас, проходите.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила я, входя в комнату.

— О… да, вполне. Правда у меня немного сонное состояние. Этой ночью я плохо спала.

— Как жаль! С вами такое часто бывает?

Миссис Линкрофт повела плечами.

— Уже много лет я не знаю, что такое хороший сон.

— Это очень плохо. Надеюсь, вы ничем не обеспокоены?

Она с тревогой посмотрела на меня, и потеряв над собой контроль, непроизвольно положила руки на газету, как будто хотела скрыть ее от меня.

— Обеспокоена?.. Нет, ничего, нет.

Но зачем так горячо отрицать, подумала я.

Она рассмеялась, но смех у нее вышел несколько натянутый.