Аллигат 2 (СИ) - Штиль Жанна

От волнения и неизбежности быть пойманной на месте преступления, её затрясло.

Быстро повернула суму за спину и одёрнула кринолин с юбкой, одновременно нащупывая ступнями туфли, влезая в них, заламывая пятками мягкие кожаные задники.

Слишком жарко!

Нестерпимо душно!

— З-здесь, — не сразу отозвалась она, задыхаясь, хватая воздух приоткрытым ртом.

О том, чтобы вернуть на место фолиант не было и речи — успеть бы собрать в ридикюль его рассыпанное на столе содержимое.

Как и положено, мужчины появились в проходе неожиданно. Они уставились на раскрасневшуюся леди с возбуждённо горящими глазами, склонившуюся над древней рукописной книгой. Подрагивающими руками она гладила переплётную крышку фолианта с выбитым на ней названием «№10».

Глава 43

Ольга выпрямилась и глянула на Уайта. На его побледневшем лице под нахмуренными бровями ярко выделялись почти чёрные от внутреннего напряжения глаза. Крылья тонкого носа раздувались. Плотно сжатые губы нервно вздрагивали, удерживая рвущиеся наружу слова, предназначенные явно не для посторонних ушей. Костяшки пальцев побелели на ручке трости.

Леди перевела взгляд на полного ожидания викария и сложила руки в молитвенном жесте:

— Преподобный Уоткинс, пожалуйста, простите, что позволила себе взять без вашего на то позволения эту рукопись. Меня смутило её название на обрезе. Все книги подписаны, а здесь прописан только порядковый номер. Женское любопытство пересилило воспитание, — театрально вздохнула она, обворожительно улыбнулась и опустила глаза. — Ещё раз прошу прощения.

Мужчина удовлетворённо кивнул:

— Не беспокойтесь, баронесса. Мужское любопытство ни в чём не уступает женскому. Не думаю, что лёгкое касание ваших нежных рук может повредить фолиант, к которому сотни лет никто не притрагивался.

Ольга осторожно погладила обложку рукописи и восхищённо сказала:

— Я никогда ранее не видела и тем более не держала в руках подобных книг. Мне трудно представить о чём она и кем могла быть написана. Она такая ветхая. Сколько же ей лет?

— Должно быть, очень много, — задумался преподобный Уоткинс. — Эту книгу я держал в руках лишь однажды, когда заступил на службу и делал опись хранилища. Она, бесспорно, не духовного содержания.

— Вы знаете, что в ней написано?

— Не знаю, но уверяю вас, это светская книга. В ней есть рисунки и они не посвящены житиям святых.

За спиной викария щёлкнула крышка брегета.

Ольга посмотрела на лжебарона. Он гипнотизировал её ледяным взглядом, указывая на выход. Она отвела глаза:

— Если на ней есть номер, значит, в хранилище есть и другие пронумерованные рукописи этой серии?

— Уверен, что нет, — разочаровал её преподобный. — Она бы стояла рядом с этой. Да и книги светского содержания меня мало интересуют.

— В библиотеке при храме разве могут храниться книги не духовного содержания? — не сдержалась от вопроса Ольга. — Простите моё невежество, — покорно опустила голову.

— А как же, — кивнул викарий одобрительно. — Разумеется, прежде всего, у нас в наличии литература духовная: догматика, аскетика, творения святых отцов, богослужение. Но есть и книги по истории, философии, искусству.

Уайт взял фолиант и под мерное звяканье цепи вернул его на полку. Тронув леди под локоть, громко зашептал:

— Довогая, не лишай пвеподобного Уоткинса законного отдыха. Я и так отнял у него уйму ввемени.

Ольга подавила вздох и напоследок спросила у викария:

— А как вы поступаете, если находится наследный владелец подобной рукописи и заявляет на неё свои права?

Он посмотрел на баронессу внимательно, будто заново оценивая:

— На моём веку, миледи, подобного не было ни разу.

— Довогая, нам пова, — напомнил лжебарон и сильнее сжал её локоть, незаметно подталкивая к выходу. Обратился к викарию: — Вы пводелали огвомную ваботу. Позвольте мне выказать вам своё глубочайшее почтение и бессповное пвизнание заслуг певед импевией.

Зазвенело золото. Уайт усыплял бдительность простодушного служителя церкви.

Они тепло простились с преподобным и лжебарон, предложив леди руку, повёл её по дорожке через церковное кладбище.

— Книга у вас? — спросил он напряжённо.

— Да, — тихо ответила Ольга, слегка прихрамывая, едва поспевая за размашистым шагом мужчины. Смятые задники кололи пятки и туфли норовили слететь, книга снова била в подколенные ямки, мучительно ныла поясница.

Сбившись с шага, леди попросила:

— Не могли бы вы идти медленнее.

Уайт покосился на неё и замедлил шаг.

Они спустились с холма.

— Вы хромаете, ma chèr, — заметил мужчина.

— Я дойду до гостиницы.

Войдя в номер, она сняла шляпку, бросила ридикюль на кровать, скинула туфли и, зайдя за ширму, обессилено осела на пол. Ненавистный жёсткий корсет впился в тело. Поправив суму с книгой, леди блаженно улыбнулась и вытянула ноги. Напряжение схлынуло, тело обмякло, двигаться не хотелось.

Она слышала, как неторопливо умывался Уайт. Остро запахло мускусом.

Нехотя встав, Ольга избавилась от верхней юбки и кринолина, развязала завязки на поясе и сума с книгой с глухим стуком упала на пол.

В пальцах не хватало сил, чтобы справиться с добросовестно затянутыми узлами на спеленатом молитвеннике. Дорогие шёлковые чулки были не тем предметом туалета, которым леди готова была пожертвовать, изрезав на куски.

Она надела кимоно и вышла к столу, за которым сидел Уайт. Непривычно растрёпанный, без сюртука, шейного платка и жилетки, без напускного равнодушия и надменного высокомерия он был похож на обычного уставшего мужчину.

Ольга прихватила с кровати ридикюль и положила суму с молитвенником перед Уайтом:

— Постарайтесь не порвать, — села напротив него и, запустив руку в ридикюль, принялась наводить в нём порядок.

— Что это? — опешил мужчина, ощупывая чёрный шёлк чулок.

— Догадайтесь с трёх раз, — усмехнулась Ольга, метнув на него любопытный взгляд. Повторила: — Пожалуйста, не порвите.

— Поэтому вы хромали? — вернул ей насмешливый взгляд Уайт. — Иногда приходится потерпеть незначительные неудобства, чтобы затем насладиться результатом, — ловко развязывал он узлы.

— Ну да, совсем незначительные неудобства, — пробормотала Ольга рассеянно.

Она заканчивала перекладывать мелочёвку в ридикюле, когда над ней, как гром среди ясного неба, раздалось:

— Это не та книга.

Ридикюль выпал из её рук и по гладкой ткани кимоно съехал под ноги.

Она молча смотрела в потемневшие глаза мужчины, не понимая, как могла ошибиться? Почему она решила, что молитвенник с пожелтевшей закладкой не тот, который нужен? Может быть, его приготовили давно и ждали подходящего момента для кражи? И в суму он поместился бы без проблем. Но откуда она могла знать об этом?

— Вы уверены? — просевшим голосом спросила Ольга, поднимая ридикюль с пола и удерживая его на коленях.

— Я наказывал вам слушаться меня во всём. Никакого самовольства! — гневно зашипел Уайт, оглядываясь на дверь. — Вы сорвали мне сделку!

— Я́ сорвала вам сделку? — подалась к нему Ольга, упёршись грудью в край стола. — Я просила вас заранее поделиться со мной планом кражи! — сердито зашептала она. — Я и так сделала невозможное. Там было пятнадцать книг с белыми бумажными закладками!

Мужчина встал и перегнулся к ней через стол:

— Поэтому вы так долго копались? А фолиант? Что за показательное выступление вы устроили перед викарием? К чему это делалось? Теперь он вас запомнил!

— Не запомнил, — не поддавалась она, распаляясь. Накопившееся недовольство достигло опасного предела и требовало немедленного выхода. — Таких как я тысячи в Лондоне. А вот вашу кавтавость, довогой бавон, — передразнила она его, кривя губы и качая в такт головой, — он уж точно запомнит навсегда. Как только обнаружится пропажа, викарий сложит два и два, и вы больше никогда и нигде не сможете воспользоваться этим дефектом речи. Или того хуже.