Лики России (От иконы до картины). Избранные очерки о русском искусстве и русских художниках Х-ХХ вв. - Георгий Миронов

Судите сами. Он увлекается этнографией, участвует в археологических раскопках. Но не вообще. А применительно к его уже в юные годы сформировавшемуся интересу к истории Древней Руси. И увлечение архитектурой, храмовыми росписями – тоже не вообще. Он ищет разные пути, понимая при этом, что лишь одна дорога ведет к Храму.

Он увлекается юриспруденцией. Да, он поступил на юрфак Университета в угоду требованиям батюшки. Но и в силу своего интереса. А получив базовые знания, развил их – в соответствии со своими пристрастиями.

Уже имея репутацию сложившегося художника, он защищает диплом на юрфаке на тему «Правовое положение художника в Древней Руси».

Кто из художников, его современников, может похвастаться такой эрудицией? Кто из юристов того времени (да и вообще в истории русской юриспруденции) может состязаться с ним в профессионализме на таком правовом и историческом поле?

Впрочем, нужно ли так глубоко уходить в тему? И вновь, как и в других очерках и эссе этой книги, подчеркну: хорошее образование ещё никогда не мешало художнику. Другое дело, что одной эрудиции мало. Но и без неё талант до конца реализовать трудно.

Он сам признавался в дневниках:

«Пригодилась и Русская Правда, и летописи, и Стоглав, и акты археологической комиссии. В Древней, самой Древней Руси много знаков культуры; наша древняя литература вовсе не была так бедна, как её хотели представить западники. Но надо подойти к ней без предубеждения, научно».

Эта убеждённость помогла в своё время и мне (в студенческие годы) не корить себя и не стыдиться увлечения археологией, этнографией, итальянским Возрождением и французским Просвещением, и одновременно – историей живописи Обонежья, иконописью эпохи «Московского царства», ювелирным искусством Великого Новгорода. А потом пригодилась и латынь, и древнерусская грамматика, которые поначалу «из-под палки» учил в университете. Всё это пригодилось не только для написания в 70–80 гг. XX в. статей по истории южных и западных славян, но и книг по истории России Х-ХХ в. – в восьмидесятые годы XX века, и вплоть до конца первого десятилетия XXI века. Более того, накопленные с юности познания (иногда в результате страстного интереса, а порой и полученные под давлением требований университетского курса) оказались крайне полезны в моих занятиях литературой: каждый из романов, вышедших за последние пару десятков лет, непременно содержит в себе и исторические сюжеты, и искусствоведческие интарсии.

Смешно и бессмысленно пытаться дотянуться до гения. Но гений для того и возвышен Господом над толпой, чтобы у миллионов простых смертных был ориентир.

Сейчас, когда я пишу этот очерк и на мои плечи давит достаточно большой груз прожитой жизни, я, наконец понимаю, почему в годы юношеской безаппелляционности, увлечения такими страстными, яркими мастерами, как Эль Греко или Ван Гог, я почти в равной степени был покорен внешне бесстрастными, холодными, но удивительно гармоничными живописцами Борисовым-Мусатовым и Рерихом.

Каждый из них по-своему искал свою гармонию. И за внешней бесстрастностью кипели нешуточные страсти системных, целеустремлённых, очень цельных личностей.

Назвал чуть выше Рериха внешне бесстрастным, и усомнился в точности определений. Даже внешне его картины полны драматургии, а статьи – страстного интереса к теме. А интересует его уже в молодые годы многое. Вот лишь названия статей, написанных живописцем и историком: «Иконный терем», «Искусство и археология», «На кургане», «На пути из Варяг в Греки». Да и может ли Рерих бесстрастно писать о проблемах охраны и реставрации исторических архитектурных памятников или о художественной ценности старинной русской иконы?

Показательно, что Н. Рерих был одним из первых русских художников, профессионально писавшим на рубеже веков о древней иконописи.

Картины, статьи. И лекции, прочитанные в спокойной, но – опять же страстной рериховской манере. В Археологическом институте он читает курс лекций «Художественная техника в применении к археологии».

Вот уже несколько десятилетий интересует меня эта тема: картины русских художников как дополнительный источник для самостоятельного изучения истории. В работах многих выдающихся живописцев находил я материал для осмысления этого подхода. И лишь у одного – само осмысление. Вот что писал Рерих:

«При современном реальном направлении искусства значение археологии для исторического изображения растёт с каждой минутой. Для того, чтобы историческая картина производила впечатление, необходимо, чтобы она переносила зрителя в минувшую эпоху, для этого же художнику нельзя выдумывать и фантазировать, надеясь на неподготовленность зрителей, а, в самом деле, надо изучать древнюю жизнь, как только возможно проникаться ею, пропитываясь насквозь».

В биографии выдающегося человека даже второстепенные детали, случайные встречи кажутся при последующем рассмотрении вполне закономерными и детерминированными.

Увлечение археологией привело к созданию ряда самобытных и исторически достоверных картин, вошедших в золотой фонд русской живописи.

Командировка летом 1899 г. (как далеко от меня, живущего в XXI веке, а между тем в 1899 г. родился мой отец, стало быть, моя эпоха) по заданию Русского археологического общества в Псковскую, Тверскую и Новгороскую губернии для изучения состояния охраны памятников старины привела молодого Рериха в Бологое, в имение князя Путятина, профессионально увлекавшегося археологией. Там он знакомится с дочерью архитектора Шапошникова. Мать умной, красивой и образованной девушки приходилась внучкой полководцу М. И. Голенищеву-Кутузову. Это была встреча представителей одного мира, одной судьбы, во многом определившая именно такое течение жизни этих незаурядных людей.

В 1990 г. Елена Ивановна приняла предложение руки и сердца, сделанное Николаем Рерихом.

А Всемирная выставка в Париже приняла его картину «Сходятся старцы». В выставке участвовали Репин, Суриков, Шишкин, Левитан, Серов, Нестеров. Хорошая компания.

Перечисляя позднее своих учителей, Рерих назовет всего три имени: Куинджи, Пюви де Шаванн и Кормон.

Пюви де Шаванна, которого почитал учителем и Виктор Борисов-Мусатов, Рерих в живых уже не застал. А вот в мастерской известного педагога Кормона, как и Борисов-Мусатов, поучиться сумел.

М. Нестеров, подчёркивая педагогический дар Кормона и живописный – Пюви де Шаванна, писал: Кормона нужно слушать, а Шаванна – видеть.

И, говоря о достоинствах исторических полотен де Шаванна, подчёркивал: «Он поднёс своему отечеству не протокол истории Франции, а её поэзию».

Каждый по своему, оба ученика Шаванна – Борисов-Мусатов и Рерих – сделали то же самое применительно к своему Отечеству.

В 1901 г. он возвращается на родину и тут же совершает два важных для себя поступка:

Женится на Елене Ивановне и принимает предложение занять вакантную должность секретаря Общества поощрения художеств.

Продолжается и работа над циклом картин о Древней Руси: «Красные паруса», «Идолы», «Заморские гости», «Зловещие».

Ради чего пишет он эти исторически достоверные и художественно безупречные полотна? Не ради любования прошлым. Ради будущего.

«Народ должен навсегда оборониться от прошлого пошлости и дикости, должен из обломков и самородков, с любовью найденных, слагать Кремль великой свободы, высокой красоты и глубокого знания».

В 1903–1904 гг. Николай Константинович и Елена Ивановна посетили более сорока русских городов: в том числе Ярославль, Кострому, Казань, Нижний Новгород, Владимир, Суздаль, Смоленск. Была создана большая серия архитектурных этюдов. По замыслу автора, это должна была быть своего рода запечатлённая в живописи и рисунке каменная летопись страны. Серия была показана на выставке «Памятники художественной старины».

В 1903 г. супруги Рерихи посетили имение княгини Марии Клавдиевны Тенишевой – Та-лашкино. Многосторонняя программа талашкинских школ и мастерских получила всемерную поддержку Н. Рериха.

Поддержка была, как всегда у Рериха, – и словом, и делом. По его рисункам в талашкинских мастерских были изготовлены диван, кресло, стол, книжный шкаф. Как писали критики, «в них Рерих больше себя проявил как археолог, чем художник». Он был уверен в многообразии талантов наших древних предков. А археология и искусство (слово «прикладное» он не любил, полагая, что искусство неделимо) должны были не просто убедить в наличии истоков русского искусства в Древней Руси, но заставить современников уважительно к ним относиться.

В 1902 г. Рерих принимает участие во вскрытии курганов под Новгородом. Были найдены уникальные янтарные украшения, изготовленные 4000 лет назад. Вот они, те признаки весьма высокой художественной культуры, о которой так много писал Рерих.

Плодотворными оказались и раскопки 1910 года в Новгороде. Были обнаружены предметы начала IX века. Вообще неолит Рерих считал предысторией Руси. Он скептически относился к версии, согласно которой отчёт славянской истории можно вести с IX века, времени призыва варягов. Но в летописях – обращал внимание, Рерих, – сказано, что задолго до упоминания о Рюрике, славяне «изгнаша варяги за море и не даша им дани».