Эхо чужих желаний - Мейв Бинчи

Люди были так щедры – даже Иммакулата проявила человеколюбие и предоставила Анджеле больше выходных, чем полагалось. Анджела вежливо поблагодарила настоятельницу и сказала, что предпочла бы отдохнуть пару лишних дней в конце полугодия. Иммакулате это не понравилось. А как же Рождество, концерт и все остальное?

«В этом-то и дело», – призналась Анджела.

В нынешнем году ей будет трудно вложить душу в рождественский концерт. Иммакулате пришлось согласиться.

Во время похорон Джеральдина и Мария помогли сестре больше, чем она могла надеяться. Вдобавок ко всему их черные пальто, английский акцент, а также искреннее и неподдельное беспокойство по поводу того, что отец Шон не смог приехать на похороны матери, отвлекали людей от желания задавать лишние вопросы. Они виновато признались друг другу, что почти не писали брату и что в последнее время получали от него только рождественские открытки. Джеральдина даже рискнула задаться вопросом, счастлив ли Шон, пребывая в сане священника; в первые дни после рукоположения он лучился от радости.

Анджеле не пришлось отвечать на прямые вопросы о брате. Людям хватало невнятных сожалений о том, что Шона нет рядом, чтобы отслужить мессу.

Слишком многое предстояло сделать: приготовить еду для гостей и кровати для сестер, а еще разобрать и поделить между собой мамины вещи, чтобы у сестер осталось что-то на память. Речь зашла даже о коттедже. Было трудно сидеть рядом с сестрами, которые были для Анджелы почти чужими, и слушать их разговоры об английских магазинах, городах и морских курортах – она ничего об этом не знала, но ей пришлось через это пройти. Сестры тоже имели право на долю из небольшой суммы, которую оставила мать.

Анджела показала им сберегательную книжку матери: там числилось чуть больше ста фунтов стерлингов. Еще у нее был полис ритуального страхования, так что похороны оплачивала страховая компания. Анджела предложила разделить сто фунтов на четверых. Мария поинтересовалась, не следует ли отправить Шону всю сумму на благо миссии. Именно миссионерская деятельность сына занимала все мысли их матери.

На короткий миг Анджела испытала искушение открыть сестрам правду. Время было позднее: уже никто не придет и не помешает разговору. Она могла бы переложить часть тяжести со своих плеч на плечи сестер. Джеральдина и Мария жили в Англии. Ради бога, никто не мешал им встретиться с братом, оценить его положение и решить, как относиться к священнику, отказавшемуся от сана. Но что-то в характере Шона и Сюи казалось слишком уязвимым, чтобы впустить в их жизнь Марию и Джеральдину, обитавших в странных, замкнутых мирах. Анджела поняла, что пока ничего не скажет сестрам.

Правильно ли она поступила, не уведомив Шона о смерти матери? Одобрит ли душа миссис О’Хары поступок дочери? Насколько благими были ее мотивы? Анджела опасалась, что многие слова, которые она адресовала брату, были неискренними. Почему она не позволила Шону вернуться домой и признаться в содеянном? Матери больше не было рядом, чтобы почувствовать стыд и боль. Не превратилась ли Анджела в степенную школьную учительницу, не желавшую нарушать размеренный ход собственной жизни?

Она недоумевала, почему утаила от Клэр историю Шона. В некотором смысле Анджела сблизилась с Клэр больше, чем с кем бы то ни было. Клэр хранила позорную тайну бедного Томми, прозябавшего в лондонской тюрьме. Для откровенной беседы не нашлось подходящего момента, а теперь было почти слишком поздно.

Анджела посмотрела на письмо Клэр с выражением соболезнований и на открытку о заказе заупокойной мессы с подписью священника Университетской церкви. Девушка была очень добра: откликнулась почти сразу и потратила на мессу карманные деньги, хотя ей самой вечно их недоставало. Конечно же, Анджела по достоинству оценила эту жертву. В письме Клэр напоминала, что Анджела всегда находилась рядом с матерью, радела о ее благополучии и счастье, не испытывала обиды, относилась к своей участи с юмором, – это ли не лучший подарок для родителя и не повод обрести утешение для дочери? Клэр признавалась, что не ощущает в себе сил совершить нечто подобное. Наверное, это было единственное письмо, автор которого не упоминал о молитвах Шона, несущих утешение, и не скорбел о том, что сын не смог приехать на похороны матери.

Анджела уехала в Англию на последней неделе учебного полугодия. Она предупредила детей, что в этом году не стоит дарить ей рождественские открытки и что она встретит Рождество с сестрами или в компании дублинских друзей. Кажется, все признали ее поступок разумным. Нет смысла праздновать Рождество в пустом доме, пусть даже немало жителей Каслбея были готовы пригласить мисс О’Хару к себе.

На почтовом судне было холодно и сыро, а в поезде, следующем в Лондон, – душно и неуютно. К тому моменту, когда Анджела садилась в очередной поезд, чтобы добраться до школы Шона, ее глаза опухли от недостатка сна. Сойдя с поезда, она прошагала целую милю и вспомнила день, когда она с братом приехала в Остию и увидела большой дом, во дворе которого ждали жена и дети Шона. Анджела вспомнила страх, испытанный при встрече с ними, и грусть, сменившую этот страх.

Она уже бывала здесь, в этой школе, когда отец Флинн устраивал Шона на работу. В те дни битва с римским духовенством еще не считалась проигранной. Шон был по-прежнему полон энтузиазма и писал в Ватикан так же часто, как прежде ездил туда.

В последнее время брат почти не упоминал о Ватикане в своих письмах. Он сообщал, что Сюя взяла много работы, Денис делает успехи в школе, Лаки учится в соседнем монастыре и оба ребенка завели много друзей. На самом деле их положение вовсе не было стабильным, но, к счастью, Денису выпал шанс получить хорошее, дорогое образование, которое в других обстоятельствах им было бы не по карману.

Анджела терялась в догадках, какую работу выполняет Сюя. Разумеется, в такой школе, как эта, ее бы не наняли заниматься починкой одежды и шитьем, как в Риме. Хотя кто знает, англичане вполне могли придерживаться более широких взглядов и позволить жене учителя латыни подрабатывать швеей и даже прачкой.

Анджела подошла к маленькому домику привратника. За садом ухаживали гораздо лучше, чем во время ее прошлого визита, хотя на дворе стояла зима. За оградой росли красивые серебристые деревья и золотистые кусты, придававшие цвет зимнему пейзажу. Дверь сияла яркой, солнечно-желтой краской. Домик имел более жизнерадостный вид, чем тогда, когда Анджела увидела его впервые.

Она знала, что Шон будет в школе, и хотела встретиться с братом после занятий, когда он вернется домой к обеду. Шон говорил, что больше всего радости он получает от получасовой прогулки