Баллантайн - Уилбур Смит

Вад Хагма растерянно огляделся, словно ища помощи со стороны, но аггагиры поддержали своего господина:

– Ты слышал слова эмира, или ты глухой?

– Ты понимаешь приказ эмира или ты тупой?

– Давай, смельчак, докажи нам, что твои слова не расходятся с делом!

– Убей неверного пса!

Вад Хагма опустил меч и посмотрел на землю, потом вдруг издал истошный вопль и бросился на врага, неловко сжимая клинок обеими руками. Пенрод даже не шевельнулся, когда тот неожиданно напал на него, явно целясь в голову, лишь в самый последний момент отстранился, подставив под меч сковывавшую руки цепь. Удар по цепи оказался таким неожиданным, что трактирщик охнул от боли и, выронив клинок, попятился, потирая ушибленную кисть.

– Какой сокрушительный удар! – зааплодировал Осман. – Похоже, мы недооценили тебя! В душе ты настоящий воин! Ну-ка подними меч и попробуй еще раз.

– Всемогущий эмир! – взмолился перепуганный насмерть Вад Хагма. – Великий и благородный Аталан! Пощади меня! Смилостивись надо мной! Я верну тебе свое вознаграждение. – Он поднял с земли мешочек с монетами и засеменил к Осману, чтобы положить деньги к его ногам. – Вот! Это твое! Отпусти меня, ради всего святого! О, всемогущий и милосердный эмир, сжалься надо мной!

– Подними меч и выполняй приказ! – сурово потребовал Осман, и в его тихом голосе было больше угрозы, чем если бы он закричал на весь двор.

– Выполняй приказ эмира! – хором скандировали аггагиры.

Вад Хагма бросился к лежавшему на земле мечу. Но как только наклонился к рукоятке, Пенрод наступил на лезвие.

Вад Хагма, тщетно пытаясь вырвать его, завопил сорвавшимся голосом:

– Прочь! Отпустите меня! Я никому не хотел причинить вреда!

Он понуро опустил плечи и вдруг всей своей массой бросился на Пенрода, пытаясь оттолкнуть его и завладеть оружием. Но тот был начеку и ловко ударил концом цепи по челюсти старика. Трактирщик взвыл и отпрянул, потирая лицо. Пенрод рванулся следом, размахивая цепью. Вад Хагма побежал через двор к выходу, но путь ему преградили два дюжих аггагира. Старик повернул назад и снова столкнулся с Пенродом, который наступал на него, размахивая тяжелой цепью.

– Нет! – отчаянно закричал трактирщик. Его лицо перекосилось от страха, а глаза бегали в поисках спасения. – Я не хотел вам зла! Мне нужны были деньги! У меня много жен и много детей… – Спасаясь от цепи, он ринулся вдоль стены, но сидевшие там аггагиры кололи его острыми концами клинков и громко хохотали, когда он подпрыгивал от каждого укола. Поняв, что другого выхода нет, он снова бросился в центр площадки, где в пыли лежал его меч. Но лишь только коснулся рукоятки, как Пенрод набросил цепь на его толстую шею. Через мгновение Вад Хагма висел, едва касаясь земли, и пищал, словно прихваченный за шкирку котенок.

– Молись! – прошептал ему на ухо Пенрод. – Молись Аллаху и проси у него прощения, потому что это твоя последняя возможность!

Он медленно сжимал цепь на его шее, и вскоре тот не мог уже ни визжать, ни стонать.

– Прощай, Вад Хагма. И пусть успокоится твоя душа. Ты уже ничего не можешь изменить, потому что не принадлежишь этому миру.

Наблюдавшие за этой аггагирры ударили рукоятками мечей по кожаным щитам, подчеркивая трагичность момента все нарастающим темпом. Вад Хагма забился в конвульсиях, дергая ногами и пытаясь ухватиться за посиневшее от удушья лицо. Затем послышался легкий треск, будто надломилась сухая ветка, и он застыл. Аггагиры восторженно закричали. Пенрод опустил бездыханное тело на землю и медленно двинулся к Осману Аталану. Аггагиры продолжали неистовствовать, громко смеясь, хлопая в ладоши и передразнивая предсмертные судороги Вада Хагмы. Осман тоже весело смеялся, явно наслаждаясь замечательным зрелищем.

Пенрод, проходя мимо лежащего на земле меча, внезапно схватил его и бросился к эмиру, нацелив клинок прямо в сердце. Аггагиры, крича во весь голос, ринулись на помощь своему господину. Пенроду требовалось преодолеть не менее двадцати шагов до возвышения, на котором восседал эмир, но многие аггагиры находились гораздо ближе и заслонили его своими мечами и щитами. Первым успел аль-Нур. Бросившись наперерез, он ухватил цепь на ногах Пенрода и так сильно дернул ее назад, что тот рухнул на землю, поднимая столб пыли. На поверженного Пенрода тут же навалились другие аггагиры, злобно размахивая клинками.

– Нет! – закричал им Осман. – Не убивайте его! Держите крепче, но не убивайте!

Аль-Нур рванул цепь со стороны сломанной руки, и Пенрод стиснул зубы, чтобы не закричать от боли, но все-таки выпустил меч. Аль-Нур тут же отбросил его ногой.

– Клянусь святым именем Аллаха, – засмеялся Осман Аталан, – ты доставил мне несколько приятных минут, раб! Теперь я знаю, что ты можешь сражаться, а завтра посмотрю, умеешь ли так же проворно бегать. Думаю, к вечеру ты вряд ли будешь готов к продолжению таких игр, а через неделю станешь молить меня о смерти.

Осман Аталан повернулся к аль-Нуру:

– Я всегда доверял тебе. Ты моя правая рука. Отведи моего раба в клетку и позаботься, чтобы он был готов к утру. Мы собираемся поохотиться на газелей.

Новости быстро распространяются среди обитателей зенаны. И вскоре все уже знали, включая Али Вади и охранников, что Махди остался доволен аль-Джамаль, своей новой наложницей, а это значительно повысило статус Ребекки. Теперь охранники относились к ней как к старшей жене, а не второстепенной наложнице. Ей тут же выделили трех рабынь, а остальные женщины зенаны, и жены, и наложницы, здоровались с ней и благословляли именем Аллаха при каждом удобном случае, самые же напористые приносили ей свои просьбы и умоляли напомнить Махди о своем существовании. Да и питание стало намного лучше. Из общей кухни ей присылали жареную рыбу, только что выловленную в реке, молочные продукты, кувшины дикого пустынного меда, лакомые кусочки оленины, цыплят и яйца, причем в таком невероятном количестве, что Ребекка могла прокормить целую дюжину больных детей из наиболее бедных семей наложниц.

Новый статус обрела и Назира, которую теперь почтительно величали Амми, или Тетушка, а охранники салютовали ей, когда она проходила мимо ворот. Эмбер тоже стала пользоваться некоторыми привилегиями, поскольку все хорошо знали, что она родная